Смерть и Мебель
938 subscribers
172 photos
6 videos
21 files
437 links
что-то среднее

обратная связь: @micro_stroke
Download Telegram
#НКО #феминизм #политическое_воображение
В 2007 году феминистский проект из США “INCITE! Women of Color Against Violence” выпустил очень крутой сборник “Революция не будет финансироваться: по ту сторону некоммерческого промышленного комплекса” (The revolution will not be funded: beyond the non-profit industrial complex). Как понятно из названия, сборник посвящен критике НКО, филантропических организаций и донорских фондов. В книге есть три раздела: история некоммерческого промышленного комплекса, его влияние на радикальные политические движения и борьбу, и политические организации по ту сторону NPIC. Основной аргумент отражен в заглавии: действительно радикальные и революционные движения и проекты никогда не будут спонсироваться государствами и капиталистами. Спонсируются как раз проекты и организации, которые позволяют де-радикализировать существующие низовые движения, направить их борьбу в более приемлемые и менее опасные для статус-кво формы. Например, во времена расцвета Черных пантер, занимавших анти-расистскую и анти-капиталистическую позицию, спонсировались реформистские афро-американские организации, направленные не на переустройство системы, а на более успешную интеграцию в нее представительниц и представителей афро-американского сообщества. Если раннее феминистское шелтерское движение было направлено против государства и его институтов, считавшихся патриархальными, то сотрудничество с фондами привело к к тому, что сегодня шелтеры сотрудничают с полицией, судами и миграционной службой. USAID спонсирует только организации, поддерживающие криминализацию коммерческого секса (в том числе, криминализацию клиента), и не спонсирует организации, поддерживающие декриминализацию. И так далее, идея понятна.

Благодаря финансированию больше ресурсов получают именно реформистские организации, которые с течением времени все больше и больше начинают зависеть от своих спонсоров и окончательно теряют свою автономию. Постепенно цели таких организаций начинают определяться уже не столько ими самими, сколько их донорами. Более того, НКО вынуждены соревноваться за финансирование между собой. И кто его получит определяют тоже спонсоры. Из-за постоянной конкуренции НКО оказываются в ситуации, когда они не могут признавать своих ошибок и вынуждены постоянно декларировать успех своих кампаний, ведь никто не будет спонсировать “неэффективные” НКО. То есть спонсорство и порождаемая ими конкуренция практически сводят к нулю инициативу для самокритики и делают важным не столько заботу о проектах, сколько заботу об имидже. В результате НКО обзаводятся постоянно расширяющимися пиар отделами, а их сотрудники из активисток и активистов превращаются в бюрократов и бюрократок, которых отчетности и документооборот заботят больше политики. По структуре своей организации НКО все больше напоминают капиталистические корпорации, а не их альтернативы.

Еще интересный момент заключается в том, что благодаря спонсированию НКО корпорации могут уклоняться от уплаты налогов. Согласно американскому законодательству, деньги, которые пошли на благотворительность, не облагаются налогами. Как пишет Андреа Смит, в середине ХХ века филантропия рекламировалась в американских финансовых журналах “as tax-shelter tools”.

На данный момент НКО стали доминирующей формой политической организации в США, если не по всему миру. Более радикальные низовые движения оказываются еще более маргинализованными чем раньше. Но еще хуже то, что НКО становятся главной формой политического воображения. Мы все меньше думаем о политических проектах в политических и коллективных терминах, и все больше и больше в терминах грантов, финансов, отчетов, карьеры, пиара и так далее. НКО стали не просто контролируемой и спонсируемой альтернативой предыдущим формам общественно-политической организации, они по сути вытеснили другие формы политической организации и воображения.
#эпистемология #конструктивизм #феминизм #знание #Аннмари_Мол #объективность
«Но здесь воспроизводится общая логика некоторых феминистских нарративов: знание и позиция оппонент_ок не объективно, потому что объективность — социальный конструкт, который не может претендовать на адекватное отражение реальности и статус истины. Парадоксальным образом, тут скрывается допущение, что единственная объективная, неопровержимая истина — это сам тезис о сконструированности и невозможности объективности. Еще более парадоксальным образом, после критики объективности, которая всегда оказывается критикой объективности именно оппонент_ок, может следовать описание того, как «все обстоит на самом деле». Объективности не существует, да здравствует объективность. Эта логика характерна не только для феминистских постов в социальных сетях, но, до некоторой степени, может быть прослежена и в феминистской эпистемологии как таковой.»

Опубликовал на сигме текст про логику непоследовательности во взаимодействии социального конструктивизма и некоторых феминистских эпистемологий — логику, которая, в конечном счете, приводит и конструктивизм и феминизм к своим противоположностям.

https://syg.ma/@danil-danila/nastoiashchaia-skonstruirovannost-o-paradoksakh-fieministskoi-kritiki-nauchnoi-obiektivnosti
#перформативность #секс_работа #перевод #феминизм #эпистемология #универсализм #метафора
"... как и всякая метафора, «проституированная женщина» не просто описывает «реальность», но также обладает и перформативным эффектом,
то есть является формой действия и действует сама. В этой роли она не только обозначает ужасы патриархата, но и помогает реставрировать единство женского субъекта. Коммерческий секс, представляемый как опасный для всех женщин, неважно, вовлечены они в него или нет, одновременно дает возможность говорить обо всех женщинах как о группе, и через это говорение сконструировать их как группу, объединенную неким опытом, виртуальным или реальным. И эта разделяемая всеми женщинами угроза, исходящая от коммерческого секса, легитимирует претензию нео-аболиционистской версии феминистского проекта говорить от лица женщин как универсальной категории."

Статья из журнала Социология Власти (2018) о том, как феминистские обсуждения коммерческого секса связаны с вопросами об эссенциализме, кризисе универсальной женской идентичности, переводами феминистских дискурсов между глобальным и российским контекстом, историей феминиcтского движения и конфликтов внутри него, колониальностью знания и прочим.

http://www.socofpower.ranepa.ru/files/docs/1_2018/2---.pdf
#феминизм #секс_работа #Шведская_модель
В декабре Новая Газета, при поддержке официального сайта Швеции ru.sweden.se, опубликовала статью о Шведском законе о криминализации покупки секс-услуг. Несмотря на то, что статья иногда пытается в критику, в целом она скорее позитивно описывает закон и, самое главное, создает превратное впечатление о его эффектах. Разберемся с тем, что же не так со статьей.

Начинается статья с утверждения о том, что проституция «если подумать лучше» связана с отсутствием выбора. И далее в статье проводится мысль о том, что коммерческий секс не может быть добровольным, и что он представляет собой форму рабства и прочий бред. Я даже не буду разбирать подобные утверждения, просто оставлю эту ссылку.

Далее мы читаем «в среднем по миру около 60% проституированных женщин пережили сексуальное насилие в детстве». Тут ссылка на вот это (псевдо)исследование Фарли и остальных. Это исследование цитируется в статье аж два раза. Как и еще одно (псевдо)исследование Фарли. Оба этих исследования анализирует Робер Вейцер и приходит к выводу, что они «flawed», то есть методологически и аналитически некорректны. Например, Фарли и компания в Замбии интервьюируют только секс-работниц, обращавшихся за помощью в кризисный центр. То есть они интервьюируют секс-работниц у которых очевидно есть те или иные проблемы (иначе они не стали бы обращаться за помощью), и на основании интервьюирования этой группы они делают вывод о положении секс-работниц в целом. Ну это полная шляпа. Это как если бы вы хотели узнать, сколько людей сталкиваются с насилием, пошли в травмпункт и пришли к выводу что сто процентов. То есть человек даже не стремится ни к какой аккуратной работе с данными и адекватной презентации своих результатов. И так со всеми исследованиями Фарли.

В поддержку тезиса о том, что секс-работа это не работа и что ее нельзя легализовывать (кстати, большинство организаций, защищающих права секс-работниц говорят о декриминализации, а не о легализации, но пока официальный сайт Швеции платит можно об этом не вспоминать) утверждается следующее: «Гарантировать себе физическую безопасность невозможно (в странах, где проституция легализована, не становится меньше ни насилия, ни стигматизации, зато растут количество вовлеченных вообще и торговля людьми)». Предположим, что это так. Проблема только в том, что стигматизация, насилие, количество вовлеченных и торговля людьми растут и в странах, где запрещена покупка коммерческого секса. Возьмем в пример Швецию. По данным исследований, стигматизация секс-работниц после принятия закона не уменьшилась, а увеличилась. Торговля людьми увеличилась c 15 зарегистрированных случаев в 2008 до 82 в 2017. Рост – более 500%. Также согласно данным исследователей, закон привел к увеличению насилия в отношении секс-работниц. (По некоторым данным, в Северной Ирландии введение шведской модели криминализации покупки привело к увеличению насилия в отношении секс-работниц на 92%.) А теперь самое интересное – эти данные есть в двух источниках, которые цитируются в статье на Новой (об этом далее). Но они ни разу не упоминаются в статье. Действительно зачем думать о негативных сторонах, пока платит официальный сайт Швеции?
#феминизм #секс_работа #Шведская_модель #колониальность
Кстати, Швеция систематически заказывает пропаганду своего закона в русскоязычных СМИ. Вот тут например, интервью Беллы Рапопорт с Вевикой Холст (вышедшее при поддержке Swedish Institute Creative Force), а здесь его критический разбор. Там кстати Холст делится своими параноидальными фантазиями о страшном сутенерском лобби и еще заявляет например такое: "Впрочем, если какие-то женщины действительно обожают это делать [заниматься секс-работой] — что ж, я не против. Ведь женщины не криминализованы. Продавать секс в нашей стране совершенно законно. Да, найти клиентов им будет не очень легко, но это аспект ведения любого бизнеса, не так ли?" Такой вот феминизм, который в жертву своей бредовой идеологии готов приносить благосостояние женщин, занимающихся коммерческим сексом.

Ну а тот факт, что Швеция настойчиво пропагандирует свой закон (вот где насточщее лобби), при этом умалчивая о его негативных эффектах, может рассматриваться как классический пример софт колониализма.
#кино #ведьмы #феминизм #метафора
Про "Гретель и Гензель" Оза Перкинса. Режиссер говорит, что эстетически фильм вышел формалистским, с ориентацией на брутализм, советский дизайн и фильмы Алехандро Ходоровского. В нем много неона, много синтов и эмбиента, этно-расовое дайверсити второстепенных персонажей и феминизм. Причем феминизм занимает чуть ли не главное место. По крайней мере, в восприятии фильма. Практически во всех (англоязычных) рецензиях и интервью с Перкинсом, которые мне попадались, есть упоминание феминизма. И собственно нарратив фильма не просто располагает к подобным интерпретациям, но делает все, чтобы у зрительниц не осталось возможности не подумать о феминизме во время просмотра.

Основной сюжет фильма строится вокруг взаимоотношений старой Ведьмы и Гретель, которая оказывается в заколдованном доме вместе с братом. Ведьма говорит на языке радикального феминизма, в духе «мы (ведьмы-женщины) должны иметь власть», на вопрос не замужем ли она, риторически отвечает «А ты видишь цепи на моих ногах?» (то есть в браке не состоит), и постоянно повторяет про особые женские силы, женскую независимость и т.д. И еще она хочет съесть брата Гретель. Гретель же слушает и с чем-то соглашается, но вместо деструктивного пути ведьмы (есть детей и разрушать), она выбирает путь «развития», что видимо предполагает использование своих магических способностей во благо, а не во зло. В итоге она убивает ведьму и спасает брата. То есть фильм оказывается не просто про феминизм, а про разные феминистские подходы и про конфликты между разными поколениями и направлениями, которые можно условно обозначить как радикальный и пост-феминистский.

Интересно то, что в этом фильме ведьма является не просто метафорой феминистки, а становится феминисткой. То есть фильм представляет собой ту точку, в которой метафора и объект, к которому она отсылает, сливаются. С точки зрения поп-культурной оптики оба образа становятся взаимозаменяемыми, что, конечно, может быть проблематичным по разным причинам, но все-таки интересно с точки зрения динамики культурного воображения и его политических эффектов.

https://youtu.be/ZCVFgXQRMtQ
#секс_работа #феминизм #8_марта #Шведская_модель
Международный комитет за права секс-работн_иц в Европе (ICRSE) выпустил Феминистский манифест в поддержку прав секс-работников (да, есть перевод на русский). В него включены базовые требования секс-работниц: декриминализация коммерческого секса; право на труд; право распоряжаться своим телом; право быть включенными в феминистское движение не в качестве объектов жалости и спасения, а на равных; право говорить и быть услышанными; призыв к эффективной борьбе с насилием, стигматизацией и дискриминацией по отношению к секс-работниц_ам.

Отдельно написано про шведскую модель: "Было убедительно доказано, что шведская модель и другие формы уголовного преследования секс-работы вредят секс-работникам. В странах, где действует шведская модель, секс-работники живут в нищете; они не могут отстаивать свои интересы в переговорах с клиентами; их лишают жилья и депортируют; их преследуют по уголовным законам за работу в одной квартире, помогающую обеспечить безопасность. После декриминализации у секс-работников появляется возможность действовать вместе и бороться с насилием и эксплуатацией на рабочем месте."

Манифест подписали 163 организации из Европы и еще 22 из других частей света. Там есть женские, феминистские, правозащитные, транс, ЛГБТ и анархистские проекты. 163 организации только из Европы (от Грузии и Турции до Швеции и Норвегии) - это действительно много, и это очень круто. Хочется надеяться на то, что движение за права секс-работн_иц будет продолжать расти, что оно займет достойное место в феминизме в целом, окончательно вытеснив оттуда консервативных радфем с их любовью к полиции, криминализации и государству, и что секс-работа будет декриминализирована везде, в том числе и в (пост)россии.
#порнография #соц_сети #феминизм #сексуальность #аффект
— Некоторые феминистки критикуют порнографию, одновременно выкладывая абсолютно порнографичные или даже гиперпорнографичные селфи в инстаграме. Как критика порнографии с эссенциалистских позиций (порно это всегда патриархат, неважно какое порно) сочетается с тем, что ты постоянно постишь свои откровенные секси-фотки? То есть даже не как, а почему такое сочетание вообще возможно?

— А почему откровенные феминисткие фото обязательно порнографичны? Они просто выкладывают свои тела, и только потому, что порнография стала доминирующей оптикой восприятия телесности, ты воспринимаешь их как порнографичные. Феминистки выкладывают фотографии своего обнаженного тела как вызов этой оптике патриарахата, они выкладывают как знак контроля над своими телами, то есть предполагается, что тут работает логика, как раз противоположная логике порнографии.

— Во-первых, можно сказать, что порнографичны не изображения, а само выкладывание, постинг, который всегда предполагает, что мы хотим, чтобы то, что выложено, было увиденным, причем как можно большим количеством людей. Во-вторых, некоторые вебкам модели, или порноактрисы, или секс-работницы говорят, что их опыт тоже позволил им обрести уверенность в себе, принять свое тело, раскрыть свою сексуальность и так далее. Не говоря уже о заработке. Кстати также и о заработке инста-феминисток. То есть и для вебкам и для феминисток выкладывание фоток может быть опытом эмпаурмента и эмансипации. Как и, например, опытом отчуждения или само-объективации (да, не стоит забывать и замалчивать, что феминизм – это не только сэйф спейс с радужными единорогами, что он тоже может быть травматичным и токсичным). Но для вебкам моделей или для порноактрис, тех, у которых положительный опыт, для них порнография это не то, что они осуждают, а то, что они как будто используют, рискуя конечно, но иногда опыт взаимодействия оказывается положительным.

— Но как провести границу между скажем феминисткой, рекламирующей присланный вибратор или описывающей свой сексуальный опыт, и порнографией, порнографическим дискурсом? не является ли феминистское описание вибратора именно феминистской версией эротического или порнографического дискурса? то есть именно такого порнографического дискурса, который фокусируется на женском, а не на мужском опыте и удовольствии? к тому же порнография также может быть политичной или образовательной. Порнография может быть настолько же феминистской, насколько феминизм может быть порнографичен.

— У ксенофеминистки хелен хестер, кстати, есть аргумент о том, что антипорнографический феминизм это и есть порнография, разновидность misery porn. То есть они всегда настолько графично и аффективно описывают жертву, описывают страдание, описывают сексуальное насилие, что зритель или читательница испытывают возбуждение. это возбуждение не обязательно носит эротический характер, оно более "благородно" и легитимно, потому что предназначено для среднего класса, но хестер говорит о том, что и порнография не всегда эротична. она даже утверждает, что порнография вытесняет сексуальность, заменяя ее на медиализированный аффект, аффект, вызванной постоянно ускоряющимся ритмом и интенсивностью циркулирующей информации-капитала. в современном мире секс - это лайк, комментарий, уведомление, количество просмотров. возможно порнография и инста-активизм когда-нибудь окончательно сольются в экстазе от чистой интенсивности откликов, реплаев, сердечек, эмоджи. мы будем смотреть не сами видео, а количество их просмотров и комментариев. хотя мы и так уже это делаем. порнотопия - это мир в котором все постоянно возбуждены, и это и есть мир социальных сетей.
#Батлер #БДСМ #феминизм #насилие #sex_wars
И еще одно замечание, связанное с недавним интервью Батлер и Маши Гессен. Батлер отстаивает концепцию ненасильственного сопротивления и делает заявления в духе “если мы хотим построить общество без насилия, то нам нужно стараться достигать этой цели без насилия”. Политически это довольно спорная стратегия, не раз подвергавшаяся критике, в том числе с анархистских и феминистских позиций. К тому же Батлер занимает такую универсалистскую позицию, рассуждая с крайне абстрактной точки зрения (как же феминистская эпистемология? ситуационные знания? и вот это все?), типа ненасилие - хорошо, насилие - плохо, как если бы хорошо и плохо не определялись в разных ситуациях и разными группами по своему. В общем у меня интервью вызвало много вопросов и размышлений.

Один из них касается раннего творчества Батлер. Мало кто знает, что до того, как стать квир-феминистской иконой, она была радикальной анти-секс феминисткой и даже написала статью с критикой БДСМ для сборника Against Sadomasochism. Затем она поменяла свои позиции и начала критиковать анти-порнографическое движение и поддерживать, например, декриминализацию секс-работы, как и отстаивать разнообразие сексуальных практик и отношений. К сожалению, статью Батлер с критикой СМ мне так и не удалось найти, а сама Батлер никогда больше не высказывалась эту тему. Но в целом позиция анти-секс феминизма заключалась в том, что БДСМ - это насилие, а насилие - это патриархат (даже если речь идет о лесбийском сексе), поэтому в мире феминистского будущего таким практикам нет места. Позиция секс-позитивного феминизма заключалось в том, что насилие - это контекстно-специфическая категория, и если в одних случаях оно недопустимо, то в других (те же БДСМ практики, в которых все участвуют по согласию и получают удовольствие, или бунты типа Стоунволла) вполне приемлемо. И вот теперь, в дискуссии этики ненасилия Батлер возвращается к эссенциалистскому, универсалистскому пониманию насилия, которое, в общем, гораздо ближе консервативному радфем, чем признанию того, что насилие - это не что-то стабильное и неизменное, но феномен, значение, содержание и эффекты которого во многом зависят от ситуации, в которой оно имеет место. В общем вопрос такой: что если нынешняя политическая философия Батлер - это, по крайней мере отчасти, возращение к пуританским и фундаменталистским позициям радфем, чем продолжение анти-эссенциализма ее более позднего периода?
#феминизм #активизм #секс_работа #sex_wars #swerf #terf

О правильном и неправильном феминизме

Я часто встречаю идею о том, что это типа неправильно делить феминизмы на правильные и неправильные. Что все феминизмы по-своему важны и все феминистки вносят вклад в общее дело.

Тут у меня есть вопрос: а в какое общее дело вносят вклад трансфобные феминистки? или феминистки исключающие секс-работниц? феминистки против мигрантов? То есть понятное дело, что они вносят вклад в трансфобию, стигматизацию секс-работниц и анти-мигрантскую риторику, но с этими делами не хочется иметь ничего общего.

Феминизм — это политическое движение, и насколько оно про коалиции объединения и солидарности, настолько же оно про проведение границ. Это не значит, что границы обязательно должны быть исключающими и абсолютно закрытыми. С оппонентками можно и нужно вести диалог (если есть возможность), можно даже стараться понять их позицию, выслушивать их аргументы и т.д. Вообще не обязательно устраивать срач (но если хочется, то можно) каждый раз, когда вы встречаетесь с противоположным мнением. Но если я не критикую SWERF или TERF 24 часа в сутки, это не значит что я могу назвать это правильным феминизмом.

Конечно, речь не идет о том, что “правильный” или “неправильный” — это объективные категории. Это ситуативные обозначения, которые зависят от политических позиции той или того, кто их использует. Для феминизма секс-работниц неправильным будет (нео)аболиционистский феминизм, поддерживающий шведскую модель, а для (нео)аболиционисток наоборот. Эти линии и границы существуют, и они постоянно работают как механизмы исключения. Можно, конечно, не обращать на них внимания, но от этого они не исчезнут. Можно сотрудничать с TERF или SWERF “ради общего дела”, но это просто значит, что секс-работницы или транс-люди или мигрантки и мигранты — не принципиальный для вас вопрос, и при случае вы готовы им пожертвовать. Но это называется не феминизм коалиций, это феминизм оппортунизма, и да, он тоже неправильный [дисклеймер: это политизированное суждение, не претендующее на универсальность или объективность].
#феминизм #первая_волна #секс_работа #колониализм #политическое_воображение

Статья предлагает концептуальный обзор современных исследований политической и дискурсивной интервенции британских феминисток «первой волны» в сферу регулирования коммерческого секса. Как будет показано, у современных исследовательниц и исследователей есть весомые основания считать, что борьба с государственной регуляцией коммерческого секса оказала значительное влияние на развитие феминистского проекта. В частности, проблематизация коммерческого секса помогала мобилизации новых сторонниц и сторонников, а также предоставила возможность для выражения и легитимации некоторых целей феминистского движения, напрямую несвязанных с «проституцией» (право голоса, переоценка роли женщин в публичной сфере, борьба с двойным «половым» стандартом). В то же время викторианские феминистские дискурсы о коммерческом сексе имели ряд негативных для движения эффектов. Коммерческий секс продолжал рассматриваться как греховный и ненормальный (в противопоставление браку), а занимающиеся им женщины оставались исключенными из процесса дискурсивного производства и принятия политических решений. Соответственно, вместо легализации в Британии (а затем и в других странах) были приняты законы, криминализирующие коммерческий секс, что только усилило контроль над сексуальностью женщин из рабочего класса. Таким образом, анализ современных исследований позволяет рассматривать феминистскую политику в отношении коммерческого секса как историко-политический ассамбляж, возникающий и развивающийся на пересечении разных сил, желаний и дискурсов, взаимодействие с которыми делает возможным создание новых форм высказываний и действий как по поводу коммерческого секса, так и по другим феминистским проблемам. Вместе с тем, становятся также видны ограничения раннего феминистского проекта, в частности воспроизводство классовых иерархий и стигматизации женщин, занимающихся коммерческим сексом. В результате получается более сложная и многосторонняя картина «первой волны», в которой сопротивление властным отношениям и их воспроизводство переплетаются, создавая одновременно новые возможности для свободы и новые формы исключения.

(Спасибо Анне Темкиной и Саше Кондакову за комментарии и советы)
#феминизм #шаманизм #совриск #колониальность #интернет #ад #подкаст
никто:
я: давайте расскажу про свои любимые подкасты!

номер 1 - подкасты от московского феминистского проекта FEM TALKS (саундклауд). я уже прослушал все выпуски, жду новых. Есть темы про урбанизм и феминизм, дрэг, академию, феминизм и комедию, феминизм и эзотерику. Кроме самих участниц проекта в каждом подкасте есть гостьи - оккультистки, стендаперши, исследовательницы, активистки. Дискуссии всегда интересные, круто что участницы задействуют и обсуждают разные феминистские подходы и точки зрения, в итоге получается такой полифонический феминизм. Спасибо FEM.TALKS!

номер 2 - серия подкастов А что там? от Spectate. Ведущие Маша Королева и Лера Конончук. Пока что вышло только три подкаста. Все выпуски так или иначе посвящены обсуждению современной философии и арт-критики. Например, последний подкаст - про теории фикшена, как он влияет на наше понимание реальности и не заменил ли ее, не стала ли сама реальность фикшеном, как это связано с поздним капитализмом и как это все понимать и как в этой фикшен-реальности жить и сопротивляться. Разговоры строятся вокруг обсуждения последних статей из e-flux, frieze, new left review и т.д. Ведущие предлагают свои интерпретации прочитанного материала, и они зачастую оказываются гораздо интереснее оригинальных идей и теорий.

номер 3 - клуб любителей интернета и общества выложил записи докладов и презентаций своей конференции internet beyond change. Там куча всего про историю интернета, цифровую этнографию, он-лайн сообщества и активизм. Например, есть доклад Полины Кислициной (антропология, ЕУ СПБ) От “плешки” до Grindr: интернет и негетеросексуальные люди. Про то, как интернет оказывается инструментом понимания собственной идентичности, как гей-порно помогает принять собственную сексуальность. Интересно, что некоторые информанты сравнивают свою эйфорию (?) от первого столкновения с и открытия (негетеросексуального) интернета с употреблением наркотиков (даже если никогда их не употребляли). Этого правда нет в подкасте, но есть на слайдах. Еще есть доклад Натальи Конрадовой (независимый исследователь, Берлин) “Колониализм 2.0: как рунет породил “русский мир”. О том, как пространство рунета стало активной средой для формирования представлений об этом самом русском мире и новых мифов о его величии. И еще много всего.

номер 4 - серия подкастов Полки “Тоже Россия”. Я не большой фанат Полки, и название серии мне тоже не очень, но там интересные темы и спикеры. В подкасте про алтайский шаманизм можно узнать про то, как COVID-19 связан с эсхатологическими представлениями алтайских шаманов и сказителей 17-18-го веков, почему для понимания специализации шаманов иногда используют метафоры школы и поликлиники, и что происходило с шаманизмом в советский период. В этом подкасте - про то, каким видели ад жители средневековой Руси, когда они ожидали конца света, и как менялась православная иконография несвятой троицы: Сатаны, ада и Иуды. Есть выпуски про музыкальный авангард 1920-х, одержимость в российских деревнях и еще много чего.
#неолиберализм #феминизм #колониализм
Острый, критичный и классный текст Анны Ивановой про пересечение неолиберализма, колониализма и феминизма в российском контексте. Было актуально в 2016-м, и сверх-актуально сейчас. Тогда, кстати, еще можно было проводить различие между "искренним" активизмом и логикой маркетинга. Сейчас эту границу больше невозможно провести, ведь сам маркетинг стал новой искренностью нового активизма. Между феминизмом и капитализмом больше нет никакого противоречия: "мы действительно феминистки и мы действительно рады получить деньги за рекламную интеграцию".

Итак, Анна Иванова о коммерциализации фем-повестки:

"...вся феминистская риторика, которая у нас есть, — это экспортированная риторика журнала Wonderzine и ему подобных. Его недостаток вовсе не в том, что он претит патриотическим чувствам, а в том, что он построен на фундаменте неолиберальной экономики, и отличается несколькими крайне токсичными особенностями: консьюмеризмом, эссенциализмом и неистребимым классовым расслоением.

...упор на сугубо женский образ и опыт женского empowerment как позитивный пример жизненного пути делает в какой-то момент невозможным объединение с другими женщинами, особенно с теми, кто еще не осознал себя как сильную личность. Кроме того, благодаря рекламе и шаблонным манипуляциям с образами, этот empowerment ограничен узкими рамками приемлемого в буржуазном мире социального поведения.

...Гендер – это очень серьезно, и крупные корпорации знают об этом не хуже, чем Симона де Бовуар… Теперь работает стратегия, построенная на модном слове «empowerment», внушающая женщинам иллюзию силы и контроля и помогающая продвигать товары и услуги под брендом феминизма… Это не просто маркетинговая ловушка – это ловушка политическая: в странах, где гендерное равенство оставляет желать лучшего (как у нас, например), даже подобная реклама шампуня воспринимается как огромный шаг вперед. Проблема лишь в том, что шаг этот ведет в тупик.

Идея о том, что потребление может быть «феминистским» или «нефеминистским» (кроссовки против каблуков, обычная косметика против cruelty-free, компоненты которой все так же заливают лабораторным мышам в глаза, просто эти тесты производят out-source компании) превращает сам феминизм из философии освобождения в идеологию, которую можно использовать для самых разных целей...

Благодаря этому эффекту коммерциализации все актуальные, низовые и искренние требования фем-активисток (социалисток, анархисток) оказываются отравлены, и никто уже не хочет откусывать от яблочка, которым раньше их пыталась соблазнить очередная VIP-ведьма.

Чтобы стать феминисткой, приходится изобретать новый язык, но пока его нет, ведь «народ» отказывается говорить о феминизме вообще, а российская интеллигенция вполне довольна и «колониальным» вариантом, который заключается в чтении отличных западных текстов и приобретении отличных раскрепощающих товаров. Выход из этой ситуации будет длительным и болезненным".
#гендерные_исследования #карцеральный_феминизм #феминизм #секс_работа #sex_wars #неолиберализм
В недавно вышедшем номере журнала Гендерные исследования опубликована статья Элизабет Бернстайн Карцеральная политика как гендерное равноправие? в переводе Ольги Грабовской a.k.a Kakuleya Kakuleevna (за что ей большое спасибо). Переводчица немного написала про публикацию у себя в фэйсбуке, от себя добавлю, что по моему скромному мнению, это важнейший переводной феминистский текст за последнее время. Он длинный, сложный, там 45 страниц и более 100 позиций в списке литературы, много специальных терминов и ссылок. В общем, это текст дотошной и критичной исследовательницы, которая уже более 20 лет занимается изучением современного феминизма в США, в курсе всех публикаций, инициатив и вообще всего, что происходит внутри и около движения, и которая довольно сложно пишет о столь же сложных вещах. Чтение не простое, но по своему крайне увлекательное, а главное - оно точно поможет сформировать представление о том, что представляет собой современный феминизм в США по ту сторону деклараций и манифестов о равенстве, свободе и борьбе с насилием.

И тут оказывается, что в США мейнстримный феминизм из протестного движения давно превратился в средство легитимации и экспансии государственного насилия и особенно полиции и карцерального аппарата, задействующего логику расиализации преступлений (кстати, очень актуально в связи с текущими протестами BLM против полиции в США); что радикальные феминистки не просто стратегически сотрудничают с религиозными консерваторами, но и разделяют с ними довольно широкий набор ценностей и sensibilities (неприязнь к коммерческому сексу, ревалоризация семьи, приватное как сэйф спейс, публичное как опасность и тд); что феминистская борьба с коммерческим сексом и так называемым сексуальным рабством - это просто символически и финансово выгодная НКО-индустрия, которая дает занятым в ней женщинам «возможности для профессионального роста и путешествий», и ничего не дает для собственно секс-работниц, только делает их положение еще уязвимее; и что вообще те консервативно-неолиберальные трансформации политической жизни и устройства США, которые происходят как минимум последние 20 лет, были бы невозможны без кооперации со стороны мейнстримных феминисток.

В своей статье Бернстайн подробно показывает почему произошло так, как произошло, какие социальные и экономические трансформации стояли за произошедшими изменениями в феминизме и американском обществе в целом. Вместе с тем, то, что консервативный поворот внутри феминизма объясним, не значит, что он был неизбежен, что ему не было или нет альтернатив. Напротив, анализ Бернстайн показывает, что изначально феминизм развивался по другому, как антикапиталистическое и антиавторитарное движение, а его последующая кооптация неолиберализмом - результат стечения и смешения множества разнообразных факторов и сил. Карцеральный феминизм оказывается выхолощенной и извращенной версией оппозиционного феминизма предыдущих поколений, в которой флёр борьбы с насилием и неравенством используется для того, чтобы прикрывать сотрудничество с репрессивными институтами, это насилие и неравенство воспроизводящими.

Хэппи энда у Бернстайн, кстати, нет. Это чистая критическая теория, которая описывает реальность мрачнее разных темных поворотов. Enjoy.
#pussy_riot #феминизм #медиа #western_gaze
в связи с выходом нового клипа Pussy Riot хочу поделиться парой соображений, навеянных отличнейшей статьей Катарины Видлак The Spectacle of Russian Feminism: Questioning Visibility and the Western Gaze (2018) как раз о Пусси Райот (ПР) и Маше Гессен (в меньшей степени):

1) ПР оказали влияние на развитие феминизма не только в России, но и в США. К 2012 году феминизм в штатах уже давно потерял свой былой политический радикализм, превратившись, по большому счету, в инструмент продвижения прав белых женщин среднего класса. Суд над ПР позволил возродить американские нарративы времен холодной войны об отсталой России, в которой преследуют феминисток и арт-активисток, и, на контрасте, о прогрессивном Западе, в котором феминизм как и другие права (белого человека) на символическом уровне встроены в господствующую идеологию. Из-за уголовного преследования ПР, у мейнстримного американского феминизма появилась новая актуальность, которая заключалась не в обращении к домашней повестке, связанной с классовым неравенством и расизмом (в том числе по отношению к женщинам), но в обращение к фигуре феминистки из культурно отсталой России, жертве тоталитарного режима, которая нуждается в западной помощи и поддержке. Таким образом, феминизм ПР в США был использован мэйнстримным феминизмом в качестве легитимации американской культурной и политической экспансии на дикий и нецивилизованный восток, а также в качестве подтверждения американского культурного превосходства.

2) ПР в России оказались первым успешным феминистским проектом, успешным символически, медийно и коммерчески (после освобождения Алехина, и в куда большей степени Толоконникова, приобрели значительный символический капитал, который отчасти успешно конвертировался в капитал экономический). В культурном плане главное достижение ПР заключалось в том, что они показали, что феминизм может быть модным, ярким, сексуальным, успешным, молодым, красивым и стильным, что он может ассоциироваться с чем-то клевым и западным (райот гёрлз например, а в дальнейшем мадонна и брук кэнди), а не (только) с “унылым” активизмом (которым ПР не занимались), академизмом или вообще с чем-то пост-советским (совковым). К тому же акция в храме была именно медиа-акцией. Как известно, в храме не было звука, там были только танцы, клип был смонтирован и выложен отдельно. Поэтому ПР представляли не просто пример успешного модного феминизма, но и пример именно медиа-феминизма, в котором акцент в большей мере ставится именно на взаимодействии, создании образов внутри интернет-медиа, а не в оффлайн пространстве. Это оказалось критически важно, потому что современный феминизм в России развивается именно в медиа среде. Проблема заключалась в том, что за свой успех ПР заплатили очень дорогую цену (тюремный срок). Последующей волне феминисток нужно было придумать, как использовать позитивные стороны карьеры ПР (символический, медийный и коммерческий успех), при этом избежав рисков (проблемы с законом). И, кажется, они с этим неплохо справились (по крайней мере, многие из них). Медиа-феминизм успешно использует маркетинговые стратегии для своего продвижения, более того, он сам стал относительно успешной, пусть и все-таки нишевой, маркетинговой стратегией. И здесь уместно вспомнить высказывание Марка Фишера, о том что marketing of rebellion became more about the triumph of marketing than of rebellion. (ну вы понелб).
#расизм #колониализм #феминизм #эпистемология
только сейчас прочитал текст Ланы Узарашвили (проект FEM Talks) о расизме в России. про ее текст о хип-хопе и феминизме я говорил, что это один из лучших русскоязычных текстов по теме, про текст о расизме скажу тоже самое (по крайней мере за последнее время). если вы по каким-то причинам скептически относитесь к связке россия + расизм - прочитайте, может быть вы и не согласитесь со всем, но отрицать наличие расизма точно станет в разы тяжелее. да, расизм в россии не такой же как в сша или европе, но всякий расизм культурно и исторически специфичен. в россии свои конфигурации расиализации, задействующие коррумпированность и произвол правоохранительных органов, культурные стереотипы и повседневную ксенофобию. и да, расизм, как и любое другое отношение власти, не сводится к какому-то одному эффекту, у него их много.

этот текст стоит прочитать и тем, кто думает, что знает о расизме в россии и о расизме вообще и без того достаточно. Лана пишет о своем личном опыте и опыте своей семьи, через ее текст говорят представительницы других этничностей, а еще через него говорят Донна Харауэй и Уильям Дюбуа, там есть ссылки на очень крутую книжку Эрика Скотта "Свои чужаки. Грузинская диаспора и эволюция Cоветской империи", есть про ультра-правый феминизм, и про синтезатор как "таксономическую машину, которая переводит аутентичную национальную музыку на язык западной чувственности, которая к звучанию синтезатора восприимчива, в отличие от национальных инструментов." и, кстати, это феминистский текст о расизме в россии, в котором ни разу не употребляется слово "интерсекциональность". по моему, это тоже здорово, потому что интерсекциональность это конечно хорошо, но она не должна вытеснять другие подходы и становится единственным языком для обсуждения подобных тем.

в общем, такого текста о расизме в россии вы еще наверняка не читали.
#поп #VNS_Matrix #феминизм #квир #политическое_воображение #миф #киберфеминизм
в не так давно вышедшем сборнике Новая критика. Контексты и смыслы российской поп-музыки есть моя статья "Космос, шаманизм, виртуальная реальность: альтернативные феминистские мифологии российской поп-сцены в 1990–2000-е годы" (она полностью опубликована на НОЖе, но с другим заголовком).

это текст про моих любимых исполнительниц: Жанну Агузарову, Линду и Глюк'ozу. они все супер. Агузарова, например, еще в позднем советском союзе защищала права ЛГБТ и вообще всем своим творчеством, своим голосом, своими интервью в которых она рассказывала про то, что прилетела с марса, и своими нарядами, в которых она сочетала мужские и женские атрибуты, кокошники и кибер-панк, она всегда отстаивала право быть другой, право на эксцентричность. Линда создавала какую-то гипер-мифологичную реальность на стыке практик расширения сознания, превращения в ворону, шаманизма и готики. А Глюк'ozа была просто иконой компьютерно-смоделированной girl power (она появилась на сцене в 2002, всего через год после того, как в Гамбурге прошел третий и последний Киберфеминистский Интернационал. Так что, вероятно, Глюк'ozу можно считать призрачным поп-культурным отголоском творчества VNS Matrix c их кибертеррористическими анархистками, взламывающими фаллический код власти Большого Папочки). Отрывок про Глюк'ozу:

"Сюжет второго клипа проекта, «Невеста», разворачивается вокруг соперничества Глюкозы и еще одной мультипликационной героини за потенциального жениха, который в тексте песни сравнивается с кусочком торта («Ты похожий на торт / Такой же белый и красивый / Никому не отдам»). Соперничество — даже не совсем подходящее слово, потому что то, что на самом деле происходит между двумя персонажами — это самый настоящий боевик, в котором задействуются доберман, наемники, самураи, холодное оружие и даже динозавр. Море крови, горы трупов: не попал в видео, кажется, только сам жених. Его исключительно символическое присутствие — всего лишь повод для выяснения отношений между двумя героинями. Несколько огрубляя, можно сказать, что мужчина в данном случае — пустое место, точнее, награда победительнице, вкусный, белый тортик. Таким образом, «Невеста» переворачивает с ног на голову один из традиционных романтических сценариев, где именно мужчины активно борются за любовь прекрасной, но ничего не решающей дамы. Девочки-глюкозки не хотят быть куском торта, они хотят сами выбирать себе самые лакомые дольки, и лучше не становиться у них на пути".

Кстати, по видимому у динозавров в российских клипах тоже интересная история. Потому что кроме феминистской Невесты Глюк'ozы, они появляются еще и, например, в квир клипе Киркорова и Баскова Ibiza. В общем, динозавр в клипе - верный признак того, что тут стоит ожидать неуважения к скрепам.
в Irish Journal of Sociology вышло новое исследование корреляции между криминализацией акта покупки коммерческого секса (Шведская модель) и уровнем насилия в отношении секс-работниц. Исследование проводилось в Ирландии, материал собирался на сайте UglyMugs.ie, на котором секс работницы оставляют сообщения о насилии и хэйт краймс (чтобы предупредить других секс-работниц об опасных клиентах и получить поддержку от комьюнити или НКО). Временной период исследования: 2015-2019 год.

Собрав и проанализировав данные исследовательницы установили что после принятия закона о криминализации покупки коммерческих секс услуг насилие над секс-работницами не просто не сократилось (что часто утверждают сторонницы и сторонники Шведской модели), а возросло на 40%.

Напомню также, что исследования эффектов введения той же криминализации покупки во Франции (закон был принят в 2016 году, данные исследования 2018 года) показало увеличение риска насилия по отношению к секс-работницам на 42,3%, а об ухудшении условий труда заявило 78% репондент_ок.

В самой Швеции ситуация ровно такая же: после вступления в силу закона о криминализации клиента в 1999 году секс-работницы стали сообщать о возросшем количестве случаев насилия и агрессии.

То есть рост (именно рост, а не, скажем, сохранение уровня!) насилия по отношению к секс-работницам и рост их незащищенности после введения Шведской модели - это постоянный эффект криминализации клиента, который наблюдается как минимум в трех разных странах и подтверждается независимыми исследованиями. Как, зная об этом, можно поддерживать Шведскую модель и называть криминализацию покупки секс-услуг феминистской политикой, я честно не очень понимаю. (потом, конечно, вспоминаю, в каком мире мы живем, и начинаю понимать.)

ps поинт, конечно не в том, что коммерческий секс - это какая-то сверх-привлекательная, беспроблемная сфера занятости, на существовании которой никак не сказываются гендерное и экономическое неравенство, расизм и анти-миграционные политики. поинт в том, что для тех, кто занимается этой зачастую опасной и всегда стигматизированной работой криминализация покупки делает только хуже, а вовсе не помогает.

#секс_работа #Шведская_модель #феминизм
#наркополитика #феминизм #гендер

Девять из десяти женщин 89% (65), принявших участие в опросе, сообщили о пережитом насилии. Из них 78% (n51) подвергались домашнему насилию, и 73% (n46) - полицейскому насилию. Почти половина женщин (49%) пережили и домашнее и полицейское насилие.

В то время, как домашнее насилие в отношении женщин является широко распространенным в России в целом, оно может усугубляться из-за употребления женщиной запрещенных веществ. Но в силу де-факто криминализации употребления наркотиков в России и полицейского террора, наши участницы систематически подвергаются насилию со стороны правоохранительных органов, перед которым они также совершенно не защищены. Физическое и психологическое насилие со стороны сотрудников полиции, включая избиения, пытки, шантаж, угрозы, подброс наркотиков, вымогательство взяток, принуждение к даче показаний, издевательства и унизительное обращение - обыденное явление для женщин,употребляющих наркотики.

фонд Андрея Рылькова опубликовал результаты экспресс-исследования о насилии в отношении женщин, употребляющих наркотики в России.
#идентичность #опыт #феминизм
The post-positivist reformulation of “experience”... privileges understandings that emerge through the
processing of experience in the context of negotiated premises
about the world, over experience itself producing self-evident
knowledge (self-evident, however, only to the one who has “had”
the experience). This distinction is crucial for, if it is not the expe-
rience of, for example, sexual discrimination that “makes” one a
feminist, but rather, the paradigm through which one attempts to
understand acts of sexual discrimination, then it is not necessary
to have actually had the experience oneself in order to make the
identification “feminist”. If being a “feminist” is not a given fact
of a particular social (and/or biological) location – that is, being
designated “female” – but is, in Mohanty’s terms, an “achieve-
ment” – that is, something worked towards through a process of
analysis and interpretation – then two implications follow. First,
that not all women are feminists. Second, that feminism is some-
thing that is “achievable” by men.

Bhambra, Gurminder K. and Victoria Margree, 2010, “Identity Politics and the Need for a ‘Tomorrow’,” Economic and Political Weekly, 45(15): 59–66.