Religion Explained?
436 subscribers
9 photos
1 file
61 links
Мы, Роман Сергиенко и Данила Шелепенков, будем рассказывать о когнитивном религиоведении: его истоках, становлении и современном состоянии.
Download Telegram
Мы — исследователи Роман Сергиенко и Данила Шелепенков, будем рассказывать в этом канале о когнитивном религиоведении: его истоках, становлении и современном состоянии.
Свою главную задачу мы видим так — попытаться разобраться в том, что представляет собой это поле исследования религии сегодня. Для этого мы будем делать обзоры современных исследований (хештег для этих публикаций #современное_состояние), но также обратимся к прошлому — внимательно рассмотрим с чего все начиналось (#истоки) и проследим историю становления когнитивного религиоведения (#становление).
Если получится, планируем еще писать о том, что нам кажется важным из поля психологических/антропологических/эволюционных исследований религии.
Программная статья Explaining religious ideas: Elements of a cognitive approach (1992) Паскаля Буайе, в которой он описал положения когнитивного подхода к исследованию религиозных представлений, получила не так много внимания исследователей (смотрите цитирование) особенно в сравнении с другими его ранними работами (1990, 1994). Данная статья представляет интерес сегодня не только с точки зрения развития идей самого когнитивного антрополога (прежде всего, теории минимальной контринтуитивности). Она показывает, как формировались основания будущей стандартной модели когнитивного религиоведения. На протяжении большей части статьи Буайе обсуждает четыре положения — элементы когнитивного подхода к религиозным представлениям. Я не буду их пересказывать, а просто остановлюсь на некоторых любопытных моментах, характеризующих когнитивный подход в религиоведении начала 1990-х годов.

В самом начале Буайе сетует на то, что когнитивная наука не оказала должного влияния на теории религиозных идей и действий. Этносемантика, субдисциплина когнитивной антропологии, ограничивает свое исследование анализом когнитивных аспектов культурных репрезентаций повседневных явлений (биологические таксономии, классификации ежедневных действий, термины родства и так далее). Религии, таким образом, не уделялось внимания в рамках когнитивных подходов (хотя существует ряд исключений: Буайе ссылается на работы Даугерти, Лоусона и Макколи).

Каковы же элементы когнитивного подхода к религиозным представлениям, который предлагает Буайе? Прежде всего, он уточняет, что речь идет не о когнитивной теории религий, а о когнитивной теории религиозных представлений/репрезентаций. Цель когнитивного подхода — “описать процессы, в соответствии с которыми люди усваивают, репрезентируют и передают определенные религиозные представления и действия”. Важно, что когнитивный подход не стремится объяснить все макроуровневые культурные феномены и закономерности, связанные с религией. Некоторые привычные для религиоведов темы (“макроявления”), например, динамика религиозных движений или историческое развитие религиозных доктрин, находятся вне фокуса когнитивной теории религии.

Буайе подробно разъясняет, что именно когнитивный подход должен объяснить: повторяющиеся признаки религиозных представлений, которые можно обнаружить в большинстве культур. Он подчеркивает, что речь идет именно о существовании повторяющихся основных тем/признаков в представлениях о сверхъестественном, а не о том, что есть некие универсальные религиозные идеи. Пример представления с повторяющимся признаком, которое можно встретить в религиях, фольклоре, сказках большинства культур (но не во всех): не-физический аспект человека может продолжать свое существование после смерти физического тела.

Есть две причины, как пишет Буайе, по которым кросскультурное повторение определенных видов религиозных представлений долгое время не было предметом изучения антропологов. Первая — это свойственный им релятивизм. Они, как правило, обращают внимание на культурные различия и акцентируют их. Рекуррентность в религиозных феноменах рассматривается как обманчивая видимость, скрывающая основополагающие различия. Вторая причина, на которую указывает Буайе, — это расхожее ошибочное представление о том, что “человеческая природа” должна проявляться только в универсальных характеристиках вида. Так, скажем, если какой-то религиозный признак широко распространен, но не является при этом универсальным, то он не имеет отношения к человеческой природе и, соответственно, находится за пределами рамок общей теории религии. Буайе замечает, что в основе подобных рассуждений лежит путаница между процессами и их результатами. Наличие универсального процесса не означает, что его результат будет одним и тем же при всех возможных обстоятельствах. Смысл объяснительной теории — сократить многообразие и показать, каким образом разнообразные феномены являются результатом, с одной стороны, действия общих механизмов, и множества непредвиденных обстоятельств — с другой.
Статью можно почитать здесь.
#становление #Буайе
Раннее когнитивное религиоведение и другие исследовательские традиции

В ранних работах когнитивных религиоведов заметно их стремление отмежеваться от прежних традиций в исследовании религии. Это характерно для разных авторов в разной степени, но общую тенденцию, особенно у сторонников стандартной модели, проследить можно. В чем она проявлялась?

Прежде всего, в критике. Ее цель — отбросить или опровергнуть предшествующие научные теории и исследовательские стратегии. Например, в начале «Объясняя религию» Паскаль Буайе поочередно отбрасывает наивные, а вместе с ними и научные объяснения религии через ее функциональное значение. Таким же образом Буайе поступает с современной культурной антропологией за ее отказ от попыток объяснить религию*. Помимо критики, религиоведы-когнитивисты просто игнорировали другие научные подходы. Я писал об этом в контексте психологии религии.

Иное отношение к прежним научным традициям можно увидеть в работах родоначальника когнитивного исследования религии, автора первой когнитивной теории религии Стюарта Гатри. Представляя свою теорию религии как антропоморфизм, Гатри опирается на разные научные и интеллектуальные традиции: функционализм, интеллектуализм и психоанализ. Показательно, что в последующих работах Барретта, Буайе, Пюсиайнена и других идеи Гатри были интерпретированы в узком когнитивно-эволюционном ключе.

Может быть, свойственное раннему когнитивному религиоведению стремление отмежеваться от других научных традиций — это естественный этап в становлении новой области знания?

Вполне возможно. Об этом пишет социолог религии Уильям Симс Бейнбридж в комментарии к статье Джесси Беринга The folk psychology of souls (2006). Бейнбридж начинает с замечания: когнитивному религиоведению неплохо бы установить связи с социологией, областью в которой нашлось место когнитивно-ориентированным подходам: структурному функционализму, символическому интеракционизму, теории социального обмена и другим.

Затем Бейнбридж объясняет, почему значительная часть работ социологов была когнитивными религиоведами проигнорирована. Во-первых, как он пишет, «любая новая школа мысли должна созревать в интеллектуальной изоляции, пока ее идеи не будут разработаны достаточно хорошо для того, чтобы справится с критикой». Бейнбридж называет этот процесс аллопатрическим принципом культурной инновации. В биологии аллопатрическое видообразование означает видообразование на основе географической изоляции. Соответственно, аллопатрический принцип в культуре предполагает, что формирование новых культурных движений, как и образование новых биологических видов, происходит быстрее в условиях изоляции от других движений. Во-вторых, Бейнбридж сетует, что формирование когнитивной науки начиная с 1960-х годов происходило в отрыве от социологии, политологии и социальной психологии**. По словам Бейнбриджа, это результат непонимания и предрассудков, поскольку основные школы в социологии — структурный функционализм и символический интеракционизм — вполне когнитивно-ориенированные, в них подчеркиваются такие понятия, как социальные роли, групповая идентичность и определение ситуации. Однако Бейнбридж замечает, что «из-за редкого использования строгих статистических методов в этих подходах ученые-когнитивисты могли посчитать их недостаточно "научными" и не включить в когнитивную науку». В итоге когнитивное религиоведение могло унаследовать свойственную когнитивной науке дистанцированность от социологии и некоторых других социальных дисциплин.

_____________________________
* Йеппе Синдинг Йенсен приводит (С. 138) другие интересные примеры из работ Буайе и Пюсиайнена.
** Надо сказать, что в случае социальной психологии с Бейнбриджем нельзя полностью согласиться. Можно вспомнить о социальном познании (Social cognition), научной области, возникшей в 1970-е как раз на стыке когнитивной и социальной психологии.
#становление #стандартная_модель #Гатри
​​Джастин Барретт, «Исследование естественных основ религии» (2000)

Продолжаем разбираться в семантике естественности религии в когнитивном религиоведении. Сегодня обратимся к самой цитируемой статье психолога Джастина Барретта, которая вышла в Trends in Cognitive Sciences. В ней Барретт впервые вводит в научный оборот тезис естественности религии, который рассматривается им как теоретическая основа и исследовательская стратегия когнитивного религиоведения. Тезис таков: какими бы необычными религиозные идеи и действия не казались на первый взгляд, религия по большей части — это «естественный продукт совокупности обычных когнитивных процессов». В этом смысле религиозные идеи и действия можно продуктивно исследовать эмпирически, используя теории и методы когнитивных наук. Например, религиозные понятия можно исследовать как частные случаи индивидуальных ментальных репрезентаций.

Барретт не ограничивается заявлением, что религия основана на обычных когнитивных процессах. Он пишет: «люди, по всей видимости, естественным образом восприимчивы к религиозным идеям». Барретт обосновывает это утверждение, ссылаясь на исследования из области детского развития. Дети дошкольного возраста легко усваивают представления, имеющим прямое отношение к религиозным понятиям. Например, в исследованиях дети сообщали, что Бог — создатель природных объектов, но не артефактов, а люди, наоборот, создают артефакты, но не природные объекты.

Другое подтверждение восприимчивости к понятиям сверхъестественного приходят из исследований памяти. В экспериментах обнаружили, что минимально контринтуитивные понятия, то есть понятия, содержащие одно онтологическое нарушение, взрослые припоминают лучше, чем интуитивные, слишком контринтуитивные и «диковинные». Впрочем, последующие работы показали смешанные результаты: в одних гипотеза о лучшей запоминаемости минимально контринтуитивных элементов подтверждалась, в других — нет.

Наконец, Барретт предлагает механизм, позволяющий объяснить особую восприимчивость людей к определенному классу понятий сверхъестественного — представлениям о богах, предках, духах и прочих сверхчеловеческих существах. Он утверждает, что у людей, как и у других животных, есть «гиперсенситивный механизм обнаружения агентов» (Hyperactive agent-detection device, сокращенно HADD) — перцептивное смещение, которое в условиях неопределенной информации из внешней среды — звуки, движения, тени и прочие — сигнализирует о присутствии агента. Гипотеза Барретта состоит в том, что активация HADD заставляет людей приписывать неоднозначным событиям и объектам действия намеренных агентов, даже если таковые в действительности отсутствуют. И поскольку у людей есть такой гиперсенситивный механизм и, как следствие, опыт ложного обнаружения агентов, представления о невидимых намеренных существах привлекают внимания людей больше, чем неагентные представления. Соответственно, первые, а не последние представления, более вероятно получат распространение.

Итак, называя религиозные представления и действия естественными, Барретт подразумевает две вещи: религия в значительной степени является естественным продуктом совокупности обычных когнитивных процессов, а люди наделены естественной восприимчивостью к понятиям сверхъестественного. Последнее утверждение станет ключевым для когнитивного религиоведения и в другой терминологии у Джесси Беринга и того же Барретта получит распространение в научной литературе как тезис «прирожденных верующих». Надо отметить еще один момент. Если люди наделены естественной восприимчивостью к религиозным идеям, то логично предположить, что религиозные верования всегда будут присутствовать в человеческих сообществах. Однако такое заключение делает уже не Барретт, а другой представитель когнитивного религиоведения — Роберт Макколи, с работой которого познакомимся в будущих постах.
#естественность_религии_в_когнитивном_религиоведении #Барретт #мехнизм_обнаружения_агентности #становление
​​Паскаль Буайе в одной ранней работе (ссылки в первом комментарии) пишет про частотную разницу между понятиями «дух» и «зомби»: представления о первых встречаются в различных культурах гораздо чаще, чем представления о вторых. Объясняет он это тем, что дух — это личность (здесь имеется в виду онтологическая категория "личность" или "человек"; другие категории: животное, растение, артефакт, природный обьект), у которой есть стандартные психические характеристики: желания, намерения и убеждения, - и особые физические свойства, например, бестелесность. Зомби — это тоже личность, у которой, наоборот, к стандартным физическим характеристикам добавляются особые психологические характеристики, а именно, отсутствие психики. Понятия о духах активизируют нашу интуитивную психологию и мы легко можем рассуждать о том, чего духи хотят, кем они довольны, а кем нет, что им известно и так далее. С зомби так не выходит - они психологически пусты, поэтому, как культурные идеи, они встречаются реже, чем представления о духах. Яркий пример того, как базовые и не-культурные по своей природе психические предпочтения людей направляют культурный отбор.

Буайе обращает внимание на ещё одно важное следствие указанных особенностей психики: люди неизбежно дополняют идею о зомби «понятием какого-нибудь духа или ведьмы или божества, осуществляющих "удаленный контроль" над зомби». Всюду, где появляется понятие о существах, лишенных психологических свойств, как в случае зомби или одержимости, оно дополняется существами, такими свойствами обладающими. И хотя образ зомби "самого по себе" вполне возможен, культурный отбор, направляемый психикой, благоприятствует тем вариантам, где зомби находится под властью намеренного зомбовладельца.

Впрочем все, кто знаком с популярной культурой и зомби-фильмами, могут заметить, что в современной культуре и, скорее всего, в головах людей доминирует иной образ зомби, а именно, "автономный" зомби-разрушитель (хотя ранние фильмы были очень близки к фольклорным нарративам: например, «Белый зомби» (1992), «Я гуляла с зомби»(1943)). Зомбирование в этих сюжетах — это не дело рук колдуна или иного злонамеренного персонажа, а результат заражения людей вирусом или же действия особого вещества, подымающего мертвецов из могил.

Впрочем нарративы и современная культура не были объектами анализа у Буайе. Его интересовала форма и организация религиозных, шире — контринтуитивных понятий, а также механизмы их передачи прежде всего в дописменных культурах. Тем не менее вопрос о том, как трансформируется нарратив и образ зомби при переходе от устного/письменного способа их трансмиссии к визуальному, крайне интересный. Как раз по теме фольклорных и киношных зомби есть замечательная статья Александры Архиповой, в которой она знакомит читателя с классификацией метасюжетов в фильмах о зомби фольклориста Микела Ковена. Архипова объясняет успех сюжетов "зомби-апокалипсис" страхами, пугающими жителя современного большого города: заражение, болезни и так далее.
#Буайе #становление #контринтуитивные_понятия #зомби #кино
​​Роберт Макколи, «Естественность религии и неестественность науки» (2000)

Продолжаем тему естественности религии в когнитивном религиоведении и в этот раз рассмотрим статью Роберта Макколи. Под словом «естественный» скрывается множество разных смыслов, поэтому Макколи уточняет два значения, в которых он рассматривает собственно религию, а не науку, как естественный в когнитивном смысле феномен.

В первом значении Макколи называет естественными убеждения или действия, которые являются привычными, очевидными и интуитивными. Они — часть нормального хода событий и не требуют сознательных размышлений. Закрыть окно, когда сидишь на сквозняке, — пример вполне «естественного» действия в этом смысле. Макколи замечает: то, что мы считаем «нормальным ходом событий», отчасти зависит от нашего социального и культурного окружения. И еще один момент: человек конечно же может размышлять о своих интуитивных убеждениях и действиях, однако эти размышления никак не повлияют на них в реальном времени.

В чем заключается естественность религии в обозначенном смысле? По мысли когнитивного религиоведа, многие особенности религии естественны не только потому, что люди усваивают их с легкостью или потому, что они не требуют сознательной рефлексии. Естественность религии проявляется в том, что эффекты сознательного размышления над религиозными понятиями в ситуации решения когнитивной задачи «обычно подавляются нерефлексивными привычками разума». Макколи ссылается на исследования Джастина Баррета и Фрэнка Кейла (1996), показавшие, что верующие в задаче припоминания истории обычно описывают концепцию Бога в более простых и интуитивных категориях, «некорректных» с доктринальной точки зрения.

Во втором значении Макколи предлагает рассматривать естественным всё, что не зависит от конкретной культуры: «эти аспекты человеческой деятельности и психической жизни не только не требуют значительной культурной поддержки, они зачастую вообще не нуждаются в какой бы то ни было культурной поддержке» (это близко тому, что Буайе назвал зависимостью от некультурных факторов). Такие когнитивные способности, как распознавание лиц, овладение первым языком, интуитивная физика, биология и психология (модель психического), по всей видимости, не нуждаются в каких-то особых культурных условиях. По мысли Макколи, естественное во втором значении составляет подмножество того, что считается естественном в первом смысле (привычное, самоочевидное и не требующее сознательных размышлений). В данном случае, называя религию естественной, а науку — неестественной, Макколи подразумевает два момента. Во-первых, культурные институты играют гораздо более важную роль в формировании и сохранении науки, чем религии. Иначе говоря, зарождение и развитие науки зависит от особых культурных условий. Это верно и для теологии, однако Макколи замечает, что теология про этом не является необходимым условием религии. Во-вторых, в отличие от науки, религия гораздо ближе к нашим естественным когнитивным тенденциям, которые в меньшей степени опираются на вклад конкретной культуры.

Какие же свидетельства в пользу естественности религии приводит Макколи? Первое: религиозные воззрения возникают в доисторическую эпоху — то есть во времена, когда еще не было сложных социальных институтов. Второе: некоторые особенности религиозных идей «повторяются на протяжении всей истории в самых разных физических и культурных условиях». Например, все религиозные системы включают идею сверхъестественных агентов. Третье: религии, в отличие от науки, встречаются в каждом человеческом сообществе.

Наконец, Макколи дает сильное и важное для дальнейших дискуссий в когнитивном религиоведении предсказание — для безрелигиозного общества в будущем нет оснований: «развитие науки никогда не будет представлять серьезную угрозу для устойчивости религии, или характерным для нее формам объяснений, или же появлению новых религии».

P.S. О развитии взглядов Маколли на естественность религии и неестественность науки можно узнать из статьи Евгения Пилецкого.

#естественность_религии_в_когнитивном_религиоведении #Макколи #становление