Обычный день Ч.2
Поднялась в парк Шевченко — тот самый, который взрыли ракетные удары месяц назад, и где от детской площадки осталась одна воронка. Под лысеющими каштанами, как всегда, сидели за каменными шахматными столами деды и проводились целые групповые матчи с кучей советчиков. Гуляли горожане в модных пальто. Музыкант импровизировал на гитаре. Воронки были закопаны, площадка восстановлена, Тарас Шевченко надежно укутан в шубу из мешков с песком до самой макушки, а университет пылал, как всегда, вопиюще красным цветом стен.
Я наслаждалась музыкой, пока вдруг откуда-то из-под земли не взвыл страшный гул, который оглушил меня — и я скрючилась в ужасе, как будто мне дали под дых. Прошло секунд десять, прежде чем я поняла, что это всего лишь обычная сирена повітряної тривоги — просто обычно я слышу её очень издалека, а теперь услышала вблизи. Но в первые мгновения я чуть было не уверовала в Иисуса нашего Христа и его второе пришествие, которое происходит вот сейчас прямо в парке имени Тараса Шевченко (ну что уж там, может быть что угодно) — и апокалиптические фанфары призывают всех усопших восстать и пройти на Высший Суд.
Пока я боролась с собственным дыханием и приступом паники — гитарист продолжал играть, горожане допивать кофе, мамы с колясками гулять, а деды — ходить конём. Я уже писала, что когда тревога три раза на день почти 9 месяцев — приходится выбирать: бегать по каждой в метро или сохранять психику и никуда не бегать, пока точно не станет известно, что летить блєдіна (кстати, слово украинского военного сленга «bledina» ещё в мае внесли в Urbandictionary).
Арендованный велосипед проносит меня в сумерках через весь Крещатик, где мне посчастливилось застать свет. На смотровой площадке на холме — военные с автоматами, фотосессия у попрыгуний на спортивных батутах и перекрытый мост Кличка, который киявляне резко перестали ругать, когда в начале октября он выдержал ракетный удар — в то время как Крымский мост не выдержал взрыва грузовика.
Левый берег из вагона метро с моста снова не виден, утонув без электричества в тени. Я доезжаю до дома, как всегда пешком поднимаюсь на 6 этаж и без фонаря в полной темноте открываю входные двери ключом — привыкла. При свете фонарика читаю вслух новые разделы украинской истории, потом мы долго обсуждаем, почему история нападений Москвы повторяется через сто лет с такими большими совпадениями, как Украина на этот раз выйдет из этого противостояния и что нам всем делать с Россией. Обсуждаем, конечно, українською мовою, тому що зараз вона для мене — территорія вільного розміркування, де нарождується мій новій світогляд.
Потом записала себе, что нужно написать о трёх степенях свободы, которую приносит опыт войны, а также новую ступень гайда для изучающих украинский язык «по-моему» — и легла спать, не втыча в телефон. Сплю я благодаря плановым отключениям электричества (а с ним и связи) гораздо лучше.
#киев #обомне
Спасибо всем, кто поддерживают мой блог «Настигло» — этот текст написан благодаря вам!
Подписаться на Патреон
Поддержать криптой на Binance: Pay ID 384598265
Поднялась в парк Шевченко — тот самый, который взрыли ракетные удары месяц назад, и где от детской площадки осталась одна воронка. Под лысеющими каштанами, как всегда, сидели за каменными шахматными столами деды и проводились целые групповые матчи с кучей советчиков. Гуляли горожане в модных пальто. Музыкант импровизировал на гитаре. Воронки были закопаны, площадка восстановлена, Тарас Шевченко надежно укутан в шубу из мешков с песком до самой макушки, а университет пылал, как всегда, вопиюще красным цветом стен.
Я наслаждалась музыкой, пока вдруг откуда-то из-под земли не взвыл страшный гул, который оглушил меня — и я скрючилась в ужасе, как будто мне дали под дых. Прошло секунд десять, прежде чем я поняла, что это всего лишь обычная сирена повітряної тривоги — просто обычно я слышу её очень издалека, а теперь услышала вблизи. Но в первые мгновения я чуть было не уверовала в Иисуса нашего Христа и его второе пришествие, которое происходит вот сейчас прямо в парке имени Тараса Шевченко (ну что уж там, может быть что угодно) — и апокалиптические фанфары призывают всех усопших восстать и пройти на Высший Суд.
Пока я боролась с собственным дыханием и приступом паники — гитарист продолжал играть, горожане допивать кофе, мамы с колясками гулять, а деды — ходить конём. Я уже писала, что когда тревога три раза на день почти 9 месяцев — приходится выбирать: бегать по каждой в метро или сохранять психику и никуда не бегать, пока точно не станет известно, что летить блєдіна (кстати, слово украинского военного сленга «bledina» ещё в мае внесли в Urbandictionary).
Арендованный велосипед проносит меня в сумерках через весь Крещатик, где мне посчастливилось застать свет. На смотровой площадке на холме — военные с автоматами, фотосессия у попрыгуний на спортивных батутах и перекрытый мост Кличка, который киявляне резко перестали ругать, когда в начале октября он выдержал ракетный удар — в то время как Крымский мост не выдержал взрыва грузовика.
Левый берег из вагона метро с моста снова не виден, утонув без электричества в тени. Я доезжаю до дома, как всегда пешком поднимаюсь на 6 этаж и без фонаря в полной темноте открываю входные двери ключом — привыкла. При свете фонарика читаю вслух новые разделы украинской истории, потом мы долго обсуждаем, почему история нападений Москвы повторяется через сто лет с такими большими совпадениями, как Украина на этот раз выйдет из этого противостояния и что нам всем делать с Россией. Обсуждаем, конечно, українською мовою, тому що зараз вона для мене — территорія вільного розміркування, де нарождується мій новій світогляд.
Потом записала себе, что нужно написать о трёх степенях свободы, которую приносит опыт войны, а также новую ступень гайда для изучающих украинский язык «по-моему» — и легла спать, не втыча в телефон. Сплю я благодаря плановым отключениям электричества (а с ним и связи) гораздо лучше.
#киев #обомне
Спасибо всем, кто поддерживают мой блог «Настигло» — этот текст написан благодаря вам!
Подписаться на Патреон
Поддержать криптой на Binance: Pay ID 384598265
Сто ракет и одна бабушка ч.2
Связь у меня то и дело не работала. Чтобы развлечь бабусю, читала вслух психотерапевтическую книгу «Емоційни гойдалки війни» украинского психотерапевта Володимира Станчишина, написанную летом по горячим (очень горячим) следам работы с клиентами в Украине. В перерывах пели «Червону калину» и ели тефтели. Бабушка пыталась выяснить, что не так с россиянами и на шо їм той путин здався. Я не знала.
Мама весь обстрел с другими медиками простояла в метро несколько часов (присесть было негде) до конца своей рабочей смены — ведь обычно если обстрел заканчивается в рабочее время, то она возвращается из метро в больницу в центре города, чтобы продолжить работу. Но на этот раз работа кончилась раньше обстрелов. Вернулась под вечер на подкашивающихся ногах. Звонила подруга, над которой сбили ракету под Киевом: она остановила машину и некоторое время не могла ехать дальше от ужаса.
Мы со Ждановым договорились выходить на улицу каждый час и пытаться созвониться, если выключат свет и пропадет связь (на улице можно поймать, дома вообще ни в какую) — всё ещё было непонятно, смогу ли я попасть на другой берег Днепра, ведь мосты были закрыты, а одна из веток метро вообще перестала ходить. Но вскоре отменили воздушную тревогу, в 18.36 объявили о возобновлении работы всего метро, а в 18.40 я уже стояла на перроне. На пересадках в центре была давка. Когда кто-то от дверей попросил продвинуться в вагон, какая-то девушка ответила: нам тут некуда, продвигаться можно только в сторону России — кругом посмеялись. Давящие меня в один бок женщины в элегантных пальто обсуждали, что топить газом теперь выходит дешевле, чем дровами. В другой бок меня поддавливал молодой человек, который по телефону обсуждал с очевидцем ракетных обстрелов подробности внешнего вида ракет. На сидении плакала девушка.
Дома, конечно, снова ни света ни связи ни воды горячей. Что-то поели, согрели чаю на газовой горелке. И при свете диодного фонарика сели читать на ночь книгу. Это был первый раз за войну, когда мы проживали обстрелы не вместе (странно), и всё равно день закончился как обычно — ну и хорошо.
Ночью мне приснилось, что я живу в дне сурка. Каждый день у меня какой-то конфликт с какими-то людьми. Я отстаиваю своё, но на следующий день всё повторяется, только в ещё более плохом варианте: конфликт всё хуже и хуже. Так продолжается много раз до тех пор, пока мои оппоненты не превращаются в чудовищ с когтями, чешуёй и светящимися пустыми глазами, против которых у меня уже нет сил.
Проснулась со скомканным и уставшим лицом: может, я всё-таки нервничаю в такие дни? — кажется, мои эмоции заблокированы. Электричества снова не было, пришлось помыться с фонариком едва теплой коричневой водой. Это начался ещё один обычный день. И хорошо, что вода вообще есть, а не как в Николаеве.
#киев #обомне
Спасибо всем, кто поддерживают мой блог «Настигло» — этот текст написан благодаря вам!
Подписаться на Патреон в профиле
Поддержать криптой на Binance: Pay ID 384598265
Связь у меня то и дело не работала. Чтобы развлечь бабусю, читала вслух психотерапевтическую книгу «Емоційни гойдалки війни» украинского психотерапевта Володимира Станчишина, написанную летом по горячим (очень горячим) следам работы с клиентами в Украине. В перерывах пели «Червону калину» и ели тефтели. Бабушка пыталась выяснить, что не так с россиянами и на шо їм той путин здався. Я не знала.
Мама весь обстрел с другими медиками простояла в метро несколько часов (присесть было негде) до конца своей рабочей смены — ведь обычно если обстрел заканчивается в рабочее время, то она возвращается из метро в больницу в центре города, чтобы продолжить работу. Но на этот раз работа кончилась раньше обстрелов. Вернулась под вечер на подкашивающихся ногах. Звонила подруга, над которой сбили ракету под Киевом: она остановила машину и некоторое время не могла ехать дальше от ужаса.
Мы со Ждановым договорились выходить на улицу каждый час и пытаться созвониться, если выключат свет и пропадет связь (на улице можно поймать, дома вообще ни в какую) — всё ещё было непонятно, смогу ли я попасть на другой берег Днепра, ведь мосты были закрыты, а одна из веток метро вообще перестала ходить. Но вскоре отменили воздушную тревогу, в 18.36 объявили о возобновлении работы всего метро, а в 18.40 я уже стояла на перроне. На пересадках в центре была давка. Когда кто-то от дверей попросил продвинуться в вагон, какая-то девушка ответила: нам тут некуда, продвигаться можно только в сторону России — кругом посмеялись. Давящие меня в один бок женщины в элегантных пальто обсуждали, что топить газом теперь выходит дешевле, чем дровами. В другой бок меня поддавливал молодой человек, который по телефону обсуждал с очевидцем ракетных обстрелов подробности внешнего вида ракет. На сидении плакала девушка.
Дома, конечно, снова ни света ни связи ни воды горячей. Что-то поели, согрели чаю на газовой горелке. И при свете диодного фонарика сели читать на ночь книгу. Это был первый раз за войну, когда мы проживали обстрелы не вместе (странно), и всё равно день закончился как обычно — ну и хорошо.
Ночью мне приснилось, что я живу в дне сурка. Каждый день у меня какой-то конфликт с какими-то людьми. Я отстаиваю своё, но на следующий день всё повторяется, только в ещё более плохом варианте: конфликт всё хуже и хуже. Так продолжается много раз до тех пор, пока мои оппоненты не превращаются в чудовищ с когтями, чешуёй и светящимися пустыми глазами, против которых у меня уже нет сил.
Проснулась со скомканным и уставшим лицом: может, я всё-таки нервничаю в такие дни? — кажется, мои эмоции заблокированы. Электричества снова не было, пришлось помыться с фонариком едва теплой коричневой водой. Это начался ещё один обычный день. И хорошо, что вода вообще есть, а не как в Николаеве.
#киев #обомне
Спасибо всем, кто поддерживают мой блог «Настигло» — этот текст написан благодаря вам!
Подписаться на Патреон в профиле
Поддержать криптой на Binance: Pay ID 384598265
24 ноября: блэкаут Ч.1
Ровно девять месяцев полномасштабного вторжения. Юбилей я встречаю другим юбилеем: первые 24 часа без электричества! Но, пожалуй, обо всём с начала — то есть со вчерашнего утра.
23 ноября я поднялась в 9 часов утра. До планового отключения электричества оставалась 3 часа, за которые я успела позавтракать яичницей, заварить термосы и провести консультацию со своим старым клиентом, наши сессии становятся всё более и более философскими, и мы (парижанин из Донецка и киевлянка из Москвы) называем их «международными конференциями»). В полдень электричество ожидаемо закончилось.
После отключения мобильный интернет работает ещё пару часов, поэтому мы успели узнать, что началась воздушная тревога и что скоро ракеты долетят до нас. Начинался новый массированный удар по Украине. Он начинался как раз тогда, когда Европарламент вынес решение о признании России страной-споносром терроризма, которое никого тут не удивило: ночью россияне расстреляли роддом в Запорожье и убили двухдневного младенца.
Мы сидели в коридоре с соседями при фонариках и без новостей: о прилетах ракет узнавали по звуку — видимо, один раз прилетело куда-то недалеко, так как наш дом вздрогнул. В коридорчике я записала конспект консультации в надежде отправить клиенту после включения электричества (тщетная надежда).
Через несколько часов взрывы стихли, а от коридорного сквозняка мы немного подмерзли и вернулись в квартиру, чтобы согреться чаем из термоса. Вскоре соседка прокричала нам через дверь из коридора «отбой!»: у неё пробилась связь, и подруга из другого района по телефону сообщила, что обстрел закончился и что везде нет света и воды. Запас воды у нас давно стоит, но небольшой, литров 60. Оставалось 5 пустых баклажек, я решила наполнить их, пока вода всё ещё льется. Мутная струйка мельчала у меня на глазах и на середине четвертой бутылки просто исчезла. Зато мы обнаружили место на кухне, откуда можно позвонить: у мамы на другом берегу Днепра заработал телеграм и она прочитала новости. Я запомнила, как Лавров прокомментировал признание России спонсором терроризма: что-то вроде «любому здравомыслящему человеку ясно, как всё на самом деле, а у меня нет медицинского образования». Запомнила, потому что завопила: о Господи, даже они сами уже признают свои преступления — хоть пока и эзоповым языком! Когда Лавров уже сделает себе сеппуку!
Шесть часов без электричества и отопления, полет нормальный. Мой костюм: термолеггинсы и джоггеры с флисом, хлопковая футболка, синтетическая теплая водолазка, тонкий шерстяной свитер и толстый шерстяной свитер с оленями сверху, перчатки с обрезанными пальцами, на голове белый оренбургский платок (прислан бабушке подругой из Волгограда лет 10 назад), на ногах носки обычные + теплые флисовые и псевдоугги из синтетического меха. Когда я сижу за компьютером, в котором всё ещё есть заряд, то заворачиваюсь в шерстяной плед. Так мёрзнет только нос.
За вечер без электричества я успела отредактировать свою книгу-дневник о войне больше, чем наполовину. Месяц не могла продвинуться так хорошо, а теперь из какого-то духа противоречия всем бедам назло дело пошло хорошо и быстро. Чудеса интернет-детокса!
[продолжение ⬇️]
#киев #обомне
Ровно девять месяцев полномасштабного вторжения. Юбилей я встречаю другим юбилеем: первые 24 часа без электричества! Но, пожалуй, обо всём с начала — то есть со вчерашнего утра.
23 ноября я поднялась в 9 часов утра. До планового отключения электричества оставалась 3 часа, за которые я успела позавтракать яичницей, заварить термосы и провести консультацию со своим старым клиентом, наши сессии становятся всё более и более философскими, и мы (парижанин из Донецка и киевлянка из Москвы) называем их «международными конференциями»). В полдень электричество ожидаемо закончилось.
После отключения мобильный интернет работает ещё пару часов, поэтому мы успели узнать, что началась воздушная тревога и что скоро ракеты долетят до нас. Начинался новый массированный удар по Украине. Он начинался как раз тогда, когда Европарламент вынес решение о признании России страной-споносром терроризма, которое никого тут не удивило: ночью россияне расстреляли роддом в Запорожье и убили двухдневного младенца.
Мы сидели в коридоре с соседями при фонариках и без новостей: о прилетах ракет узнавали по звуку — видимо, один раз прилетело куда-то недалеко, так как наш дом вздрогнул. В коридорчике я записала конспект консультации в надежде отправить клиенту после включения электричества (тщетная надежда).
Через несколько часов взрывы стихли, а от коридорного сквозняка мы немного подмерзли и вернулись в квартиру, чтобы согреться чаем из термоса. Вскоре соседка прокричала нам через дверь из коридора «отбой!»: у неё пробилась связь, и подруга из другого района по телефону сообщила, что обстрел закончился и что везде нет света и воды. Запас воды у нас давно стоит, но небольшой, литров 60. Оставалось 5 пустых баклажек, я решила наполнить их, пока вода всё ещё льется. Мутная струйка мельчала у меня на глазах и на середине четвертой бутылки просто исчезла. Зато мы обнаружили место на кухне, откуда можно позвонить: у мамы на другом берегу Днепра заработал телеграм и она прочитала новости. Я запомнила, как Лавров прокомментировал признание России спонсором терроризма: что-то вроде «любому здравомыслящему человеку ясно, как всё на самом деле, а у меня нет медицинского образования». Запомнила, потому что завопила: о Господи, даже они сами уже признают свои преступления — хоть пока и эзоповым языком! Когда Лавров уже сделает себе сеппуку!
Шесть часов без электричества и отопления, полет нормальный. Мой костюм: термолеггинсы и джоггеры с флисом, хлопковая футболка, синтетическая теплая водолазка, тонкий шерстяной свитер и толстый шерстяной свитер с оленями сверху, перчатки с обрезанными пальцами, на голове белый оренбургский платок (прислан бабушке подругой из Волгограда лет 10 назад), на ногах носки обычные + теплые флисовые и псевдоугги из синтетического меха. Когда я сижу за компьютером, в котором всё ещё есть заряд, то заворачиваюсь в шерстяной плед. Так мёрзнет только нос.
За вечер без электричества я успела отредактировать свою книгу-дневник о войне больше, чем наполовину. Месяц не могла продвинуться так хорошо, а теперь из какого-то духа противоречия всем бедам назло дело пошло хорошо и быстро. Чудеса интернет-детокса!
[продолжение ⬇️]
#киев #обомне
24 ноября: блэкаут Ч.2
Девять часов без отопления. На улице температура колеблется в районе нуля. Я уже чувствую, что надо всё-таки утеплять окна. На днях купила герметик, но теперь ясно, что им не обойтись и надо идти за утеплителем, чтобы заделать некоторые щели получше. Обогреватель мы так и не решились купить (есть такие люди, которым в стрессовых ситуациях труднее решать — так вот это мы, хотя и не самый тяжелый случай). Поэтому в 9 вечера я выпила грамм 40 коньяка — единственный наличествующий обогрев. После этого (а ещё из-за темноты и прохлады) мне немедленно захотелось спать, ничего особенного по сравнению с предыдущими ночами я не надевала: пижама, толстовка, две пары толстых носков, шерстяное одеяло и плед — первая ночь без электричества и обогрева прошла нормально. Из изобретений ночи: тоннель из одеяла с нагревательным элементом в виде собственной руки, чтобы дышать не было так холодно (главное не двигаться).
Утром 24 ноября всё еще нет света, зато из крана потекла холодная вода. Прекрасно! Пауэрбанки всё ещё вытягивают телефоны. На кухне у окна вдруг заработал телеграм, откуда я узнала, что 70% Киева без электричества. Успела написать нескольким людям, что мы живы, и связь снова пропала. Решили выползти на улицу, чтобы посмотреть, что происходит.
Большие сетевые супермаркеты не работают, зато мама-мия, сколько мелких предпринимателей тарахтят на генераторах! Наш район — это вообще такой городок в городе, тут есть всё настолько, что можно удовлетворить все нужды, не переезжая через реку. Вот и сейчас. На генераторах трещат кофейни, и подростки в чаду выхлопных газов тусуются со стаканчиками в руках. Магазин сыра, маникюрный салон в прозрачном ларьке, понтовый бьрабрешоп — и несчиляемое количество других маленьких ларечков, торгующих всякой снедью.
В одном большом магазине даже вытащили для всех желающих розетки — чтоб заряжаться, и в фойе обрисовался своеобразный клуб, где можно купить сигареты, кофе, зарядить телефоны, узнать и тут же обсудить новости. Как считают некоторые видные историки, европейская нация начинается с городской кофейни (место, где могут собраться разные горожане, обсудить взгляды и договорится об общих целях на будущее) — так что у нас с нэйшнбилдингом тут всё в порядке, как бы украинофобы из России ни старались.
Открытия дня:
- в смарфтоне самсунг есть радио (нужно воткнуть проводные наушники) и оно работает даже без света
- нормальных новостных каналов на радио пока не нашлось, но каждый час есть основные украинские новости на чем-то типа «Телемарафона»
- налобный фонарь — это бомба! В полной темноте промазывала им окна. Впервые в жизни увидела, как хорошие хозяйки видят грязь (выкину налобный фонарь после войны, чтобы не видеть таких подробностей быта снова)
- законопатить окна и двери лучше, чем не законопатить! (утеплила окна специальными прокладками, проклеили входную дверь, дополнительно промазала рамы герметиком — но всё равно, сука, что-то дует!!!)
#киев #обомне
Подписаться на Патреон
Поддержать криптой на Binance: Pay ID 384598265
Девять часов без отопления. На улице температура колеблется в районе нуля. Я уже чувствую, что надо всё-таки утеплять окна. На днях купила герметик, но теперь ясно, что им не обойтись и надо идти за утеплителем, чтобы заделать некоторые щели получше. Обогреватель мы так и не решились купить (есть такие люди, которым в стрессовых ситуациях труднее решать — так вот это мы, хотя и не самый тяжелый случай). Поэтому в 9 вечера я выпила грамм 40 коньяка — единственный наличествующий обогрев. После этого (а ещё из-за темноты и прохлады) мне немедленно захотелось спать, ничего особенного по сравнению с предыдущими ночами я не надевала: пижама, толстовка, две пары толстых носков, шерстяное одеяло и плед — первая ночь без электричества и обогрева прошла нормально. Из изобретений ночи: тоннель из одеяла с нагревательным элементом в виде собственной руки, чтобы дышать не было так холодно (главное не двигаться).
Утром 24 ноября всё еще нет света, зато из крана потекла холодная вода. Прекрасно! Пауэрбанки всё ещё вытягивают телефоны. На кухне у окна вдруг заработал телеграм, откуда я узнала, что 70% Киева без электричества. Успела написать нескольким людям, что мы живы, и связь снова пропала. Решили выползти на улицу, чтобы посмотреть, что происходит.
Большие сетевые супермаркеты не работают, зато мама-мия, сколько мелких предпринимателей тарахтят на генераторах! Наш район — это вообще такой городок в городе, тут есть всё настолько, что можно удовлетворить все нужды, не переезжая через реку. Вот и сейчас. На генераторах трещат кофейни, и подростки в чаду выхлопных газов тусуются со стаканчиками в руках. Магазин сыра, маникюрный салон в прозрачном ларьке, понтовый бьрабрешоп — и несчиляемое количество других маленьких ларечков, торгующих всякой снедью.
В одном большом магазине даже вытащили для всех желающих розетки — чтоб заряжаться, и в фойе обрисовался своеобразный клуб, где можно купить сигареты, кофе, зарядить телефоны, узнать и тут же обсудить новости. Как считают некоторые видные историки, европейская нация начинается с городской кофейни (место, где могут собраться разные горожане, обсудить взгляды и договорится об общих целях на будущее) — так что у нас с нэйшнбилдингом тут всё в порядке, как бы украинофобы из России ни старались.
Открытия дня:
- в смарфтоне самсунг есть радио (нужно воткнуть проводные наушники) и оно работает даже без света
- нормальных новостных каналов на радио пока не нашлось, но каждый час есть основные украинские новости на чем-то типа «Телемарафона»
- налобный фонарь — это бомба! В полной темноте промазывала им окна. Впервые в жизни увидела, как хорошие хозяйки видят грязь (выкину налобный фонарь после войны, чтобы не видеть таких подробностей быта снова)
- законопатить окна и двери лучше, чем не законопатить! (утеплила окна специальными прокладками, проклеили входную дверь, дополнительно промазала рамы герметиком — но всё равно, сука, что-то дует!!!)
#киев #обомне
Подписаться на Патреон
Поддержать криптой на Binance: Pay ID 384598265
Волонтёрство Ч.1
Двести восемьдесят пятый день полномасштабного вторжения России в Украину. Десятый месяц массовых убийств, оккупаций, пыток, террора и попытки заморить нас: весной — голодом, взрывая элеваторы с зерном, разбивая хранилища топлива; зимой — холодом, запуская сотни ракет по узлам энергообеспечения и подаче воды. Вся Одесса только что осталась не только без света, но и без воды. Её сосед Николаев живёт без воды уже много месяцев. Сегодня россияне выпустили по Украине 70 ракет, 60 из которых сбили: благодаря постоянному совершенствованию работы ЗСУ после массированного удара Киев всё ещё со светом, водой и отоплением (хотя отключения для экономии всё ещё сохраняются).
Прошлый массированный обстрел был 23 ноября и привел к тому, что мы просидели без электричества, отопления, связи и горячей воды 3 суток (два предыдущих поста посвящены этому). После этого обстрела я обнаружила вокруг много уязвимостей и поняла, что к следующему отключению нужно подготовиться более основательно. Так для меня настала третья глобальная стадия войны.
Первая стадия была реакция на опасность «замри»: весной меня придавило переживаниями, рефлексией, сил не было и я с завистью смотрела на тех, кто может шевелиться и понимать, что делать.
К концу лета началась вторая стадия — злость, которая достигла пика с началом массированных обстрелов инфраструктуры. Она результировала в оформление четкой и последовательной позиции и ощущение, что в мире больше нет никого, кто был бы взрослее, умнее и ответственнее чем я и мы все, что некому строить и менять этот мир, кроме меня, кроме нас.
Третья стадия началась сейчас: я наконец всё понимаю, у меня наконец есть силы — и я наконец готова действовать. Действую я пока беспорядочно, но дайте мне время!
Первую половину прошлой недели провела, бегая туда-сюда, приклеивая везде утепление, заделывая щели, покупая дополнительные фонарики и гирлянды (новый предмет интереса: гирлянды и осветительные приборы, работающие на батарейках или юсб зарядке — в Киеве и во многих других городах товар довольно дефицитный!). Поймала соседа, вместе мы законопатили дверь в общий коридор. Благодаря этому сегодня во время обстрела без света темное укрытие превратилось в чилловую теплую зону с креслом, гирляндой и чайком — уже почти в жилую зону!
Натаскала домой ещё еды (новый символ безопасности каждого дома — шкаф с едой, не требующей готовки, мы смотрим туда и томно вздыхаем о своем богатстве). Мы даже купили два сомнительных и недорогих маленьких обогревателя на газу (сомнительных, потому что газовые баллоны всем в доме кажутся подозрительным и опасным соседом) — но если в квартире будет замерзать чай в стакане, точно воспользуемся. Окончательно созрела запастись спальниками на случай обморожения квартиры.
Все это кризисное гнездование и натаскивание в дом чего-то полезного стал возможен благодаря поддержке моих читателей, которые активизировались в ноябре с донатами и стали присылать мне свитера и термобелье, которые буквально повлияли на моё мировоззрение и сделали меня сильнее — потому что мне теперь ВСЕГДА ТЕПЛО. Я теперь знаю, на что расчет России: холод, как и голод, унижают дух — но мы не сдадимся и будем кормить и греть друг друга!
#киев #обомне
[Продолжение ⬇️]
Двести восемьдесят пятый день полномасштабного вторжения России в Украину. Десятый месяц массовых убийств, оккупаций, пыток, террора и попытки заморить нас: весной — голодом, взрывая элеваторы с зерном, разбивая хранилища топлива; зимой — холодом, запуская сотни ракет по узлам энергообеспечения и подаче воды. Вся Одесса только что осталась не только без света, но и без воды. Её сосед Николаев живёт без воды уже много месяцев. Сегодня россияне выпустили по Украине 70 ракет, 60 из которых сбили: благодаря постоянному совершенствованию работы ЗСУ после массированного удара Киев всё ещё со светом, водой и отоплением (хотя отключения для экономии всё ещё сохраняются).
Прошлый массированный обстрел был 23 ноября и привел к тому, что мы просидели без электричества, отопления, связи и горячей воды 3 суток (два предыдущих поста посвящены этому). После этого обстрела я обнаружила вокруг много уязвимостей и поняла, что к следующему отключению нужно подготовиться более основательно. Так для меня настала третья глобальная стадия войны.
Первая стадия была реакция на опасность «замри»: весной меня придавило переживаниями, рефлексией, сил не было и я с завистью смотрела на тех, кто может шевелиться и понимать, что делать.
К концу лета началась вторая стадия — злость, которая достигла пика с началом массированных обстрелов инфраструктуры. Она результировала в оформление четкой и последовательной позиции и ощущение, что в мире больше нет никого, кто был бы взрослее, умнее и ответственнее чем я и мы все, что некому строить и менять этот мир, кроме меня, кроме нас.
Третья стадия началась сейчас: я наконец всё понимаю, у меня наконец есть силы — и я наконец готова действовать. Действую я пока беспорядочно, но дайте мне время!
Первую половину прошлой недели провела, бегая туда-сюда, приклеивая везде утепление, заделывая щели, покупая дополнительные фонарики и гирлянды (новый предмет интереса: гирлянды и осветительные приборы, работающие на батарейках или юсб зарядке — в Киеве и во многих других городах товар довольно дефицитный!). Поймала соседа, вместе мы законопатили дверь в общий коридор. Благодаря этому сегодня во время обстрела без света темное укрытие превратилось в чилловую теплую зону с креслом, гирляндой и чайком — уже почти в жилую зону!
Натаскала домой ещё еды (новый символ безопасности каждого дома — шкаф с едой, не требующей готовки, мы смотрим туда и томно вздыхаем о своем богатстве). Мы даже купили два сомнительных и недорогих маленьких обогревателя на газу (сомнительных, потому что газовые баллоны всем в доме кажутся подозрительным и опасным соседом) — но если в квартире будет замерзать чай в стакане, точно воспользуемся. Окончательно созрела запастись спальниками на случай обморожения квартиры.
Все это кризисное гнездование и натаскивание в дом чего-то полезного стал возможен благодаря поддержке моих читателей, которые активизировались в ноябре с донатами и стали присылать мне свитера и термобелье, которые буквально повлияли на моё мировоззрение и сделали меня сильнее — потому что мне теперь ВСЕГДА ТЕПЛО. Я теперь знаю, на что расчет России: холод, как и голод, унижают дух — но мы не сдадимся и будем кормить и греть друг друга!
#киев #обомне
[Продолжение ⬇️]
Волонтёрство Ч.2
Но я знаю и что-то большее: что жизнь возможна даже когда кажется, что ты в ловушке. Что стоит объединить усилия и начать брать на себя задачи и ответственность — всё оказывается по плечу. Я почувствовала себя сильнее, теплее и больше — и мне ужасно захотелось передать это дальше, как говорится. Я уже некоторое время размышляла о том, что выросшая до 18.000 человек неравнодушная аудитория — это огромное сообщество людей, которые могли бы сообща делать то, что не может один, десять или даже сто. Как только я придумала название «Nastiglo Help», как обнаружила, где эта хелп нужна.
Через знакомых нашла семью (мама, папа и дочка 12 лет), которая бежала из Новой Каховки — городе в Херсонской области, который оккупирован российскими военными. Если вы слышали рассказы о том, как люди бегут от российских пыточных, то не удивитесь, узнав, что эти люди бежали в чем были и без всего. Они добрались в село под Кривым Рогом, где их приютили и связались со мной знакомые: «Что надо? Ну, что-нибудь: продукты, постельное белье, подушки, что-то теплое… одним словом, что угодно». Позавчера я попросила в инстаграме им помочь. Откликнулось очень много неравнодушных людей, в итоге семье уже едут или собираются посылки из разных стран, и накидали денег, которых будет достаточно на обустройство.
Это был мой первый опыт волонтерства — полная жопа неорганизованности и хаоса! За три дня я превратилась в недосыпающего совёнка с головой набекрень. И это не считая того, что у наших подопечных обнаружились соседи, которым тоже нужна помощь. Всё это так просто не закончится, я уже чувствую как инфракрасный третий глаз по поиску нуждающихся проклевывается во лбу. И я ещё успею проклясть все грабли, по которым ходили тысячи других людей — волонтёров, Международный день которых сегодня празднует мир. Кажется, я теперь тоже как будто бы один из этих людей!
Просто хочу зафиксировать этот момент первого удачного и суматошного опыта координации помощи — радостный момент несмотря на все ужасы, которые устраивает день за днем катящаяся в фашистскую бездну Россия. В ближайшие дни я постараюсь структурировать это занятие и помочь вам участвовать в такой инициативе более системно и структурированно. Сегодня отдохну.
После сегодняшних обстрелов надо немного расслабиться в пяти свитерах в обнимку с коробкой сухой лапши, чтобы манифестировать свою незламність! Представьте эту роскошь так: у американских реперов — золотые цепищи и косячки с травкой, а у меня — дефицитные гирлянды на батарейках и быстрорастворимый супчик, йоу
#киев #обомне #nastiglo_help
Подписаться на Патреон
Поддержать криптой на Binance: Pay ID 384598265
Но я знаю и что-то большее: что жизнь возможна даже когда кажется, что ты в ловушке. Что стоит объединить усилия и начать брать на себя задачи и ответственность — всё оказывается по плечу. Я почувствовала себя сильнее, теплее и больше — и мне ужасно захотелось передать это дальше, как говорится. Я уже некоторое время размышляла о том, что выросшая до 18.000 человек неравнодушная аудитория — это огромное сообщество людей, которые могли бы сообща делать то, что не может один, десять или даже сто. Как только я придумала название «Nastiglo Help», как обнаружила, где эта хелп нужна.
Через знакомых нашла семью (мама, папа и дочка 12 лет), которая бежала из Новой Каховки — городе в Херсонской области, который оккупирован российскими военными. Если вы слышали рассказы о том, как люди бегут от российских пыточных, то не удивитесь, узнав, что эти люди бежали в чем были и без всего. Они добрались в село под Кривым Рогом, где их приютили и связались со мной знакомые: «Что надо? Ну, что-нибудь: продукты, постельное белье, подушки, что-то теплое… одним словом, что угодно». Позавчера я попросила в инстаграме им помочь. Откликнулось очень много неравнодушных людей, в итоге семье уже едут или собираются посылки из разных стран, и накидали денег, которых будет достаточно на обустройство.
Это был мой первый опыт волонтерства — полная жопа неорганизованности и хаоса! За три дня я превратилась в недосыпающего совёнка с головой набекрень. И это не считая того, что у наших подопечных обнаружились соседи, которым тоже нужна помощь. Всё это так просто не закончится, я уже чувствую как инфракрасный третий глаз по поиску нуждающихся проклевывается во лбу. И я ещё успею проклясть все грабли, по которым ходили тысячи других людей — волонтёров, Международный день которых сегодня празднует мир. Кажется, я теперь тоже как будто бы один из этих людей!
Просто хочу зафиксировать этот момент первого удачного и суматошного опыта координации помощи — радостный момент несмотря на все ужасы, которые устраивает день за днем катящаяся в фашистскую бездну Россия. В ближайшие дни я постараюсь структурировать это занятие и помочь вам участвовать в такой инициативе более системно и структурированно. Сегодня отдохну.
После сегодняшних обстрелов надо немного расслабиться в пяти свитерах в обнимку с коробкой сухой лапши, чтобы манифестировать свою незламність! Представьте эту роскошь так: у американских реперов — золотые цепищи и косячки с травкой, а у меня — дефицитные гирлянды на батарейках и быстрорастворимый супчик, йоу
#киев #обомне #nastiglo_help
Подписаться на Патреон
Поддержать криптой на Binance: Pay ID 384598265
15 лет Ч.1
Ровно 15 лет назад 10 февраля я поменяла билет Киев-Москва на 4 дня позже, чтобы опоздать на учебу в университете и провести это время с человеком, с которым было безумно интересно разговаривать. Это был Сергей Жданов собственной персоной. А 14 февраля мы ехали на заднем сиденье такси на вокзал, держась за руки, и я уже знала, что скоро вернусь в Киев. Мне было 18, а ему — 20. Сначала я приезжала раз в месяц на выходные, а летом 2008 уже переехала жить в Киев. Поэтому обычно мы считаем своей годовщиной 10-14 февраля — в честь того интересного разговора, который начался в эти 4 дня и так и не закончился. В этом году настроение не праздничное, но именно в войну становится важным отмечать такие даты хотя бы в уме: война делает сентиментальным. Тем более к таким датам, что коренным образом изменили судьбу.
За эти 15 лет мы прожили вместе и каждый по отдельности множество жизней. Были вместе беспробудно пьяными и трезвились, занимались йогой и тягали штангу в зале, изучали Каббалу и индуизм, медитацию и психологию, рисовали картины и писали тексты под одним именем bojemoi, фотографировали и делали коллажи, разбирались в науке и технологиях, в экономике и политике, читали книги вслух и совместные лекции, писали книги, публиковали исследования. Наша совместная интеллектуальная жизнь — это целая вселенная внутри вселенной жизни. Самая интересная игра в мире для меня — это решать задачки, которые подкидывает Жданов.
За минувший год мы начали новую главу своей жизни, военную. Переживать вместе экзистенциальное присутствие смерти, бояться вполне реальной гибели, наблюдать за разрушениями страны, города, своих собственных представлений о мире и планов на будущее, наконец, столкновение в этих экстремальных условиях с новыми сторонами наших личностей… Война обнажает потаённые стороны психики и заостряет острые углы отношений. Это или тяжелое испытание или крепчайшая связка любви и союзничества, у кого как, — ну а мы следуем за Иисусом из Монти Пайтона с его песенкой “always look on the bright side of life!”. Я уже говорила: не знаю, как, но однажды, когда мы будем в безопасности, я напишу о том, каково это — обсуждать с любимым человеком под звуки взрывов возможную гибель (вместе, по отдельности, что делать оставшемуся в живых). Пока что мы неплохо справляемся, но страшно даже писать такое: все ходим под прицелом военной фатальности.
У каждого художника есть ДНК своего стиля, которое часто превращается в какой-то -изм: сюрреализм у Сальвадора Дали, кубизм у Пабло Пикассо, гиперреализм у Люсьена Фрейда и тд и тп. У нас как союза bojemoi тоже есть свой узнаваемый стиль, но не только тот, что есть в наших работах, а и тот, что воплощается нашими отношениями на протяжении 15 лет. Я бы назвала его эстетикой равенства в разнообразии и объединения в независимости, философией радикальной честности и религией служения совместному творчеству. Божемоизм? Может, и такое будет. Мы совпадаем и в том, что главным результатом совместного творчества оба читаем самих себя: личность, характер, внимание и сознание — бесконечный простор для работы.
[Продолжение ⬇️] #обомне
Ровно 15 лет назад 10 февраля я поменяла билет Киев-Москва на 4 дня позже, чтобы опоздать на учебу в университете и провести это время с человеком, с которым было безумно интересно разговаривать. Это был Сергей Жданов собственной персоной. А 14 февраля мы ехали на заднем сиденье такси на вокзал, держась за руки, и я уже знала, что скоро вернусь в Киев. Мне было 18, а ему — 20. Сначала я приезжала раз в месяц на выходные, а летом 2008 уже переехала жить в Киев. Поэтому обычно мы считаем своей годовщиной 10-14 февраля — в честь того интересного разговора, который начался в эти 4 дня и так и не закончился. В этом году настроение не праздничное, но именно в войну становится важным отмечать такие даты хотя бы в уме: война делает сентиментальным. Тем более к таким датам, что коренным образом изменили судьбу.
За эти 15 лет мы прожили вместе и каждый по отдельности множество жизней. Были вместе беспробудно пьяными и трезвились, занимались йогой и тягали штангу в зале, изучали Каббалу и индуизм, медитацию и психологию, рисовали картины и писали тексты под одним именем bojemoi, фотографировали и делали коллажи, разбирались в науке и технологиях, в экономике и политике, читали книги вслух и совместные лекции, писали книги, публиковали исследования. Наша совместная интеллектуальная жизнь — это целая вселенная внутри вселенной жизни. Самая интересная игра в мире для меня — это решать задачки, которые подкидывает Жданов.
За минувший год мы начали новую главу своей жизни, военную. Переживать вместе экзистенциальное присутствие смерти, бояться вполне реальной гибели, наблюдать за разрушениями страны, города, своих собственных представлений о мире и планов на будущее, наконец, столкновение в этих экстремальных условиях с новыми сторонами наших личностей… Война обнажает потаённые стороны психики и заостряет острые углы отношений. Это или тяжелое испытание или крепчайшая связка любви и союзничества, у кого как, — ну а мы следуем за Иисусом из Монти Пайтона с его песенкой “always look on the bright side of life!”. Я уже говорила: не знаю, как, но однажды, когда мы будем в безопасности, я напишу о том, каково это — обсуждать с любимым человеком под звуки взрывов возможную гибель (вместе, по отдельности, что делать оставшемуся в живых). Пока что мы неплохо справляемся, но страшно даже писать такое: все ходим под прицелом военной фатальности.
У каждого художника есть ДНК своего стиля, которое часто превращается в какой-то -изм: сюрреализм у Сальвадора Дали, кубизм у Пабло Пикассо, гиперреализм у Люсьена Фрейда и тд и тп. У нас как союза bojemoi тоже есть свой узнаваемый стиль, но не только тот, что есть в наших работах, а и тот, что воплощается нашими отношениями на протяжении 15 лет. Я бы назвала его эстетикой равенства в разнообразии и объединения в независимости, философией радикальной честности и религией служения совместному творчеству. Божемоизм? Может, и такое будет. Мы совпадаем и в том, что главным результатом совместного творчества оба читаем самих себя: личность, характер, внимание и сознание — бесконечный простор для работы.
[Продолжение ⬇️] #обомне
Последнее путешествие Ч.1
379 день вторжения России в Украину. На кустах появились красноватые почки будущих соцветий, из земли показались сочно-салатовые проростки ирисов, на озере у дома окончательно дотаял лёд, утки крякали особенно долго, а бабушка умерла. До сих пор я наблюдала только случайные или насильственные смерти, и никогда не видела, как умирают от старости. Теперь я понимаю, почему это называют «последним путешествием»: однажды ты понимаешь, что человек уже ступил одной ногой на плот, а затем вдруг чувствуешь, что он уже отпустил твою руку и медленно отплывает туда, откуда не возвращаются — это видно по тому, как он смотрит в тишину комнаты (и с каким беспокойством зовет тебя из нее, пытаясь иногда тщетно остановить необратимый поток реки жизни).
Я вспомнила притчу о китайском мудреце, который вместо наивысшего пожелания счастья пожелал императору, чтобы сначала умер дед, потом умер отец, а затем — сын. Чтобы ему не отрубили голову, пришлось объяснить, что смерть неизбежна, и лучший расклад для семьи — когда все умирают в старости в порядке очереди. Вспомнила из-за разительного контраста. Бабушка дожила до преклонных лет и отошла в мир иной без боли, в теплой чистой постели, окруженная заботой и медицинской помощью до последних своих вдохов. А сейчас каждый день погибают молодые и совсем молодые люди, внезапно, жестоко, несправедливо. Я бы тоже на месте китайского мудреца не желала бы бессмертия (кроме того, что это невозможно, я ещё и не могу представить себе такой мир, хотя с детства пытаюсь). Я бы пожелала, чтобы все умирали, как наша бабушка: в старости, в тепле, чистоте и заботе. По очереди. В мире без войны.
Начитавшись экзистенциальных книг, думала, что буду говорить с бабушкой о смерти, чтобы ей было легче. На деле наши разговоры выглядели так:
— Бачиш, вмирати мне вже пора!
— Бабушка, страшно умирать?
— Конечно страшно, хіба не?..
А потом мы долго молчали. При этом она очень любила пересказывать историю о знакомой пожилой паре, которые дожили до глубокой старости и стали потихоньку сдавать: муж жаловался, что ему страшно умирать, а жена ему: «Не нуди, Петро, треба вже вмирати! Лягай давай!» — и бабушка смеялась, как младенец, которому показали фокус. Она любила дурацкие истории, книги Чарльза Буковски и шутки про сраку.
[продолжение ⬇️] #обомне
379 день вторжения России в Украину. На кустах появились красноватые почки будущих соцветий, из земли показались сочно-салатовые проростки ирисов, на озере у дома окончательно дотаял лёд, утки крякали особенно долго, а бабушка умерла. До сих пор я наблюдала только случайные или насильственные смерти, и никогда не видела, как умирают от старости. Теперь я понимаю, почему это называют «последним путешествием»: однажды ты понимаешь, что человек уже ступил одной ногой на плот, а затем вдруг чувствуешь, что он уже отпустил твою руку и медленно отплывает туда, откуда не возвращаются — это видно по тому, как он смотрит в тишину комнаты (и с каким беспокойством зовет тебя из нее, пытаясь иногда тщетно остановить необратимый поток реки жизни).
Я вспомнила притчу о китайском мудреце, который вместо наивысшего пожелания счастья пожелал императору, чтобы сначала умер дед, потом умер отец, а затем — сын. Чтобы ему не отрубили голову, пришлось объяснить, что смерть неизбежна, и лучший расклад для семьи — когда все умирают в старости в порядке очереди. Вспомнила из-за разительного контраста. Бабушка дожила до преклонных лет и отошла в мир иной без боли, в теплой чистой постели, окруженная заботой и медицинской помощью до последних своих вдохов. А сейчас каждый день погибают молодые и совсем молодые люди, внезапно, жестоко, несправедливо. Я бы тоже на месте китайского мудреца не желала бы бессмертия (кроме того, что это невозможно, я ещё и не могу представить себе такой мир, хотя с детства пытаюсь). Я бы пожелала, чтобы все умирали, как наша бабушка: в старости, в тепле, чистоте и заботе. По очереди. В мире без войны.
Начитавшись экзистенциальных книг, думала, что буду говорить с бабушкой о смерти, чтобы ей было легче. На деле наши разговоры выглядели так:
— Бачиш, вмирати мне вже пора!
— Бабушка, страшно умирать?
— Конечно страшно, хіба не?..
А потом мы долго молчали. При этом она очень любила пересказывать историю о знакомой пожилой паре, которые дожили до глубокой старости и стали потихоньку сдавать: муж жаловался, что ему страшно умирать, а жена ему: «Не нуди, Петро, треба вже вмирати! Лягай давай!» — и бабушка смеялась, как младенец, которому показали фокус. Она любила дурацкие истории, книги Чарльза Буковски и шутки про сраку.
[продолжение ⬇️] #обомне
Жизнь, смерть и шутка про сраку Ч.1
388 и 389 дни полномасштабного вторжения России в Украину. Пересматриваю обрывки видео: мне удалось занять, как покойная бабушка, напырив седые брови, ругает Путина. Жалею, что ей нельзя прочитать новость о том, что Международный уголовный суд выдал ордер на его арест. Впрочем, она бы не поверила этим обещаниям, пока не увидела бы его на скамье подсудимых. Такая уж она была, понимала в Realpolitik.
Пока я пишу это, наша кошка Кафка ломится в бабушкин шкаф. Она полюбила бабушку с первого же дня в декабре: сидела и спала у ее ног, и монструозный грохот ходунков ее не пугал. Кафку вообще не пугала бабушкина старость и угасание (или ее привлекал валидол, что тоже может быть) — она скрашивала нам тяжелые кормления и туалет своими идиотскими кошачьими выкрутасами. С ней уход за уходящим человеком становился похож на нелепый цирк. Я говорила «але-хоп!», меняя памперсы, и в комнате становилось светлее лол.
Бабушка любила политику: каждую неделю или я или Жданов читали ей, уже почти совсем слепой и глухой последние годы, новости. Он всегда говорил: политике меня научили в первую очередь не журналисты и политологи, а бабушка. Она рассуждала о международной политике с нормальной такой подкованностью в истории, экономике и геополитике — хотя выросла в селе и высшего образования не имела.
Бабушка Маша, если кто не понял, не моя бабушка, а ждановская. Я познакомилась с ней в 2008 году, когда переехала к нему в Киев. Тогда, 15 лет назад, я вообще не могла понять, что она говорит: бабушка всю жизнь была суржикоговорящей — и это был первый (и долгое время единственный) не русскоязычный украинец в моем окружении. За эти полтора десятка лет мы начали называть друг друга бабушкой и внучкой и даже перешли на «ты» под конец её жизни. И уже много лет я не могу понять, что же мне сначала было непонятно в её речи.
Бабушка Маша родилась в селе на Житомирщине в 1938 году (или 39, никто не знает: Украина была оккупирована и пожжена немцами, и многие документы восстанавливали по памяти и со слов). Отца она не знала, он погиб на войне. Мать ее была неграмотной по нынешним меркам: умела читать по слогам и подписывать своим именем бумаги. Растили ее мать и дед Гаврило, о котором я уже писала.
Одно из самых ранних воспоминаний бабушки относятся к оккупации Украины: мама могла увести в лес только одного ребенка и забрала старшую дочь, а престарелого деда лет 90 и малую лет 3 оставила в избе. Оккупанты хотели расстрелять их прямо там, но какой-то офицер посчитал, что маленькая Маша похожа на его Zuckerpuppe, которая ждет его дома: он дал ей сахар и не убил её.
После начала полномасштабного вторжения бабушка Маша иногда случайна называла россиян «немцами», и мне было невероятно стыдно и больно рассказать ей, когда я узнала, что некоторые мои родственники из России поддерживают Путина и эту войну. Она смотрела на меня, одновременно напырив брови и улыбаясь, как будто я говорила ей, что видела на дворе курицу с ослиными ушами. Ей, пережившей одну нацистскую оккупацию, никак не могло повериться, что вторая оккупация — русская, и что в России за эти почти 80 лет поменяли отношение к фашизму и к «никогда снова».
Благодаря жесткому (как её знавшие косьбу плечи) характеру и острому (как кончик ее упрямого носа) уму, в 18 лет она стала главным бухгалтером колхоза — и, по ее словам, завидной парой. Поклонников, говорила она, у нее было много, и судя по её «хохоооо, Настенька!», было весело.
⬇️ #киев #обомне
388 и 389 дни полномасштабного вторжения России в Украину. Пересматриваю обрывки видео: мне удалось занять, как покойная бабушка, напырив седые брови, ругает Путина. Жалею, что ей нельзя прочитать новость о том, что Международный уголовный суд выдал ордер на его арест. Впрочем, она бы не поверила этим обещаниям, пока не увидела бы его на скамье подсудимых. Такая уж она была, понимала в Realpolitik.
Пока я пишу это, наша кошка Кафка ломится в бабушкин шкаф. Она полюбила бабушку с первого же дня в декабре: сидела и спала у ее ног, и монструозный грохот ходунков ее не пугал. Кафку вообще не пугала бабушкина старость и угасание (или ее привлекал валидол, что тоже может быть) — она скрашивала нам тяжелые кормления и туалет своими идиотскими кошачьими выкрутасами. С ней уход за уходящим человеком становился похож на нелепый цирк. Я говорила «але-хоп!», меняя памперсы, и в комнате становилось светлее лол.
Бабушка любила политику: каждую неделю или я или Жданов читали ей, уже почти совсем слепой и глухой последние годы, новости. Он всегда говорил: политике меня научили в первую очередь не журналисты и политологи, а бабушка. Она рассуждала о международной политике с нормальной такой подкованностью в истории, экономике и геополитике — хотя выросла в селе и высшего образования не имела.
Бабушка Маша, если кто не понял, не моя бабушка, а ждановская. Я познакомилась с ней в 2008 году, когда переехала к нему в Киев. Тогда, 15 лет назад, я вообще не могла понять, что она говорит: бабушка всю жизнь была суржикоговорящей — и это был первый (и долгое время единственный) не русскоязычный украинец в моем окружении. За эти полтора десятка лет мы начали называть друг друга бабушкой и внучкой и даже перешли на «ты» под конец её жизни. И уже много лет я не могу понять, что же мне сначала было непонятно в её речи.
Бабушка Маша родилась в селе на Житомирщине в 1938 году (или 39, никто не знает: Украина была оккупирована и пожжена немцами, и многие документы восстанавливали по памяти и со слов). Отца она не знала, он погиб на войне. Мать ее была неграмотной по нынешним меркам: умела читать по слогам и подписывать своим именем бумаги. Растили ее мать и дед Гаврило, о котором я уже писала.
Одно из самых ранних воспоминаний бабушки относятся к оккупации Украины: мама могла увести в лес только одного ребенка и забрала старшую дочь, а престарелого деда лет 90 и малую лет 3 оставила в избе. Оккупанты хотели расстрелять их прямо там, но какой-то офицер посчитал, что маленькая Маша похожа на его Zuckerpuppe, которая ждет его дома: он дал ей сахар и не убил её.
После начала полномасштабного вторжения бабушка Маша иногда случайна называла россиян «немцами», и мне было невероятно стыдно и больно рассказать ей, когда я узнала, что некоторые мои родственники из России поддерживают Путина и эту войну. Она смотрела на меня, одновременно напырив брови и улыбаясь, как будто я говорила ей, что видела на дворе курицу с ослиными ушами. Ей, пережившей одну нацистскую оккупацию, никак не могло повериться, что вторая оккупация — русская, и что в России за эти почти 80 лет поменяли отношение к фашизму и к «никогда снова».
Благодаря жесткому (как её знавшие косьбу плечи) характеру и острому (как кончик ее упрямого носа) уму, в 18 лет она стала главным бухгалтером колхоза — и, по ее словам, завидной парой. Поклонников, говорила она, у нее было много, и судя по её «хохоооо, Настенька!», было весело.
⬇️ #киев #обомне
Жизнь, смерть и шутка про сраку Ч.2
Как бы то ни было, в итоге она вышла за военного офицера из соседней деревни и уехала с ним в Минск, где он проходил обучение. Вместе они по его службе жили в Беларуси, Сирии, Азербайджане и бывали в Москве. С ним я знакома не была, он умер до моего знакомства с будущей семьей. Большую часть времени бабушка прожила в Баку, Азербайджан, а её дети закончили там школу. В Украину они вернулись уже в 1980-х, только когда дети выросли и стали поступать в университеты Киева (кажется, никто из их семьи так и не смог привыкнуть к зиме, снегу и гололедице). Вот откуда бабушка Маша знала столько про политику и историю: от многих путешествий и от общения со своим мужем, офицером и инженером с несколькими высшими образованиями. И, конечно, из книг: любила читать, пока видела.
Из-за глухоты бабушка часто просила меня пересказывать, что там говорят на политических шоу по телевизору. На многие годы это было единственными уроками українскої мови, которые у меня были. За последний год я компенсировала те уроки с лихвой: читала ей лучшие украиномовные новости и статьи про ход войны, мы вместе переходили на украинский в разговоре, как могли, а под массированным ракетным обстрелом однажды вместе пели «Червону калину», пока у нее были силы на такой перформанс.
Я знаю, что бабушка Маша была очень сложным человеком. В детстве она палкой лупила обидчиков своей старшей сестры, в молодости трехэтажным матерным суржиком ругалась с мужем, в зрелости устраивала политические дебаты на лавочке у дома, а к старости тяжелые болезни и диагнозы усугубили её непростой характер. Но мне доставалась всегда самая лучшая её сторона. Когда она ещё могла, она варила кашу и пекла мне сырники, я дарила ей дурацкие шапки и мы вместе смеялись над ее пересказами дерзких рассказов Чарльза Буковски. Называла она меня только «Настенька», во всех семейных историях вставала на мою сторону, настойчиво пыталась примирить меня с российскими родственниками и ежемесячно выдавала с пенсии «на кахфе». На любой мой цвет волос, пирсинг или наряд она в лучшем случае говорила «так гарненько», а в худшем — разве только «хехеееее, Настенька!».
Мне очень грустно, что ее больше нет. И очень странно, что на фоне ужасных смертей молодых людей на войне её смерть кажется не трагичной, тяжелой утратой, а закономерным мирным и даже желанным финалом.
Ах да, все спрашивают про шутку. Бабушка приговаривала: «коли помру, на моей сраці хоч дрова рубайте». Мы, конечно, так делать не стали, но на поминках смеху было…
#обомне
Спасибо тем, кто поддерживает блог «Настигло»!
Подписаться на Патреон
Binance: Pay ID 384598265
Как бы то ни было, в итоге она вышла за военного офицера из соседней деревни и уехала с ним в Минск, где он проходил обучение. Вместе они по его службе жили в Беларуси, Сирии, Азербайджане и бывали в Москве. С ним я знакома не была, он умер до моего знакомства с будущей семьей. Большую часть времени бабушка прожила в Баку, Азербайджан, а её дети закончили там школу. В Украину они вернулись уже в 1980-х, только когда дети выросли и стали поступать в университеты Киева (кажется, никто из их семьи так и не смог привыкнуть к зиме, снегу и гололедице). Вот откуда бабушка Маша знала столько про политику и историю: от многих путешествий и от общения со своим мужем, офицером и инженером с несколькими высшими образованиями. И, конечно, из книг: любила читать, пока видела.
Из-за глухоты бабушка часто просила меня пересказывать, что там говорят на политических шоу по телевизору. На многие годы это было единственными уроками українскої мови, которые у меня были. За последний год я компенсировала те уроки с лихвой: читала ей лучшие украиномовные новости и статьи про ход войны, мы вместе переходили на украинский в разговоре, как могли, а под массированным ракетным обстрелом однажды вместе пели «Червону калину», пока у нее были силы на такой перформанс.
Я знаю, что бабушка Маша была очень сложным человеком. В детстве она палкой лупила обидчиков своей старшей сестры, в молодости трехэтажным матерным суржиком ругалась с мужем, в зрелости устраивала политические дебаты на лавочке у дома, а к старости тяжелые болезни и диагнозы усугубили её непростой характер. Но мне доставалась всегда самая лучшая её сторона. Когда она ещё могла, она варила кашу и пекла мне сырники, я дарила ей дурацкие шапки и мы вместе смеялись над ее пересказами дерзких рассказов Чарльза Буковски. Называла она меня только «Настенька», во всех семейных историях вставала на мою сторону, настойчиво пыталась примирить меня с российскими родственниками и ежемесячно выдавала с пенсии «на кахфе». На любой мой цвет волос, пирсинг или наряд она в лучшем случае говорила «так гарненько», а в худшем — разве только «хехеееее, Настенька!».
Мне очень грустно, что ее больше нет. И очень странно, что на фоне ужасных смертей молодых людей на войне её смерть кажется не трагичной, тяжелой утратой, а закономерным мирным и даже желанным финалом.
Ах да, все спрашивают про шутку. Бабушка приговаривала: «коли помру, на моей сраці хоч дрова рубайте». Мы, конечно, так делать не стали, но на поминках смеху было…
#обомне
Спасибо тем, кто поддерживает блог «Настигло»!
Подписаться на Патреон
Binance: Pay ID 384598265