Бойові коти
На фото в посте ниже я и мой український бойовий кіт Кафка по кличке Рядовий Лапко, который собирает ваши донаты. И ещё машина скорой помощи, на которую насобирали донатеры моих блогов. Теперь все мы — боевые коты, которые помогают ребятам из украинского благотворительного фонда International Aid Legion вместе с нидерландским партнером «Zeilen Van Vrijheid» покупать и доставлять медикам ЗСУ машины. А значит, помогать спасать жизни украинцев, которые защищают свою страну от авторитарной рашистской экспансии.
17.000$ — цена одной такой машины. Её можно купить, если 1700 моих подписчиков скинут всего по 10$. Это цена хорошей ароматической свечи, дорожной косметички, качественного блокнота-планнера, дорогого крема для рук, дешевой футболки, набора для ухода за бородой, средней книги, набора трусов или городской экскурсии. В общем, это деньги, которые многие часто тратят, не задумываясь, чтобы просто развлечься новой покупкой и развеять скуку. Эти деньги могли бы спасать жизни — что развевает скуку, на мой взгляд, круче вентилятора на 40 лошадиных сил. Машина скорой помощи с боевым котом на боковухе — подтверждение тому, что тысячи людей уже отказались от покупки 18й ненужной футболки ради того, чтобы почувствовать смысл жизни в помощи другим.
Вот 5 причин, почему стоит вместо чего-то не особо нужного потратиться на скорые и тактическую медицину.
1 Вы спасаете людей, которые не выбирали быть героями — но вынуждены с риском для жизни и здоровья бороться с экспансией авторитаризма. Победы этих людей — это победы для любого человека, который хотел бы иметь права, свободно жить, говорить и любить.
2 Вы помогаете поддерживать боевой дух каждому, кто помогает Украине в борьбе з рашистским режимом. Когда люди знают, что пострадавшие от российской армии быстро получат компетентную медицинскую помощь и эвакуацию, это поддерживает мораль и веру в то, что борьба возможна и не напрасна. Спасая жизни, мы мотивируем людей держаться и бороться.
3 Ваш вклад в наличие хорошо оборудованных скорых в Украине демонстрирует, что вы взяли на себя политическую ответственность за свою страну. Что вы готовы вкладываться в борьбу за свои ценности.
4 Ваша публичная поддержка наших сборов — это мощное сообщение для мира о том, что в нём всё ещё ценят жизнь и свободу человека и готовы вкладываться в борьбу за мир без репрессий. Мы можем стать теми, для кого в том числе вы выйдете на демонстрации 24 февраля с требованием правительствам оказать помощь.
5 Если вы — украинец или украинка, то поддержка нашей инициативы влияет на обеспечение потребностей ваших сограждан на фронте, на международное мнение осолидарности украинцев в борьбе, а также на рост доверия и гуманизма в самом украинском обществе.
Мы уже забронировали две машины скорых помощи, они готовы выезжать в Украину из Нидерландов. Нам нужно только их купить! Мы очень надеемся закрыть сбор на первую за неделю — для этого нужно 240 десятидолларовых донатов в день. Вы знаете, что делать, боевые коты из разных уголков мира: донат, репост, лайк, коммент, ура! Отчеты можно смотреть в инсте основателя фонда Олексія Масло.
Монобанка: https://send.monobank.ua/jar/qKbCmoDjF (Apple/Google pay, Если не получается провести оплату по ссылке, прокрутите страницу вниз и введите номер своей карты вручную)
Карта: 5375 4112 0705 9077
PayPal: serg.m.y@gmail.com
Crypto: USDT TNgbgWXeaZts7qACaFPtPiofX5nCUCmyZn (TRX Tron TRC20)
На фото в посте ниже я и мой український бойовий кіт Кафка по кличке Рядовий Лапко, который собирает ваши донаты. И ещё машина скорой помощи, на которую насобирали донатеры моих блогов. Теперь все мы — боевые коты, которые помогают ребятам из украинского благотворительного фонда International Aid Legion вместе с нидерландским партнером «Zeilen Van Vrijheid» покупать и доставлять медикам ЗСУ машины. А значит, помогать спасать жизни украинцев, которые защищают свою страну от авторитарной рашистской экспансии.
17.000$ — цена одной такой машины. Её можно купить, если 1700 моих подписчиков скинут всего по 10$. Это цена хорошей ароматической свечи, дорожной косметички, качественного блокнота-планнера, дорогого крема для рук, дешевой футболки, набора для ухода за бородой, средней книги, набора трусов или городской экскурсии. В общем, это деньги, которые многие часто тратят, не задумываясь, чтобы просто развлечься новой покупкой и развеять скуку. Эти деньги могли бы спасать жизни — что развевает скуку, на мой взгляд, круче вентилятора на 40 лошадиных сил. Машина скорой помощи с боевым котом на боковухе — подтверждение тому, что тысячи людей уже отказались от покупки 18й ненужной футболки ради того, чтобы почувствовать смысл жизни в помощи другим.
Вот 5 причин, почему стоит вместо чего-то не особо нужного потратиться на скорые и тактическую медицину.
1 Вы спасаете людей, которые не выбирали быть героями — но вынуждены с риском для жизни и здоровья бороться с экспансией авторитаризма. Победы этих людей — это победы для любого человека, который хотел бы иметь права, свободно жить, говорить и любить.
2 Вы помогаете поддерживать боевой дух каждому, кто помогает Украине в борьбе з рашистским режимом. Когда люди знают, что пострадавшие от российской армии быстро получат компетентную медицинскую помощь и эвакуацию, это поддерживает мораль и веру в то, что борьба возможна и не напрасна. Спасая жизни, мы мотивируем людей держаться и бороться.
3 Ваш вклад в наличие хорошо оборудованных скорых в Украине демонстрирует, что вы взяли на себя политическую ответственность за свою страну. Что вы готовы вкладываться в борьбу за свои ценности.
4 Ваша публичная поддержка наших сборов — это мощное сообщение для мира о том, что в нём всё ещё ценят жизнь и свободу человека и готовы вкладываться в борьбу за мир без репрессий. Мы можем стать теми, для кого в том числе вы выйдете на демонстрации 24 февраля с требованием правительствам оказать помощь.
5 Если вы — украинец или украинка, то поддержка нашей инициативы влияет на обеспечение потребностей ваших сограждан на фронте, на международное мнение осолидарности украинцев в борьбе, а также на рост доверия и гуманизма в самом украинском обществе.
Мы уже забронировали две машины скорых помощи, они готовы выезжать в Украину из Нидерландов. Нам нужно только их купить! Мы очень надеемся закрыть сбор на первую за неделю — для этого нужно 240 десятидолларовых донатов в день. Вы знаете, что делать, боевые коты из разных уголков мира: донат, репост, лайк, коммент, ура! Отчеты можно смотреть в инсте основателя фонда Олексія Масло.
Монобанка: https://send.monobank.ua/jar/qKbCmoDjF (Apple/Google pay, Если не получается провести оплату по ссылке, прокрутите страницу вниз и введите номер своей карты вручную)
Карта: 5375 4112 0705 9077
PayPal: serg.m.y@gmail.com
Crypto: USDT TNgbgWXeaZts7qACaFPtPiofX5nCUCmyZn (TRX Tron TRC20)
Что тебе снится?
Первый военный сон успел присниться мне за долю секунды в полпятого утра 24 февраля, когда мы держались за руки во сне. В ту долю секунды мой обычный глубокий сон в это время начал прорезать нарастающий свист.
Мне снилось, что мы два огромных причудливых динозавра в с длинными шеями и рогами, щиплющие траву с тихой безлюдной Земли в ночи. Мы завороженно поднимаем взгляды на небо, из черноты которого на нас летит пламененющий ярко-белым астероид. Я думаю: это наше последнее мгновение на Земле и всего нашего вида… Я думаю: как странно, мы динозавры, а у него такая нежная кожа…
После этого с неба упала в одной стороне от нашего дома ракета, в другой — самолёт, с того утра начался мой военный дневник. Это был знаковый сон. В каком-то смысле я и весь мой мир навсегда умерли в той постели. Не может больше быть прежней меня. Наивные динозавры больше никогда не вернутся.
После этого мне некоторое время то снились только звуки взрывов, то это были настоящие взрывы, от которых я уже не могла проснуться от усталости.
Где-то в первые месяцы я видела очень детальный сон о большом деревянном доме в зеленых горах невероятно знойным августовским днем. Дом был полон всех, кого я знаю, от младенцев до стариков. Мы носили древнегреческие хитоны, пили разбавленное водой вино и беседовали. Жизнь казалась невероятно мудрой и объемной, я могла разглядеть капли влаги на паутине в резком луче солнца и трепыхающиеся от еле заметного ветра травинки. Затем раздался рёв истребителей, началась бомбежка. Огромные панорамные окна разлетелись в осколки, вонзаясь во всех нас и окрашивая белые хитоны красным. Больше самолетов во сне я не видела.
Месяцы потом мне снились только бесконечные серые коридоры с бесконечными серыми мужчинами в серых костюмах с серыми безжизненными лицами. И бумаги, бумаги, бумаги. Переговоры, сделки, заседания, выступления. Ни единого цвета — только серое, белая бумага и буквы-буквы-буквы, которые ничего не значат в коридорах, где ты бегаешь в попытках найти помощь и остановить войну, но всё это люди из папье-маше, из бумаги, бумаги, бумаги…
Когда я стала искать понимания России и много читала о колониализме, империализме и прочем — мне снилось, что я плыву по глади ослепительно плоского океана под ярким солнцем в безмятежно прохладной воде. Но POV меняется, будто камера поднимается надо мной, пока я не остаюсь далеко внизу. С высоты видно, как подо мной в толще воды проплывает огромное морское чудовище ядовитой раскраски размером с небоскреб.
Этот сон вполне отражает мои ощущения от углубления в политическое, культурное и социальное бессознательное России и в особенности в русскость её «русского мира». Результаты этих поисков выглядели так же небезопасно, как та гигантская хищная тварь.
Ничего внятного мне потом года полтора не снилось.
Сейчас яркие сны возвращаются, хотя я пока что не помню их так же хорошо и они не отличаются той же глубиной, что раньше. В этих снах люди много и странным образом калечат и убивают друг друга. Два года наблюдения бодихоррора в новостях и в блогах о тактической медицине сказываются. В таких снах я не чувствую страха, боли, желания убежать, а просто наблюдаю.
В принципе, так я сейчас и ощущаю новый этап взросления своей психики: развитие умения со спокойствием наблюдать любые открытия о мире и человеке, даже самые страшные.
Вот, что снится мне на войне. А вам?
Спасибо тем, кто поддерживает блог «Настигло»!
Подписаться на Патреон
Binance Pay ID 384598265
Первый военный сон успел присниться мне за долю секунды в полпятого утра 24 февраля, когда мы держались за руки во сне. В ту долю секунды мой обычный глубокий сон в это время начал прорезать нарастающий свист.
Мне снилось, что мы два огромных причудливых динозавра в с длинными шеями и рогами, щиплющие траву с тихой безлюдной Земли в ночи. Мы завороженно поднимаем взгляды на небо, из черноты которого на нас летит пламененющий ярко-белым астероид. Я думаю: это наше последнее мгновение на Земле и всего нашего вида… Я думаю: как странно, мы динозавры, а у него такая нежная кожа…
После этого с неба упала в одной стороне от нашего дома ракета, в другой — самолёт, с того утра начался мой военный дневник. Это был знаковый сон. В каком-то смысле я и весь мой мир навсегда умерли в той постели. Не может больше быть прежней меня. Наивные динозавры больше никогда не вернутся.
После этого мне некоторое время то снились только звуки взрывов, то это были настоящие взрывы, от которых я уже не могла проснуться от усталости.
Где-то в первые месяцы я видела очень детальный сон о большом деревянном доме в зеленых горах невероятно знойным августовским днем. Дом был полон всех, кого я знаю, от младенцев до стариков. Мы носили древнегреческие хитоны, пили разбавленное водой вино и беседовали. Жизнь казалась невероятно мудрой и объемной, я могла разглядеть капли влаги на паутине в резком луче солнца и трепыхающиеся от еле заметного ветра травинки. Затем раздался рёв истребителей, началась бомбежка. Огромные панорамные окна разлетелись в осколки, вонзаясь во всех нас и окрашивая белые хитоны красным. Больше самолетов во сне я не видела.
Месяцы потом мне снились только бесконечные серые коридоры с бесконечными серыми мужчинами в серых костюмах с серыми безжизненными лицами. И бумаги, бумаги, бумаги. Переговоры, сделки, заседания, выступления. Ни единого цвета — только серое, белая бумага и буквы-буквы-буквы, которые ничего не значат в коридорах, где ты бегаешь в попытках найти помощь и остановить войну, но всё это люди из папье-маше, из бумаги, бумаги, бумаги…
Когда я стала искать понимания России и много читала о колониализме, империализме и прочем — мне снилось, что я плыву по глади ослепительно плоского океана под ярким солнцем в безмятежно прохладной воде. Но POV меняется, будто камера поднимается надо мной, пока я не остаюсь далеко внизу. С высоты видно, как подо мной в толще воды проплывает огромное морское чудовище ядовитой раскраски размером с небоскреб.
Этот сон вполне отражает мои ощущения от углубления в политическое, культурное и социальное бессознательное России и в особенности в русскость её «русского мира». Результаты этих поисков выглядели так же небезопасно, как та гигантская хищная тварь.
Ничего внятного мне потом года полтора не снилось.
Сейчас яркие сны возвращаются, хотя я пока что не помню их так же хорошо и они не отличаются той же глубиной, что раньше. В этих снах люди много и странным образом калечат и убивают друг друга. Два года наблюдения бодихоррора в новостях и в блогах о тактической медицине сказываются. В таких снах я не чувствую страха, боли, желания убежать, а просто наблюдаю.
В принципе, так я сейчас и ощущаю новый этап взросления своей психики: развитие умения со спокойствием наблюдать любые открытия о мире и человеке, даже самые страшные.
Вот, что снится мне на войне. А вам?
Спасибо тем, кто поддерживает блог «Настигло»!
Подписаться на Патреон
Binance Pay ID 384598265
Тюрьма — это состояние души Ч.1
Я в душу не верю и вижу в этом афоризме научный смысл. Сформированные нейронные пути (а значит, наши восприятие, реакции, мысли) могут превратиться в ограничивающую привычку, за которую ты не выйдешь, даже если появятся возможности сделать что-то по-новому. Нейробиолог Майкл Мерцених считает, что именно эта автоматизация привычного мышления и действий, а не органические процессы, — причина когнитивного упадка людей старшего возраста.
Иногда привычка видеть только привычное настолько сильна, что на новизну развивается своеобразная слепота, и ты мучаешься пыльной теснотой в узких коридорах воображаемой действительности, даже когда тебе удалось выбежать в благоухающее после грозы свежестью поле.
С точки зрения науки, в такое тюремное состояние души (вернее, мозга) нас приводит повторяющийся опыт и повторяющиеся реакции на него. Насилие, дискриминация, репрессии, буллинг, издевательства, угрозы, непонимание — всё это опыт, который формирует наш мозг, усиливает определенные нейронные пути, которые складываются в нейронные паттерны привычных реакций. Ты привыкаешь не иметь сил, ни на что не влиять, опасаться, не делать лишних движений, ограничивать себя. Это происходит неосознанно, и большинство из нас, кто имеют такой опыт, могут даже не осознавать, что он делает нас… меньше. Изнутри осознавать размеры своей личности трудно.
Я знаю это на себе и это не связано с моей индивидуальной психологией: я из либеральной семьи, где меня ничего не заставляли и ни за что не наказывали, все предоставляли решать самой, учили не соглашаться и бунтовать. Но семья не единственный источник, который формирует нас: мы — продукт соприкасающейся с нами действительности. Как устроены жизни людей вокруг? Как и на что реагируют родители друзей, одногруппники, люди на улице, знаменитости, соседи по подъезду?что пишут в газетах? Какие слоганы и картинки на рекламе? Над чем смеются в ютьюбе? Сколько сопротивления тебе нужно преодолеть, чтобы быть собой?
Я знаю это на себе. Теперь, на временной и географической дистанции от России, я понимаю это всё лучше.
Россия настойчиво предлагает два пути: превратиться в кирпич и встроиться в стену ГУЛАГа — или стать брикетом мыла, об который долго моют грязные кровавые руки, пока ты не превратишься в бледный бессильный обмылок, уже и не помнящий себя другим. Помыслить альтернативы без возможности выйти за рамки этой системы бывает действительно сложно. Как сложно не знающему арабскую вязь распознать смысл в цитатах из Корана на стенах мечети — видишь только красивые линии, и всё, пока не встретишь учителя арабского или хотя бы переводчика.
[Продолжение 🔽]
Я в душу не верю и вижу в этом афоризме научный смысл. Сформированные нейронные пути (а значит, наши восприятие, реакции, мысли) могут превратиться в ограничивающую привычку, за которую ты не выйдешь, даже если появятся возможности сделать что-то по-новому. Нейробиолог Майкл Мерцених считает, что именно эта автоматизация привычного мышления и действий, а не органические процессы, — причина когнитивного упадка людей старшего возраста.
Иногда привычка видеть только привычное настолько сильна, что на новизну развивается своеобразная слепота, и ты мучаешься пыльной теснотой в узких коридорах воображаемой действительности, даже когда тебе удалось выбежать в благоухающее после грозы свежестью поле.
С точки зрения науки, в такое тюремное состояние души (вернее, мозга) нас приводит повторяющийся опыт и повторяющиеся реакции на него. Насилие, дискриминация, репрессии, буллинг, издевательства, угрозы, непонимание — всё это опыт, который формирует наш мозг, усиливает определенные нейронные пути, которые складываются в нейронные паттерны привычных реакций. Ты привыкаешь не иметь сил, ни на что не влиять, опасаться, не делать лишних движений, ограничивать себя. Это происходит неосознанно, и большинство из нас, кто имеют такой опыт, могут даже не осознавать, что он делает нас… меньше. Изнутри осознавать размеры своей личности трудно.
Я знаю это на себе и это не связано с моей индивидуальной психологией: я из либеральной семьи, где меня ничего не заставляли и ни за что не наказывали, все предоставляли решать самой, учили не соглашаться и бунтовать. Но семья не единственный источник, который формирует нас: мы — продукт соприкасающейся с нами действительности. Как устроены жизни людей вокруг? Как и на что реагируют родители друзей, одногруппники, люди на улице, знаменитости, соседи по подъезду?что пишут в газетах? Какие слоганы и картинки на рекламе? Над чем смеются в ютьюбе? Сколько сопротивления тебе нужно преодолеть, чтобы быть собой?
Я знаю это на себе. Теперь, на временной и географической дистанции от России, я понимаю это всё лучше.
Россия настойчиво предлагает два пути: превратиться в кирпич и встроиться в стену ГУЛАГа — или стать брикетом мыла, об который долго моют грязные кровавые руки, пока ты не превратишься в бледный бессильный обмылок, уже и не помнящий себя другим. Помыслить альтернативы без возможности выйти за рамки этой системы бывает действительно сложно. Как сложно не знающему арабскую вязь распознать смысл в цитатах из Корана на стенах мечети — видишь только красивые линии, и всё, пока не встретишь учителя арабского или хотя бы переводчика.
[Продолжение 🔽]
Тюрьма — это состояние души Ч.2
Ты теряешь самоуважение из-за того, что ты всегда только объект: объект насилия, объект репрессий, объект угроз. А когда у тебя нет самоуважения, ты забываешь как ощущается внутренняя свобода и экзистенциальное, неотъемлемое право желать себе лучшей жизни и предпринимать для этого все усилия. …ужасно, если у тебя никогда и не было возможности узнать, как это — уважать себя, потому что твое существо не уважал никто. Этого я не могу себе представить, но это реальность для многих.
Война — самое жесткое переживание объективирования в моей жизни. Ты всегда только цель, сопутствующая потеря, мягкий кусок мяса под молотом металлических снарядов. Военная агрессия отрицает все твои права и достоинства сразу. Она сужает не только твои представления о возможностях реализации себя как бытия — она отучает тебя думать о будущем, о своих чувствах, желаниях, потребностях. Она стремится уничтожить все, что напоминает тебе о тебе самом. Вместо медленно худеющего бледного обмылка она хочет сразу сделать из тебя высохший огарок спички.
Иногда в моменты просветления я вижу, как один травматический формирующий опыт накладывается на другой в моей личности, как утекает сквозь пальцы вот это внутреннее, бытийное самоуважение, как актор превращается в свою беспомощную тень. Я стала гораздо более сильной и умной за эти два года, я научилась помогать другим в больших масштабах. Но в ожидании «что со мной станет», «что со мной сделают» я разучиваюсь думать о лучшем для себя. Привыкла ждать. Привыкла радоваться, когда не происходит ничего. Внутренняя тюрьма борется со внутренней свободой.
О пяти стадиях слома личности насилием я писала тут
Моя способность видеть эту борьбу и участвовать в ней на стороне свободы — уже победа. Я справлюсь со своей тюрьмой, я разбираю ее по кирпичикам год за годом.
Сейчас меня заботит другое: мы — опыт других людей. Что мы рассказываем о своей жизни? Как и на что реагируем? Что пишем в блогах, над чем работаем, над чем смеемся, что советуем? Сколько сопротивления нужно преодолеть, чтобы быть собой рядом с нами? Наша внутренняя тюрьма становится стеной ГУЛАГа для других. Наша внутренняя свобода освобождает других. Это экзистенциальный парадокс долга быть свободным. Живите теперь с ним муахаха
Спасибо тем, кто поддерживает блог «Настигло»!
Подписаться на Патреон
Binance Pay ID 384598265
Ты теряешь самоуважение из-за того, что ты всегда только объект: объект насилия, объект репрессий, объект угроз. А когда у тебя нет самоуважения, ты забываешь как ощущается внутренняя свобода и экзистенциальное, неотъемлемое право желать себе лучшей жизни и предпринимать для этого все усилия. …ужасно, если у тебя никогда и не было возможности узнать, как это — уважать себя, потому что твое существо не уважал никто. Этого я не могу себе представить, но это реальность для многих.
Война — самое жесткое переживание объективирования в моей жизни. Ты всегда только цель, сопутствующая потеря, мягкий кусок мяса под молотом металлических снарядов. Военная агрессия отрицает все твои права и достоинства сразу. Она сужает не только твои представления о возможностях реализации себя как бытия — она отучает тебя думать о будущем, о своих чувствах, желаниях, потребностях. Она стремится уничтожить все, что напоминает тебе о тебе самом. Вместо медленно худеющего бледного обмылка она хочет сразу сделать из тебя высохший огарок спички.
Иногда в моменты просветления я вижу, как один травматический формирующий опыт накладывается на другой в моей личности, как утекает сквозь пальцы вот это внутреннее, бытийное самоуважение, как актор превращается в свою беспомощную тень. Я стала гораздо более сильной и умной за эти два года, я научилась помогать другим в больших масштабах. Но в ожидании «что со мной станет», «что со мной сделают» я разучиваюсь думать о лучшем для себя. Привыкла ждать. Привыкла радоваться, когда не происходит ничего. Внутренняя тюрьма борется со внутренней свободой.
О пяти стадиях слома личности насилием я писала тут
Моя способность видеть эту борьбу и участвовать в ней на стороне свободы — уже победа. Я справлюсь со своей тюрьмой, я разбираю ее по кирпичикам год за годом.
Сейчас меня заботит другое: мы — опыт других людей. Что мы рассказываем о своей жизни? Как и на что реагируем? Что пишем в блогах, над чем работаем, над чем смеемся, что советуем? Сколько сопротивления нужно преодолеть, чтобы быть собой рядом с нами? Наша внутренняя тюрьма становится стеной ГУЛАГа для других. Наша внутренняя свобода освобождает других. Это экзистенциальный парадокс долга быть свободным. Живите теперь с ним муахаха
Спасибо тем, кто поддерживает блог «Настигло»!
Подписаться на Патреон
Binance Pay ID 384598265
bojemoi.війна
В прошлом году на годовщину полномасштабного вторжения мы со Ждановым начали записывать подкаст. А в этом году захотелось сложить его куда-то в одно место, чтобы было красиво и понятно. Поэтому теперь у нас есть канал на ютьюбе и плейлист с подкастом Bojemoi.Війна — с обложками, нарезанными специально для каждого выпуска!
Мои любимые эпизоды — про ответственность (9) и трилогия про фашизм (10 про рашизм, 11 про общие признаки фашизма и борьбу с ним и 12 про будущее и цифровой фашизм).
Пожалуйста, не забудьте лайкнуть эпизоды и подписаться на канал! Мы сейчас в процессе неудачных технически попыток делать видео, но мы однажды победим!
В прошлом году на годовщину полномасштабного вторжения мы со Ждановым начали записывать подкаст. А в этом году захотелось сложить его куда-то в одно место, чтобы было красиво и понятно. Поэтому теперь у нас есть канал на ютьюбе и плейлист с подкастом Bojemoi.Війна — с обложками, нарезанными специально для каждого выпуска!
Мои любимые эпизоды — про ответственность (9) и трилогия про фашизм (10 про рашизм, 11 про общие признаки фашизма и борьбу с ним и 12 про будущее и цифровой фашизм).
Пожалуйста, не забудьте лайкнуть эпизоды и подписаться на канал! Мы сейчас в процессе неудачных технически попыток делать видео, но мы однажды победим!
Мариуполь
Украинские документалист и видеограф Associated Press Мстислав Чернов и фотограф Евгений Малолетка приехали в Мариуполь 24 февраля 2022 года, за час до российского вторжения, и были последними репортерами, выехавшими из уже осажденного города в середине марта. За 20 дней им удалось задокументировать множество военных преступлений, совершенных российской армией, и бесконечное количество горя, которое переживали украинцы. Из снятого материала Чернов смонтировал документальный фильм, который так и назвал — «20 дней в Мариуполе». Вчера этот фильм получил «Оскар» как лучший документальный полнометражный фильм. Это первый «Оскар» в истории украинского кино.
Получая награду, режиссер сказал:
“Наверное, я буду первым режиссером на этой сцене, который скажет: я бы хотел, чтобы этого фильма никогда не было.
Я хотел бы обменять эту награду на то, чтобы Россия никогда не нападала на Украину, никогда не оккупировала наши города, чтобы россияне не убивали десятки тысяч украинцев, чтобы они освободили всех заложников: как солдат, защищавших нашу землю, так и гражданских, которые сейчас заключены в их тюрьмах. Но я не могу изменить историю и не могу изменить прошлое.
Однако мы все вместе: в этом зале множество самых талантливых людей мира — и мы можем сделать так, чтобы историю не искажали, чтобы правда победила и чтобы люди, погибшие в Мариуполе и отдавшие свою жизнь за защиту города, никогда не были забыты. Потому что кино формирует воспоминания, а воспоминания формируют историю».
Потрясающее интервью Мстислава Чернова о его работе в Мариуполе на русском языке можно прочитать на Медузе. Я уже не удивляюсь тому, что люди, совершившие подвиги ради других на этой войне, мучаются, что сделали недостаточно. Вновь услышав подобные мысли от человека, который помог изменить восприятие вторжения и одним из первых вместе со своим коллегой Евгением Малолеткой показал миру истинное лицо современной России и её «русского мира» — я понимаю, что нам всем нужна поддержка, и что слишком маленькой поддержки не бывает. Даже оскароносному фильму нужна информационная поддержка, и даже самый маленький проект по высветлению правды имеет значение.
Малолетка и Чернов выехали из Мариуполя 15 марта, когда из окружения было уже почти не возможно выбраться, во многом по совпадению счастливых случайностей. Их сожаление? Что они не смогли снять последствия российских авиадуаров по драмтеатру 16 марта, что не смогли предотвратить распространение дезинформации об этом военном преступлении России — и о многих многих других. Его напряженное лицо на сцене церемонии награждения, речь сквозь стиснутые от боли зубы и наполненные слезами ужаса и сожаления глаза членов его команды — важная деталь самого фильма.
На момент выезда документалистов в Мариуполе все еще оставался литовский режиссер Мантас Кведаравичюс, автор документального фильма «Мариуполис» 2016 года. В конце марта россияне взяли его в плен, пытали и убили. По материалам, которые он все-таки смог передать из осады, его команда посмертно смонтировала фильм «Мариуполис-2». Он снимал быт людей, которые выживают в Церкви евангельских христипн-баптистов, стоящей через речку от завода Азовсталь.
Оскароносный фильм Мстислава Чернова выложен в тг-канале команды убитого Кведаравичюса.
Почти три месяца, 86 дней длилась осада россиянами Мариуполя. По данным Министерства по вопросам реинтеграции временно оккупированных территорий Украины, в российском плену на 17 ноября 2023 года находились 4 тысячи 337 украинцев. Из них — 3 тысячи 574 военных и 763 гражданских (речь о тех, кого удалось установить). Из них многие находятся в плену со времен защиты Мариуполя — уже почти два года. Сейчас Мариуполь находится в рашистской оккупации и только можно представить себе, какое гестапо устроили российские силовики тем, кто там выжил. Трагедия Мариуполя продолжается. Это больно, а также больно то, что теперь некому рассказывать правду о том, что там происходит.
Украинские документалист и видеограф Associated Press Мстислав Чернов и фотограф Евгений Малолетка приехали в Мариуполь 24 февраля 2022 года, за час до российского вторжения, и были последними репортерами, выехавшими из уже осажденного города в середине марта. За 20 дней им удалось задокументировать множество военных преступлений, совершенных российской армией, и бесконечное количество горя, которое переживали украинцы. Из снятого материала Чернов смонтировал документальный фильм, который так и назвал — «20 дней в Мариуполе». Вчера этот фильм получил «Оскар» как лучший документальный полнометражный фильм. Это первый «Оскар» в истории украинского кино.
Получая награду, режиссер сказал:
“Наверное, я буду первым режиссером на этой сцене, который скажет: я бы хотел, чтобы этого фильма никогда не было.
Я хотел бы обменять эту награду на то, чтобы Россия никогда не нападала на Украину, никогда не оккупировала наши города, чтобы россияне не убивали десятки тысяч украинцев, чтобы они освободили всех заложников: как солдат, защищавших нашу землю, так и гражданских, которые сейчас заключены в их тюрьмах. Но я не могу изменить историю и не могу изменить прошлое.
Однако мы все вместе: в этом зале множество самых талантливых людей мира — и мы можем сделать так, чтобы историю не искажали, чтобы правда победила и чтобы люди, погибшие в Мариуполе и отдавшие свою жизнь за защиту города, никогда не были забыты. Потому что кино формирует воспоминания, а воспоминания формируют историю».
Потрясающее интервью Мстислава Чернова о его работе в Мариуполе на русском языке можно прочитать на Медузе. Я уже не удивляюсь тому, что люди, совершившие подвиги ради других на этой войне, мучаются, что сделали недостаточно. Вновь услышав подобные мысли от человека, который помог изменить восприятие вторжения и одним из первых вместе со своим коллегой Евгением Малолеткой показал миру истинное лицо современной России и её «русского мира» — я понимаю, что нам всем нужна поддержка, и что слишком маленькой поддержки не бывает. Даже оскароносному фильму нужна информационная поддержка, и даже самый маленький проект по высветлению правды имеет значение.
Малолетка и Чернов выехали из Мариуполя 15 марта, когда из окружения было уже почти не возможно выбраться, во многом по совпадению счастливых случайностей. Их сожаление? Что они не смогли снять последствия российских авиадуаров по драмтеатру 16 марта, что не смогли предотвратить распространение дезинформации об этом военном преступлении России — и о многих многих других. Его напряженное лицо на сцене церемонии награждения, речь сквозь стиснутые от боли зубы и наполненные слезами ужаса и сожаления глаза членов его команды — важная деталь самого фильма.
На момент выезда документалистов в Мариуполе все еще оставался литовский режиссер Мантас Кведаравичюс, автор документального фильма «Мариуполис» 2016 года. В конце марта россияне взяли его в плен, пытали и убили. По материалам, которые он все-таки смог передать из осады, его команда посмертно смонтировала фильм «Мариуполис-2». Он снимал быт людей, которые выживают в Церкви евангельских христипн-баптистов, стоящей через речку от завода Азовсталь.
Оскароносный фильм Мстислава Чернова выложен в тг-канале команды убитого Кведаравичюса.
Почти три месяца, 86 дней длилась осада россиянами Мариуполя. По данным Министерства по вопросам реинтеграции временно оккупированных территорий Украины, в российском плену на 17 ноября 2023 года находились 4 тысячи 337 украинцев. Из них — 3 тысячи 574 военных и 763 гражданских (речь о тех, кого удалось установить). Из них многие находятся в плену со времен защиты Мариуполя — уже почти два года. Сейчас Мариуполь находится в рашистской оккупации и только можно представить себе, какое гестапо устроили российские силовики тем, кто там выжил. Трагедия Мариуполя продолжается. Это больно, а также больно то, что теперь некому рассказывать правду о том, что там происходит.
Эскапизм
Под новый год я так устала, что притормозила с волонтерством в январе. Мне нужен был момент глубокого восстановления. Но вместо отдыха я получила поток обновлений о моей заброшенной на 2 года жизни. Неразрешенные вопросы о работе, профессиональном росте, моём здоровье, моих документах, будущем, о судьбе моей семьи и тех, за кого я должна отвечать… — всё обрушилось на меня липкой массой с запахом затхлой пыли.
Я пыталась отдохнуть, но мысли раз за разом приходили к пониманию иллюзорности военного синдрома «поставленной на паузу жизни». Ты не можешь поставить жизнь на паузу: твои ботинки снашиваются, твои знания теряют актуальность, твоя идентичность перестает иметь смысл. Жизнь нельзя поставить на паузу, её можно обновить, можно утратить то, что было ею, наконец, просто можно не сделать того, о чем потом будешь жалеть и досадовать на свою недальновидность. Ты не можешь поставить жизнь на паузу, ты просто можешь много чего проебать.
Честно скажу, я не выдержала. Я привыкла уже к страху смерти, к ужасам, к неопределенности, к борьбу за других на разрыв аорты. Но я отвыкла бороться за себя, как бы глупо это ни звучало. Я выбрала эскапизм — пусть даже такого безобидного свойства, как бинджвотчинг непонятных фильмов и сериалов. В январе я просто начала забивать всё время, отведенное мною на отдых, втыку в экран.
Не спорю, наверное, сначала было что-то конструктивное в том, чтобы посмотреть, как другие люди борятся, как решают свои проблемы… наконец, я слегка заразилась британским акцентом, что тоже небесполезно. Но через полтора месяца я уже не могла найти ничего приятного в том, что я делаю. Бинджвотчинг утомлял, а не приносил удовольствие.
Я знаю, как это работает: подвисание на сериалах базируется на дофаминовой стимуляции новизной. Новые серии, новые повороты сюжета, быстрый монтаж, постоянные «значимые» эпизоды с эмоциональной музыкой — всё это нехило стимулирует дофамин после почти двух лет аскетичной на развлечения жизни. Но со временем мозг адаптируется к среднему уровню дофамина, повышается порог толерантности, — и тогда новизна в прежних количествах уже не радует.
Можно попробовать смотреть что-то более интенсивное: более страшное, больше экшна, насилия или секса. Можно добавить стимулирующей еды: чипсы, сладкое — или даже начать попивать пивко… Но ощущение новизны всё равно продлится недолго.
Дофаминовый баланс всегда стремится к равновесию: чем больше стимуляции, чем больше выработка дофамина — тем больше в центрах поощрения появляется рецепторов, готовых принимать дофамин и утилизировать его, тем больше стимуляции нужно, чтобы почувствовать простимулированность излишком дофамина. В общем, чем вам веселее, — тем вам скучнее и тем сложнее вас развлечь (это ещё Будда заметил). Мне было понятно, что это никуда не приведет: скорее, это дофаминовая кроличья нора, ведущая в никуда.
Кроме того, я человек тонкий и без нормального контакта с собой задыхаюсь. Мне лучше честно смотреть в самые страшные и отвратительные бездны, чем быть в полудреме сознания, это убивает меня. Убивает мою способность чувствовать и думать. А значит, создавать концепции, писать тексты… А без этого я просто червь, жрущий и срущий червяк. Нет уж.
В общем, неделю назад я перестала смотреть что-либо художественное в качестве отдыха, а заодно еще отказалась от листания соцсетей, не считая новостей в тг (тексты и отсутствие «умной ленты» — всегда наименее стимулирующий контент). Всё освободившееся время я решила использовать на бесстрашное столкновение со своими чувствами и проблемами.
Но вместо страха и тяжести я почувствовала облегчение.
Думаю, потому, что я впервые за время полномасштабного вторжения с полным правом наконец разрешила себе думать о себе и заботиться о себе. Потому что убегая от своих проблем, явственно почувствовала, что я с ними одна — один на один, и больше некому за меня их решить. Я даю себе право хотеть жить и бороться за лучшее в своей жизни.
Спасибо тем, кто поддерживает!
Подписаться на Патреон
Binance Pay ID 384598265
Под новый год я так устала, что притормозила с волонтерством в январе. Мне нужен был момент глубокого восстановления. Но вместо отдыха я получила поток обновлений о моей заброшенной на 2 года жизни. Неразрешенные вопросы о работе, профессиональном росте, моём здоровье, моих документах, будущем, о судьбе моей семьи и тех, за кого я должна отвечать… — всё обрушилось на меня липкой массой с запахом затхлой пыли.
Я пыталась отдохнуть, но мысли раз за разом приходили к пониманию иллюзорности военного синдрома «поставленной на паузу жизни». Ты не можешь поставить жизнь на паузу: твои ботинки снашиваются, твои знания теряют актуальность, твоя идентичность перестает иметь смысл. Жизнь нельзя поставить на паузу, её можно обновить, можно утратить то, что было ею, наконец, просто можно не сделать того, о чем потом будешь жалеть и досадовать на свою недальновидность. Ты не можешь поставить жизнь на паузу, ты просто можешь много чего проебать.
Честно скажу, я не выдержала. Я привыкла уже к страху смерти, к ужасам, к неопределенности, к борьбу за других на разрыв аорты. Но я отвыкла бороться за себя, как бы глупо это ни звучало. Я выбрала эскапизм — пусть даже такого безобидного свойства, как бинджвотчинг непонятных фильмов и сериалов. В январе я просто начала забивать всё время, отведенное мною на отдых, втыку в экран.
Не спорю, наверное, сначала было что-то конструктивное в том, чтобы посмотреть, как другие люди борятся, как решают свои проблемы… наконец, я слегка заразилась британским акцентом, что тоже небесполезно. Но через полтора месяца я уже не могла найти ничего приятного в том, что я делаю. Бинджвотчинг утомлял, а не приносил удовольствие.
Я знаю, как это работает: подвисание на сериалах базируется на дофаминовой стимуляции новизной. Новые серии, новые повороты сюжета, быстрый монтаж, постоянные «значимые» эпизоды с эмоциональной музыкой — всё это нехило стимулирует дофамин после почти двух лет аскетичной на развлечения жизни. Но со временем мозг адаптируется к среднему уровню дофамина, повышается порог толерантности, — и тогда новизна в прежних количествах уже не радует.
Можно попробовать смотреть что-то более интенсивное: более страшное, больше экшна, насилия или секса. Можно добавить стимулирующей еды: чипсы, сладкое — или даже начать попивать пивко… Но ощущение новизны всё равно продлится недолго.
Дофаминовый баланс всегда стремится к равновесию: чем больше стимуляции, чем больше выработка дофамина — тем больше в центрах поощрения появляется рецепторов, готовых принимать дофамин и утилизировать его, тем больше стимуляции нужно, чтобы почувствовать простимулированность излишком дофамина. В общем, чем вам веселее, — тем вам скучнее и тем сложнее вас развлечь (это ещё Будда заметил). Мне было понятно, что это никуда не приведет: скорее, это дофаминовая кроличья нора, ведущая в никуда.
Кроме того, я человек тонкий и без нормального контакта с собой задыхаюсь. Мне лучше честно смотреть в самые страшные и отвратительные бездны, чем быть в полудреме сознания, это убивает меня. Убивает мою способность чувствовать и думать. А значит, создавать концепции, писать тексты… А без этого я просто червь, жрущий и срущий червяк. Нет уж.
В общем, неделю назад я перестала смотреть что-либо художественное в качестве отдыха, а заодно еще отказалась от листания соцсетей, не считая новостей в тг (тексты и отсутствие «умной ленты» — всегда наименее стимулирующий контент). Всё освободившееся время я решила использовать на бесстрашное столкновение со своими чувствами и проблемами.
Но вместо страха и тяжести я почувствовала облегчение.
Думаю, потому, что я впервые за время полномасштабного вторжения с полным правом наконец разрешила себе думать о себе и заботиться о себе. Потому что убегая от своих проблем, явственно почувствовала, что я с ними одна — один на один, и больше некому за меня их решить. Я даю себе право хотеть жить и бороться за лучшее в своей жизни.
Спасибо тем, кто поддерживает!
Подписаться на Патреон
Binance Pay ID 384598265
Неблог
Выяснила любопытную деталь о своём письме, которая делает меня одним из забавных образчиков для изучения современного писательства эпохи соцсетей: я никогда не писала «в стол». Если не считать рукописных личных дневников, которые начала писать в 11 лет (пока в 15 не появился интернет-блог), а также дневников медитации (имевших техническую задачу фиксировать флуктуации сознания в практике) — я публиковала всё ну или практически всё, что писала и заканчивала.
У меня никогда не было интимных отношений с «великим текстом», который я тайно вынашиваю. Меня больше волновали отношения с читателями. Письменный (вернее, печатный) текст появился в моей жизни почти 25 лет назад вместе с интернетом как средство коммуникации с внешним миром для вечного больного сидящего дома с книгой ребенка. Именно для этого социального выживания приспособились мои навыки: все мое красноречие, все звучания моего письменного голоса — чтобы тоже, тоже иметь друзей, которые понимают меня! Эта привычка отношения к тексту сильно сонастроила мой текст на контакт с аудиторией.
Я всегда живо участвовала в обсуждениях написанного, комментарии были отдельным жанром интернет-писателя в эпоху до копеечных троллей. На 20 году моей публицистической деятельности мне не нужно со специалистом сегментировать свою аудиторию: все ваши типажи живут в моей голове. Иногда мне кажется, что я — электрон, растворяющийся в коллективной электрической реакции, чтобы потом открыть глаза и записать, как мы все себя чувствуем (так, конечно, далеко не всегда получается, но метод вполне рабочий).
Этот опыт интернет-диалога давно избавил меня от страхов реакций на мои тексты: меня трудно удивить или расстроить — все возможные типы реакций за эти десятилетия я видела, и не один раз.
Это даже смешно. Мы представляем себе писателя интровертом, который в уединенной тишине поскрипывает пером в компании экзистенциального одиночества. А я, выходит, писатель-экстраверт? Meh.
Есть у этого и другая сторона, которую я открываю только сейчас. Неимение привычки писать «для себя» и быстрый выпуск текстов лишает текст той свободы, за которую мы и ценим писательство. Уместность, корректность, тайминг, неготовность аудитории, нехватка объема в формате соцсетей — всё это ограничивает в письме ту свободу, которую я ценю в своем мышлении. Между мышлением и написанием иногда появляется разрыв, который нет привычки фиксировать «в стол».
Мир вокруг меня усложняется и усложняюсь я — работа с такими содержаниями требует все большей предварительной работы. Письмо «в стол» помогает текстам созревать и развиваться дольше, чем в течение нескольких часов. У меня уже был такой опыт с моей первой книгой «Homo Mutabilis»: я обдумывала её полгода и писала 4 месяца — но я писала её как научная журналистка, чем как писательница непоймикакого жанра, которой я стала за эти два года.
Вторая (пока не изданная) книга — о начале полномасштабного вторжения России в Украину, которую я написала за 3 месяца, а потом редактировала и дописывала полтора года, — приобрела глубину, как мне кажется, именно «лежа в столе». Но это было как-то ненамеренно: я хотела закончить редактуру за месяц, потом за два и три — я просто не смогла, так ужасно мне было её перечитывать. Но это и к лучшему, как я теперь думаю.
Забавно, что пока кто-то трепещет перед публикацией поста, статьи или книги, я волнуюсь, чтобы начать писать в стол — что-то тайное, с новым уровнем сложности и откровенности, что будет долго зреть. Волнительно начать учиться писать для себя!
Кстати, знали ли вы, что продолжение поговорки «век живи — век учись» звучит как «все равно дураком помрешь»? Хаха
Спасибо тем, кто поддерживает блог «Настигло»!
Подписаться на Патреон
Binance Pay ID 384598265
Выяснила любопытную деталь о своём письме, которая делает меня одним из забавных образчиков для изучения современного писательства эпохи соцсетей: я никогда не писала «в стол». Если не считать рукописных личных дневников, которые начала писать в 11 лет (пока в 15 не появился интернет-блог), а также дневников медитации (имевших техническую задачу фиксировать флуктуации сознания в практике) — я публиковала всё ну или практически всё, что писала и заканчивала.
У меня никогда не было интимных отношений с «великим текстом», который я тайно вынашиваю. Меня больше волновали отношения с читателями. Письменный (вернее, печатный) текст появился в моей жизни почти 25 лет назад вместе с интернетом как средство коммуникации с внешним миром для вечного больного сидящего дома с книгой ребенка. Именно для этого социального выживания приспособились мои навыки: все мое красноречие, все звучания моего письменного голоса — чтобы тоже, тоже иметь друзей, которые понимают меня! Эта привычка отношения к тексту сильно сонастроила мой текст на контакт с аудиторией.
Я всегда живо участвовала в обсуждениях написанного, комментарии были отдельным жанром интернет-писателя в эпоху до копеечных троллей. На 20 году моей публицистической деятельности мне не нужно со специалистом сегментировать свою аудиторию: все ваши типажи живут в моей голове. Иногда мне кажется, что я — электрон, растворяющийся в коллективной электрической реакции, чтобы потом открыть глаза и записать, как мы все себя чувствуем (так, конечно, далеко не всегда получается, но метод вполне рабочий).
Этот опыт интернет-диалога давно избавил меня от страхов реакций на мои тексты: меня трудно удивить или расстроить — все возможные типы реакций за эти десятилетия я видела, и не один раз.
Это даже смешно. Мы представляем себе писателя интровертом, который в уединенной тишине поскрипывает пером в компании экзистенциального одиночества. А я, выходит, писатель-экстраверт? Meh.
Есть у этого и другая сторона, которую я открываю только сейчас. Неимение привычки писать «для себя» и быстрый выпуск текстов лишает текст той свободы, за которую мы и ценим писательство. Уместность, корректность, тайминг, неготовность аудитории, нехватка объема в формате соцсетей — всё это ограничивает в письме ту свободу, которую я ценю в своем мышлении. Между мышлением и написанием иногда появляется разрыв, который нет привычки фиксировать «в стол».
Мир вокруг меня усложняется и усложняюсь я — работа с такими содержаниями требует все большей предварительной работы. Письмо «в стол» помогает текстам созревать и развиваться дольше, чем в течение нескольких часов. У меня уже был такой опыт с моей первой книгой «Homo Mutabilis»: я обдумывала её полгода и писала 4 месяца — но я писала её как научная журналистка, чем как писательница непоймикакого жанра, которой я стала за эти два года.
Вторая (пока не изданная) книга — о начале полномасштабного вторжения России в Украину, которую я написала за 3 месяца, а потом редактировала и дописывала полтора года, — приобрела глубину, как мне кажется, именно «лежа в столе». Но это было как-то ненамеренно: я хотела закончить редактуру за месяц, потом за два и три — я просто не смогла, так ужасно мне было её перечитывать. Но это и к лучшему, как я теперь думаю.
Забавно, что пока кто-то трепещет перед публикацией поста, статьи или книги, я волнуюсь, чтобы начать писать в стол — что-то тайное, с новым уровнем сложности и откровенности, что будет долго зреть. Волнительно начать учиться писать для себя!
Кстати, знали ли вы, что продолжение поговорки «век живи — век учись» звучит как «все равно дураком помрешь»? Хаха
Спасибо тем, кто поддерживает блог «Настигло»!
Подписаться на Патреон
Binance Pay ID 384598265
Баобаб Ч.1
У меня никогда не было резюме. Но если бы было, я бы раньше никогда не написала бы в нем «стрессоустойчивость». Нет, я, конечно, не падала в обморок ни от дедлайнов, ни от необходимости бежать за автобусом при -30 в гриндерсах со стальным стаканом и с уже не чувствительными к прелестям жизни пальцами. Никогда не считала травмой развод родителей и всегда с радостью была готова сдавать какие-нибудь экзамены.
Но стрессов — в моем понимании — я старательно избегала: учиться шла только туда, куда (и тогда, когда) хочется; бросала, когда разонравилось; брала только работу по душе: отказывала неприятным заказчикам и гордо жрала пустые макароны; не стеснялась говорить «нет» и «пошли на хуй»… Мне всегда казалось, что можно сказать «нет» всему на свете. Но «нет» оказалось невозможным сказать войне: она уничтожит твоё «нет», если твоё «нет» не заряжено боевыми.
Война оказалась моим первым нанимателем. У меня постоянный рабочий график (обстрелы в 4-5 утра, сутки через трое, частые отпуски); и соцпакет (жильё с видом на летящие с востока шахеды и корпоративный часами стоящий перед мостом поезд метро во время воздушной тревоги); и соблюдение мой прав (регулярный взлет МиГа, чтобы я не перетрудилась в спортзале, из которого меня выгонят; а также частые больничные от расстройства сна после постоянных ночных бомбежек). Война жесткая начальница. Она может крушить всё, над чем ты старалась — и скорее всего, камня на камне не оставит. И не шутят, когда говорят, что она может оторвать голову (упс, это уже слишком или ещё не совсем?). Я бы не сказала, что у нас очень здоровый коллектив на работе: одни переработки чего стоят — но война умеет заставить нас работать так, будто бы мы сами этого хотели. Ладно, я увлеклась метафорой.
Может быть, я не была стрессоустойчивой раньше. Но за эти два года уровень моей устойчивости вырос настолько, что я не камень, не гора, не дуб — а просто нахрен баобаб. Я делаю этот вывод на основе своих экспериментов с телом за эти два года.
Без работы над телом, по моему мнению, невозможна работа над психикой, потому что нет никакой висящей в пустоте психики: ваша личность не висит на гвоздиках ваших установок и рассуждений в пустоте, она — продукт нервной системы. А нервная система — это интегральная часть тела, то есть система, которая пронизывает тело сверху донизу и опосредует огромное количество процессов (и подвергается их влиянию).
В начале 2022 года от страха и круглосуточных обстрелов у меня изменилась осанка: плечи поднялись вверх и «застряли» в положении, будто бы я все время готова вжать голову в них от звука взрыва. После заточения в темных укрытиях месяцами я была одновременно слабой и деревянной — такой негибкой я не была никогда в своей жизни!
[продолжение 🔽]
У меня никогда не было резюме. Но если бы было, я бы раньше никогда не написала бы в нем «стрессоустойчивость». Нет, я, конечно, не падала в обморок ни от дедлайнов, ни от необходимости бежать за автобусом при -30 в гриндерсах со стальным стаканом и с уже не чувствительными к прелестям жизни пальцами. Никогда не считала травмой развод родителей и всегда с радостью была готова сдавать какие-нибудь экзамены.
Но стрессов — в моем понимании — я старательно избегала: учиться шла только туда, куда (и тогда, когда) хочется; бросала, когда разонравилось; брала только работу по душе: отказывала неприятным заказчикам и гордо жрала пустые макароны; не стеснялась говорить «нет» и «пошли на хуй»… Мне всегда казалось, что можно сказать «нет» всему на свете. Но «нет» оказалось невозможным сказать войне: она уничтожит твоё «нет», если твоё «нет» не заряжено боевыми.
Война оказалась моим первым нанимателем. У меня постоянный рабочий график (обстрелы в 4-5 утра, сутки через трое, частые отпуски); и соцпакет (жильё с видом на летящие с востока шахеды и корпоративный часами стоящий перед мостом поезд метро во время воздушной тревоги); и соблюдение мой прав (регулярный взлет МиГа, чтобы я не перетрудилась в спортзале, из которого меня выгонят; а также частые больничные от расстройства сна после постоянных ночных бомбежек). Война жесткая начальница. Она может крушить всё, над чем ты старалась — и скорее всего, камня на камне не оставит. И не шутят, когда говорят, что она может оторвать голову (упс, это уже слишком или ещё не совсем?). Я бы не сказала, что у нас очень здоровый коллектив на работе: одни переработки чего стоят — но война умеет заставить нас работать так, будто бы мы сами этого хотели. Ладно, я увлеклась метафорой.
Может быть, я не была стрессоустойчивой раньше. Но за эти два года уровень моей устойчивости вырос настолько, что я не камень, не гора, не дуб — а просто нахрен баобаб. Я делаю этот вывод на основе своих экспериментов с телом за эти два года.
Без работы над телом, по моему мнению, невозможна работа над психикой, потому что нет никакой висящей в пустоте психики: ваша личность не висит на гвоздиках ваших установок и рассуждений в пустоте, она — продукт нервной системы. А нервная система — это интегральная часть тела, то есть система, которая пронизывает тело сверху донизу и опосредует огромное количество процессов (и подвергается их влиянию).
В начале 2022 года от страха и круглосуточных обстрелов у меня изменилась осанка: плечи поднялись вверх и «застряли» в положении, будто бы я все время готова вжать голову в них от звука взрыва. После заточения в темных укрытиях месяцами я была одновременно слабой и деревянной — такой негибкой я не была никогда в своей жизни!
[продолжение 🔽]
Баобаб Ч.2
К концу 2022 во время почти еженощных российских обстрелов шахедами и ракетами я стала адаптироваться, начала делать упражнения, старалась есть по режиму и, насколько это возможно, меньше суетиться во время обстрелов, чтобы не портить себе сон. Котик очень поспособствовал: Кафка чутко реагировала на моё состояние и была спокойна во время обстрелов, если бы спокойна я. Когда бабушка начала постепенно уходить, сон пропал вообще, так как она очень буянила именно по ночам — тогда уже не только здоровье, уже все обстрелы стали до лампочки. Представлять, как всё сейчас закончится одним большим взрывом для нас всех стало даже как-то душеспасительно.
В 2023 году чекпойнтом стали полтора месяца обстрелов в мае-июне, когда массированные обстрелы случались через ночь, но из-за тревог мы плохо спали каждую. Всё ещё не отпускали представления о «нормальной» и «ненормальной» жизни: я хуже ела, хуже спала даже при возможности и перестала ходить в зал спустя всего месяц занятий. Это логика мирного времени: если планы пошли прахом — ну хай воно горить, потом само наладится. На войне само не налаживается ничего, может становиться только хуже — если ты не борешься за каждый сантиметр. У меня тогда начались какие-то адовые проблемы с желудком, потому что ЖКТ сильно реагирует на хронический стресс, будучи тесно связанным вагальным нервом с нервной системой.
Я тогда выработала формулу: не помогай врагу себя убивать — это тупо. Декадентство и трансгрессия — удел мирной жирной скучной жизни. Единственный способ жить для человека в ситуации постоянной опасности — быть максимально сильным, здоровым по возможности, а также умным. Выкиньте ваш постмодернизм, возвращайте античность кек. Я сказала воображаемым россиянам из армии рф: дырка вам от жопы, а не мои страдания — и пообещала себе, что именно на войне, а не в каком-то далеком светлом будущем, я буду максимально здоровой, стабильной и сильной.
Прошел почти год. Режим сна у меня теперь, как у прядочного школьника: я рано ложусь, глубоко сплю, не волнуюсь даже от взрывов и при первой возможности засыпаю обратно. В моем рационе белка на целого маленького бодибилдера, и я могу поднять своего мужа становой тягой (теоретически). Но самое главное — война больше не может так просто сбить меня с пути, прервать мою работу, поломать мои цели, нарушить концентрацию. Я — не просто вцепившийся в землю баобаб, я нахрен арденский конь, тянущий свою повозку день за днем, шаг за шагом, не смотря ни на что.
Я бы так и написала в своем резюме: я арденский конь, прошедший войну. Только бы пройти войну, да.
Однажды в начале 2022 года я писала, что у меня развалилась Пирамида Маслоу. Спустя два года могу констатировать, что строительство пирамиды, хотя идет из подручных средств, имеет претензию на монументальность. Вряд ли дело дойдет еще до гигантского Сфинкса. Хотя… дайте мне ещё пару лет. Кафка будет позировать.
Спасибо тем, кто поддерживает блог «Настигло»!
Подписаться на Патреон
Binance Pay ID 384598265
К концу 2022 во время почти еженощных российских обстрелов шахедами и ракетами я стала адаптироваться, начала делать упражнения, старалась есть по режиму и, насколько это возможно, меньше суетиться во время обстрелов, чтобы не портить себе сон. Котик очень поспособствовал: Кафка чутко реагировала на моё состояние и была спокойна во время обстрелов, если бы спокойна я. Когда бабушка начала постепенно уходить, сон пропал вообще, так как она очень буянила именно по ночам — тогда уже не только здоровье, уже все обстрелы стали до лампочки. Представлять, как всё сейчас закончится одним большим взрывом для нас всех стало даже как-то душеспасительно.
В 2023 году чекпойнтом стали полтора месяца обстрелов в мае-июне, когда массированные обстрелы случались через ночь, но из-за тревог мы плохо спали каждую. Всё ещё не отпускали представления о «нормальной» и «ненормальной» жизни: я хуже ела, хуже спала даже при возможности и перестала ходить в зал спустя всего месяц занятий. Это логика мирного времени: если планы пошли прахом — ну хай воно горить, потом само наладится. На войне само не налаживается ничего, может становиться только хуже — если ты не борешься за каждый сантиметр. У меня тогда начались какие-то адовые проблемы с желудком, потому что ЖКТ сильно реагирует на хронический стресс, будучи тесно связанным вагальным нервом с нервной системой.
Я тогда выработала формулу: не помогай врагу себя убивать — это тупо. Декадентство и трансгрессия — удел мирной жирной скучной жизни. Единственный способ жить для человека в ситуации постоянной опасности — быть максимально сильным, здоровым по возможности, а также умным. Выкиньте ваш постмодернизм, возвращайте античность кек. Я сказала воображаемым россиянам из армии рф: дырка вам от жопы, а не мои страдания — и пообещала себе, что именно на войне, а не в каком-то далеком светлом будущем, я буду максимально здоровой, стабильной и сильной.
Прошел почти год. Режим сна у меня теперь, как у прядочного школьника: я рано ложусь, глубоко сплю, не волнуюсь даже от взрывов и при первой возможности засыпаю обратно. В моем рационе белка на целого маленького бодибилдера, и я могу поднять своего мужа становой тягой (теоретически). Но самое главное — война больше не может так просто сбить меня с пути, прервать мою работу, поломать мои цели, нарушить концентрацию. Я — не просто вцепившийся в землю баобаб, я нахрен арденский конь, тянущий свою повозку день за днем, шаг за шагом, не смотря ни на что.
Я бы так и написала в своем резюме: я арденский конь, прошедший войну. Только бы пройти войну, да.
Однажды в начале 2022 года я писала, что у меня развалилась Пирамида Маслоу. Спустя два года могу констатировать, что строительство пирамиды, хотя идет из подручных средств, имеет претензию на монументальность. Вряд ли дело дойдет еще до гигантского Сфинкса. Хотя… дайте мне ещё пару лет. Кафка будет позировать.
Спасибо тем, кто поддерживает блог «Настигло»!
Подписаться на Патреон
Binance Pay ID 384598265
Готова консультировать новых клиентов!
Я расширяю свою консультативную работу. Хотела сначала написать «возобновляю», но всё это время я консультировала нескольких постоянных клиентов. Иногда переносила из-за обстрелов — но работала! Теперь я готова расти.
Что такое работа со мной?
Это 90-минутные онлайн встречи, которые я конспектирую и высылаю структурированные конспекты с заданиями, чтобы вы могли лучше запомнить материал, попрактиковаться и «пересмотреть» сессию в любое удобное время.
Моя рідна мова російська. Але я володію українською на середньому рівні, який дозволяє мені спілкуватися з людьми, що готові вибачити мені помилки у наголосах та деякі русизми. Я готова займатися з вами вашою рідною мовою. Для українців я зроблю знижку 30%.
Кому будет полезно?
Если, несмотря на ваши успехи, вы не чувствуете свою жизнь полностью «своей» и хотите изменить её, но не знаете, с чего начать. Или волей судьбы уже находитесь в ситуации перестройки и вам нужен партнер, чтобы оседлать эту волну. Или вы переживаете кризис смысла и целей, потому что что-то изменилось. Или чувствуете, что не хватает веры в себя и поддержки для реализации идей и амбиций.
Что мы делаем?
Я помогаю работать с вопросами «кто я?», «кем я хочу быть?», «зачем я живу?» и «что я хочу дать миру?». Мы вместе ставим цели, разрабатываем стратегии их реализации, и при необходимости я поддерживаю вас на пути. Я называю себя «экзистенциальный коуч» и «фасилитатор трансформаций», за последние два года мне стали очень близки темы экзистенциальной угрозы, кризиса и посттравматического роста. Если совсем просто (хотя это совсем не просто), я помогаю по-новому думать о себе и о том, что вы делаете.
Почему это не психотерапия?
Я не психотерапевт. Я использую свои знания из психологии и психотерапии, а ещё — из философии, психологии, практик осознанности, науки о работе мозга и из опыта преподавания.
В большинстве направлений психотерапии вы больше занимаетесь чувствами и отношениями, со мной — мышлением и планированием. В КПТ вы занимаетесь мышлением, чтобы привести действия до заданных вами целей, со мной — чтобы расширить своё представление о возможных целях. В психотерапии вы сосредоточены на настоящем с анализом прошлого, со мной — на будущем с анализом настоящего. Ваша задача в психотерапии — научиться слышать себя, понимать и принимать. Ваша задача со мной — научиться работать над над своими идеями, их воплощением, своей профессиональной и социальной реализацией.
Моя работа часто пересекается с психотерапевтической, мне удобно «отсылать» некоторые вопросы вашему психотерапевту. Уже знакомые с психотерапией получат от работы со мной больше. Если вы сомневаетесь, советую выбирать психотерапию, а не работу со мной.
Кому не нужно ко мне?
Людям, которые не понимают, что с ними происходит, не могут контролировать свои эмоции и/или страдают от своего деструктивного поведения. Вам прежде всего стоит посетить других специалистов.
С кем я не буду работать?
Я не буду работать с россиянами, находящимися на территории РФ, как в связи со сложностями с оплатой, так и из-за небезопасности для них. Также не буду работать с россиянами без выраженной гражданской позиции и с любыми людьми, которые поддерживают военную агрессию России.
Сколько стоит?
Средняя стоимость 90 минут + конспекта — 120$. Окончательная цена зависит от запроса, сложности, количества необходимых сессий и их частоты. Если это не вписывается в ваш бюджет, но вы готовы работать в группе, рекомендую всё равно оставить заявку. Может быть, чуть позже реализуем и такой формат.
Как ко мне попасть?
Я буду набирать клиентов постепенно, очереди неизбежны, поэтому я попрошу вас оставить заявку, заполнив гугл-форму на русском или українською мовою (в соответствии с предпочитаемым языком работы).
Я расширяю свою консультативную работу. Хотела сначала написать «возобновляю», но всё это время я консультировала нескольких постоянных клиентов. Иногда переносила из-за обстрелов — но работала! Теперь я готова расти.
Что такое работа со мной?
Это 90-минутные онлайн встречи, которые я конспектирую и высылаю структурированные конспекты с заданиями, чтобы вы могли лучше запомнить материал, попрактиковаться и «пересмотреть» сессию в любое удобное время.
Моя рідна мова російська. Але я володію українською на середньому рівні, який дозволяє мені спілкуватися з людьми, що готові вибачити мені помилки у наголосах та деякі русизми. Я готова займатися з вами вашою рідною мовою. Для українців я зроблю знижку 30%.
Кому будет полезно?
Если, несмотря на ваши успехи, вы не чувствуете свою жизнь полностью «своей» и хотите изменить её, но не знаете, с чего начать. Или волей судьбы уже находитесь в ситуации перестройки и вам нужен партнер, чтобы оседлать эту волну. Или вы переживаете кризис смысла и целей, потому что что-то изменилось. Или чувствуете, что не хватает веры в себя и поддержки для реализации идей и амбиций.
Что мы делаем?
Я помогаю работать с вопросами «кто я?», «кем я хочу быть?», «зачем я живу?» и «что я хочу дать миру?». Мы вместе ставим цели, разрабатываем стратегии их реализации, и при необходимости я поддерживаю вас на пути. Я называю себя «экзистенциальный коуч» и «фасилитатор трансформаций», за последние два года мне стали очень близки темы экзистенциальной угрозы, кризиса и посттравматического роста. Если совсем просто (хотя это совсем не просто), я помогаю по-новому думать о себе и о том, что вы делаете.
Почему это не психотерапия?
Я не психотерапевт. Я использую свои знания из психологии и психотерапии, а ещё — из философии, психологии, практик осознанности, науки о работе мозга и из опыта преподавания.
В большинстве направлений психотерапии вы больше занимаетесь чувствами и отношениями, со мной — мышлением и планированием. В КПТ вы занимаетесь мышлением, чтобы привести действия до заданных вами целей, со мной — чтобы расширить своё представление о возможных целях. В психотерапии вы сосредоточены на настоящем с анализом прошлого, со мной — на будущем с анализом настоящего. Ваша задача в психотерапии — научиться слышать себя, понимать и принимать. Ваша задача со мной — научиться работать над над своими идеями, их воплощением, своей профессиональной и социальной реализацией.
Моя работа часто пересекается с психотерапевтической, мне удобно «отсылать» некоторые вопросы вашему психотерапевту. Уже знакомые с психотерапией получат от работы со мной больше. Если вы сомневаетесь, советую выбирать психотерапию, а не работу со мной.
Кому не нужно ко мне?
Людям, которые не понимают, что с ними происходит, не могут контролировать свои эмоции и/или страдают от своего деструктивного поведения. Вам прежде всего стоит посетить других специалистов.
С кем я не буду работать?
Я не буду работать с россиянами, находящимися на территории РФ, как в связи со сложностями с оплатой, так и из-за небезопасности для них. Также не буду работать с россиянами без выраженной гражданской позиции и с любыми людьми, которые поддерживают военную агрессию России.
Сколько стоит?
Средняя стоимость 90 минут + конспекта — 120$. Окончательная цена зависит от запроса, сложности, количества необходимых сессий и их частоты. Если это не вписывается в ваш бюджет, но вы готовы работать в группе, рекомендую всё равно оставить заявку. Может быть, чуть позже реализуем и такой формат.
Как ко мне попасть?
Я буду набирать клиентов постепенно, очереди неизбежны, поэтому я попрошу вас оставить заявку, заполнив гугл-форму на русском или українською мовою (в соответствии с предпочитаемым языком работы).
Иерархия кризисов
Ситуация войны отличается от простого неблагополучия. Жизнь в бедности может быть серьёзным стрессовым фактором, но в каждом неблагополучии есть своя стабильность. Неопределенность в спокойные времена принимает довольно конкретные формы: мы тревожимся о вполне понятных и довольно предсказуемых вещах (закончатся деньги, выгонит арендодатель, не смогу устроиться на работу лучше, снова макароны есть без сыра и тд). А в ситуации войны любой порядок может разрушиться за считанные минуты или часы. И речь о порядках всех уровней.
Во время войны материальные порядки хрупки: разрушения, смерти. Это всё понятно. Но нематериальные порядки во время мировой войны автократий с демократиями в условиях кризиса последних — хрупки даже больше. Понятие законного, справедливого, преступления и добродетели, героев и предателей, полезного и вредного, своего и чужого — всё не гарантировано. Не гарантировано, что ты не погибнешь. Но кем ты окажешься, будучи живым, — не гарантировано ещё больше. Во время такой мировой одновременно горячей (кинетической) и холодной (информационной) войны невозможно уцепиться за привычные в спокойное время опоры вроде «кто я?» — ты долго ещё не сможешь ответить на этот вопрос.
Слава богам и десятилетиям странных и порой стремных духовных практик, в такие моменты я снимаю своё «я», как костюм, и вешаю его на плечики, чтобы он не помялся. Кто я — давно не важно. Идентичности — это наряды благополучных времен. Вместо них я беру в руки инструменты, шоб вкалывать: навыки, которыми я владею; компетенции, которыми я обладаю; отношения, которые я выстраиваю — материи, которые куда сложнее разрушить, чем физический мир, нашу картину мира или самого себя.
С точки зрения функциональной, жизнь — это череда проблем и задач, требующих решения. И на мой взгляд, во времена таких тотально экзистенциальных ситуаций неважно, кто ты (кем себя чувствуешь). Важно — можешь ли ты решить эти проблемы и задачи. В этом смысле у большинства из нас больше общего с амебой, которая тянется навстречу свету и пище, чем с актером, которому нужно сыграть роль.
Выжить — не значит сохранить только факт своего существования, но и вырасти, укрепиться и, при доживании до благоприятных раскладов, иметь возможность заняться размножением (будь то семейное гнездование или роды новых произведений и проектов). Для этого важно увеличивать свои ресурсы — то есть те силы и средства, которые мы имеем для решения своей проблемы выживания и роста. Это позитивный замкнутый круг: как только мы решаем самые насущные проблемы, мы освобождаем или приобретаем какой-то ресурс; а новое количество ресурсов способно решить новый уровень проблем — и так далее.
В любой непонятной ситуации — решай задачи, которые решаемы, и увеличивай всеми доступными способами ресурсы: учись новому, будь полезен людям, заводи взаимозависимые приятные отношения, — и так по кругу.
Бывает, что ответ на вопрос «Кто ты?» не так важен по сравнению с ответом на «Что ты умеешь?», ведь в ситуации кризиса можно неожиданно всплывать на самых неожиданных своих навыках, которые не всегда можно по достоинству оценить, если зацикливаться на своей идентичности. Например, когда всерьез думаешь «а писатель ли я?», «достойна ли я оказывать медицинскую помощь?», «да кто я такая, чтоб мне прислали донаты?» итд — нет ресурсов ни писать, ни спасать жизни, ни заниматься фандрайзингом.
В ситуации экзистенциальной угрозы или экзистенциального кризиса вполне разумно временно сбросить с воза груз проблемы кризиса идентичности и обратить внимание на функционал жизни. Со временем из почвы накопленных ресурсов и вырастут новые ощущения самого себя, органичные и не требующие громких устных доказательств. Это произойдет как раз тогда, когда что-то устаканится и можно будет наконец снова надеть отложенный костюм и первый раз за долговое время сказать: «Здравствуйте, я — …».
Спасибо тем, кто поддерживает блог «Настигло»!
Подписаться на Патреон
Binance Pay ID 384598265
Ситуация войны отличается от простого неблагополучия. Жизнь в бедности может быть серьёзным стрессовым фактором, но в каждом неблагополучии есть своя стабильность. Неопределенность в спокойные времена принимает довольно конкретные формы: мы тревожимся о вполне понятных и довольно предсказуемых вещах (закончатся деньги, выгонит арендодатель, не смогу устроиться на работу лучше, снова макароны есть без сыра и тд). А в ситуации войны любой порядок может разрушиться за считанные минуты или часы. И речь о порядках всех уровней.
Во время войны материальные порядки хрупки: разрушения, смерти. Это всё понятно. Но нематериальные порядки во время мировой войны автократий с демократиями в условиях кризиса последних — хрупки даже больше. Понятие законного, справедливого, преступления и добродетели, героев и предателей, полезного и вредного, своего и чужого — всё не гарантировано. Не гарантировано, что ты не погибнешь. Но кем ты окажешься, будучи живым, — не гарантировано ещё больше. Во время такой мировой одновременно горячей (кинетической) и холодной (информационной) войны невозможно уцепиться за привычные в спокойное время опоры вроде «кто я?» — ты долго ещё не сможешь ответить на этот вопрос.
Слава богам и десятилетиям странных и порой стремных духовных практик, в такие моменты я снимаю своё «я», как костюм, и вешаю его на плечики, чтобы он не помялся. Кто я — давно не важно. Идентичности — это наряды благополучных времен. Вместо них я беру в руки инструменты, шоб вкалывать: навыки, которыми я владею; компетенции, которыми я обладаю; отношения, которые я выстраиваю — материи, которые куда сложнее разрушить, чем физический мир, нашу картину мира или самого себя.
С точки зрения функциональной, жизнь — это череда проблем и задач, требующих решения. И на мой взгляд, во времена таких тотально экзистенциальных ситуаций неважно, кто ты (кем себя чувствуешь). Важно — можешь ли ты решить эти проблемы и задачи. В этом смысле у большинства из нас больше общего с амебой, которая тянется навстречу свету и пище, чем с актером, которому нужно сыграть роль.
Выжить — не значит сохранить только факт своего существования, но и вырасти, укрепиться и, при доживании до благоприятных раскладов, иметь возможность заняться размножением (будь то семейное гнездование или роды новых произведений и проектов). Для этого важно увеличивать свои ресурсы — то есть те силы и средства, которые мы имеем для решения своей проблемы выживания и роста. Это позитивный замкнутый круг: как только мы решаем самые насущные проблемы, мы освобождаем или приобретаем какой-то ресурс; а новое количество ресурсов способно решить новый уровень проблем — и так далее.
В любой непонятной ситуации — решай задачи, которые решаемы, и увеличивай всеми доступными способами ресурсы: учись новому, будь полезен людям, заводи взаимозависимые приятные отношения, — и так по кругу.
Бывает, что ответ на вопрос «Кто ты?» не так важен по сравнению с ответом на «Что ты умеешь?», ведь в ситуации кризиса можно неожиданно всплывать на самых неожиданных своих навыках, которые не всегда можно по достоинству оценить, если зацикливаться на своей идентичности. Например, когда всерьез думаешь «а писатель ли я?», «достойна ли я оказывать медицинскую помощь?», «да кто я такая, чтоб мне прислали донаты?» итд — нет ресурсов ни писать, ни спасать жизни, ни заниматься фандрайзингом.
В ситуации экзистенциальной угрозы или экзистенциального кризиса вполне разумно временно сбросить с воза груз проблемы кризиса идентичности и обратить внимание на функционал жизни. Со временем из почвы накопленных ресурсов и вырастут новые ощущения самого себя, органичные и не требующие громких устных доказательств. Это произойдет как раз тогда, когда что-то устаканится и можно будет наконец снова надеть отложенный костюм и первый раз за долговое время сказать: «Здравствуйте, я — …».
Спасибо тем, кто поддерживает блог «Настигло»!
Подписаться на Патреон
Binance Pay ID 384598265
Страх насилия и Зигмунд Фрейд Ч.1
«Вопрос судьбы рода человеческого зависит от того, удастся ли развитию культуры обуздать человеческий первичный порыв агрессии и самоунитожения, нарушающий сосуществование людей. …люди так далеко зашли в своем господстве над силами природы, что легко могут уничтожить друг друга вплоть до последнего человека. Люди это знают, и отсюда — значительная часть их теперешнего беспокойства, несчастья, их тревожных настроений», — такими словами в 1929 году закончил Зигмунд Фрейд свой трактат «Недовольство культурой».
В этом тексте он переносит психоаналитический взгляд с индивида на человеческую цивилизацию, чтобы попытаться объяснить природу чудовищных событий Первой Мировой войны, когда люди выдвинули против людей первые технологии массового механизированного убийства от танков до отравляющих газов. Во так внезапно отец наш Зигмунд оказался нам как никогда ранее близок по впечатлению от человечества.
Фрейд утверждает, что ни индивидуальная свобода ни индивидуальное счастье не являются целями культуры, так как культура как раз ограничивает нас в удовлетворении наших позывов, делая менее свободными и менее счастливыми. Она ставит на первое место объединение людей для совершения дел, которые доступны только большим коллективам людей (технологии, освоение природы, управление итд). Поэтому культура запрещает как свободное проявление агрессии, которая разрушает связи между людьми, так и свободное удовлетворение жажды наслаждений, которое замыкает человека на самого себя и на объект удовольствия, изолируя его от объединения с другими людьми. Культуру он ассоциирует со «Сверх-Я».
С другой стороны, подавленные «первичные импульсы» агрессии и жажды удовольствий невозможно уничтожить, они часть природы человека («Оно»). Культура притесняет их, не давая им проявляться вообще или ограничивая их проявление, «вытесняя» эти импульсы из поля культурного в область общего бессознательного. Там они медленно варятся и булькают, периодически прорываясь в культурное поле «запретными» действиями, вызывая у людей переживание коллективного ужаса, отвращения и вины (потому что каждый человек, даже если ничего ужасного не делал, знает, что он — такой же, и тоже бы так мог, а иногда и хочет).
Между молотом требований «Сверх-Я»-культуры и наковальней «Оно»-страстей человечество («Я») постоянно терзается общекультурным неврозом из-за подавления желания наслаждений и общекультурной виной за «некультурные» импульсы и помыслы. Ни одна сверхсила победить не может, а людям остается несчастье и неудовлетворенность.
Фрейд разбирает одни из главнейших постулатов современной западной христианской культуры: «Возлюби ближнего, как самого себя» и «Возлюби врага своего» — как попытку культуры уничтожить драйв агрессии. Но в этом разрезе культура и жизнь расходятся, если внимательно понаблюдать. То, как «надо» относиться к ближним согласно подобным святым истинам, вовсе не то же самое, как люди действительно относятся друг к другу.
[продолжение в следующем посте]
«Вопрос судьбы рода человеческого зависит от того, удастся ли развитию культуры обуздать человеческий первичный порыв агрессии и самоунитожения, нарушающий сосуществование людей. …люди так далеко зашли в своем господстве над силами природы, что легко могут уничтожить друг друга вплоть до последнего человека. Люди это знают, и отсюда — значительная часть их теперешнего беспокойства, несчастья, их тревожных настроений», — такими словами в 1929 году закончил Зигмунд Фрейд свой трактат «Недовольство культурой».
В этом тексте он переносит психоаналитический взгляд с индивида на человеческую цивилизацию, чтобы попытаться объяснить природу чудовищных событий Первой Мировой войны, когда люди выдвинули против людей первые технологии массового механизированного убийства от танков до отравляющих газов. Во так внезапно отец наш Зигмунд оказался нам как никогда ранее близок по впечатлению от человечества.
Фрейд утверждает, что ни индивидуальная свобода ни индивидуальное счастье не являются целями культуры, так как культура как раз ограничивает нас в удовлетворении наших позывов, делая менее свободными и менее счастливыми. Она ставит на первое место объединение людей для совершения дел, которые доступны только большим коллективам людей (технологии, освоение природы, управление итд). Поэтому культура запрещает как свободное проявление агрессии, которая разрушает связи между людьми, так и свободное удовлетворение жажды наслаждений, которое замыкает человека на самого себя и на объект удовольствия, изолируя его от объединения с другими людьми. Культуру он ассоциирует со «Сверх-Я».
С другой стороны, подавленные «первичные импульсы» агрессии и жажды удовольствий невозможно уничтожить, они часть природы человека («Оно»). Культура притесняет их, не давая им проявляться вообще или ограничивая их проявление, «вытесняя» эти импульсы из поля культурного в область общего бессознательного. Там они медленно варятся и булькают, периодически прорываясь в культурное поле «запретными» действиями, вызывая у людей переживание коллективного ужаса, отвращения и вины (потому что каждый человек, даже если ничего ужасного не делал, знает, что он — такой же, и тоже бы так мог, а иногда и хочет).
Между молотом требований «Сверх-Я»-культуры и наковальней «Оно»-страстей человечество («Я») постоянно терзается общекультурным неврозом из-за подавления желания наслаждений и общекультурной виной за «некультурные» импульсы и помыслы. Ни одна сверхсила победить не может, а людям остается несчастье и неудовлетворенность.
Фрейд разбирает одни из главнейших постулатов современной западной христианской культуры: «Возлюби ближнего, как самого себя» и «Возлюби врага своего» — как попытку культуры уничтожить драйв агрессии. Но в этом разрезе культура и жизнь расходятся, если внимательно понаблюдать. То, как «надо» относиться к ближним согласно подобным святым истинам, вовсе не то же самое, как люди действительно относятся друг к другу.
[продолжение в следующем посте]
Страх насилия и Зигмунд Фрейд Ч.2
«Современное воспитание грешит кроме того и тем, что не подготавливает молодежь к агрессивности, обрекает стать ее жертвой. Воспитание выпускает юношество в жизнь со столь неверной психологической ориентацией, как если бы полярную экспедицию снаряжали летней одеждой и картами верхнеитальянских озер. При этом очевидно злоупотребление этическими требованиями. Их суровость не многим бы вредила, если бы воспитатель говорил: “такими люди должны быть, чтобы стать счастливыми и делать счастливыми других; но нужно считаться с тем, что они не таковы”. Вместо этого молодежи твердят о том, что все остальные держатся этических предписаний, а потому добродетельны. Этим обосновываются требования, чтобы и молодежь сделалась такою же», — пишет Фрейд.
Эти строки очень сильно резонируют с тем, что я думаю последние 2 года, наблюдая, как бессильны рассуждения многих моих современников о гуманизме и этике во время массовых убийств войны. Я не могла объяснить явно не адекватное реальности размышление и поведение только глупостью, это слишком простой ответ, да и к тому же «заклинатели ненасилия» часто довольно развитые и образованные люди. «Культурные люди», — подсказывает мне доктор Зигмунд.
Да, думаю, личности, в которых культурный запрет на агрессию побеждает, становятся идеальными членами развитых обществ. В то же время они не адекватны реальности, в которой культура в людях побеждена «первичным импульсом» агрессии — или по крайней мере, подчинена ему: в мире жестоких садистов, тиранов и автократов, манипуляторов, нарциссов итд. Воспринимая запрет на насилие как страшное священное ненарушимое табу, подобно фанатичным религиозным догматикам, они повсюду трясут своим страхом убийства, не в силах логически обосновать запрет на насилие в ситуации даже самозащиты, борьбы за права, за власть, против тирании и тд.
Они могут защищаться культурой — прятаться в ее работающих институтах, например. Но они не могут защитить культуру. В конце-концов, крупнейшую какую-никакую, а демократию построили именно убийцы, боровшиеся сначала за свою независимость, а потом и друг против друга, с оружием в руках (я про США, если что). Желание «быть хорошими и не быть убийцами» парализует таких «культурных людей» на бессознательном уровне: я думаю, этот страх относится в первую очередь к их собственной плотно закупоренной в бессознательном агрессии, которую они боятся в себе увидеть — так, как и завещала культура.
Я же отношу себя к «мирным людям» по Генриху Гейне, который сказал так: «Я человек самого мирного склада. Вот чего я хотел бы: скромная хижина, соломенная кровля, но хорошая постель, хорошая пища, очень свежее молоко и масло, перед окном цветы, перед дверью несколько прекрасных деревьев, и, если господь захочет вполне осчастливить меня, он пошлет мне радость – на этих деревьях будут повешены этак шесть или семь моих врагов. Сердечно растроганный, я прощу им перед их смертью все обиды, которые они мне нанесли при жизни. Да, надо прощать врагам своим, но только после того, как их повесят».
Зигмунд Фрейд считал, что у культуры нет выхода из конфликта «Сверх-Я» и «Оно», так как целые общества нельзя пропсихотерапевтировать так, как можно отдельного человека. Но коллективная соцсетевая психотерапия тогда ещё не существовала, так что может быть, шанс выйти на новый уровень у нас есть.
Спасибо тем, кто поддерживает блог «Настигло»!
Подписаться на Патреон
Binance Pay ID 384598265
«Современное воспитание грешит кроме того и тем, что не подготавливает молодежь к агрессивности, обрекает стать ее жертвой. Воспитание выпускает юношество в жизнь со столь неверной психологической ориентацией, как если бы полярную экспедицию снаряжали летней одеждой и картами верхнеитальянских озер. При этом очевидно злоупотребление этическими требованиями. Их суровость не многим бы вредила, если бы воспитатель говорил: “такими люди должны быть, чтобы стать счастливыми и делать счастливыми других; но нужно считаться с тем, что они не таковы”. Вместо этого молодежи твердят о том, что все остальные держатся этических предписаний, а потому добродетельны. Этим обосновываются требования, чтобы и молодежь сделалась такою же», — пишет Фрейд.
Эти строки очень сильно резонируют с тем, что я думаю последние 2 года, наблюдая, как бессильны рассуждения многих моих современников о гуманизме и этике во время массовых убийств войны. Я не могла объяснить явно не адекватное реальности размышление и поведение только глупостью, это слишком простой ответ, да и к тому же «заклинатели ненасилия» часто довольно развитые и образованные люди. «Культурные люди», — подсказывает мне доктор Зигмунд.
Да, думаю, личности, в которых культурный запрет на агрессию побеждает, становятся идеальными членами развитых обществ. В то же время они не адекватны реальности, в которой культура в людях побеждена «первичным импульсом» агрессии — или по крайней мере, подчинена ему: в мире жестоких садистов, тиранов и автократов, манипуляторов, нарциссов итд. Воспринимая запрет на насилие как страшное священное ненарушимое табу, подобно фанатичным религиозным догматикам, они повсюду трясут своим страхом убийства, не в силах логически обосновать запрет на насилие в ситуации даже самозащиты, борьбы за права, за власть, против тирании и тд.
Они могут защищаться культурой — прятаться в ее работающих институтах, например. Но они не могут защитить культуру. В конце-концов, крупнейшую какую-никакую, а демократию построили именно убийцы, боровшиеся сначала за свою независимость, а потом и друг против друга, с оружием в руках (я про США, если что). Желание «быть хорошими и не быть убийцами» парализует таких «культурных людей» на бессознательном уровне: я думаю, этот страх относится в первую очередь к их собственной плотно закупоренной в бессознательном агрессии, которую они боятся в себе увидеть — так, как и завещала культура.
Я же отношу себя к «мирным людям» по Генриху Гейне, который сказал так: «Я человек самого мирного склада. Вот чего я хотел бы: скромная хижина, соломенная кровля, но хорошая постель, хорошая пища, очень свежее молоко и масло, перед окном цветы, перед дверью несколько прекрасных деревьев, и, если господь захочет вполне осчастливить меня, он пошлет мне радость – на этих деревьях будут повешены этак шесть или семь моих врагов. Сердечно растроганный, я прощу им перед их смертью все обиды, которые они мне нанесли при жизни. Да, надо прощать врагам своим, но только после того, как их повесят».
Зигмунд Фрейд считал, что у культуры нет выхода из конфликта «Сверх-Я» и «Оно», так как целые общества нельзя пропсихотерапевтировать так, как можно отдельного человека. Но коллективная соцсетевая психотерапия тогда ещё не существовала, так что может быть, шанс выйти на новый уровень у нас есть.
Спасибо тем, кто поддерживает блог «Настигло»!
Подписаться на Патреон
Binance Pay ID 384598265
«Не бояться насилия» это как? Ч.1
После предыдущего текста стали ходить слухи, что я люблю вешать неприятных мне людей прямо в саду моего дома и другим советую. Друзья, это дезинформация, а в большей степени, скорее, нехватка у читателей времени для внимательного чтения и короткий attention span. Фигурировавшая в упомянутом тексте цитата Гейне запомнилась некоторым именно висящими на садовой яблоне трупами врагов, хотя тут у поэта просто черная ирония взыграла. Суть его мудрости была в противопоставлении христианскому постулату «возлюби врагов своих» — простой жизненной логики: врага, который хочет тебя убить, стоит прощать только после того, как он перестает представлять угрозу. С точки зрения эволюционной стратегии, это очень разумно. Остальная картина — просто поэтические шалости, а вы и поверили.
В работе «Недовольство культурой», о которой я писала в прошлом посте, Зигмунд Фрейд практично и трезво разбирает логику сопротивления постулату: «возлюби ближнего, как самого себя». Он говорит о том, что такое требование нелогично, потому что наша любовь — один из способов социального поощрения особей, которые выделяются из массы «всех», оказываясь для нас ценными. Мы любим похожих на нас людей, любим более совершенных и вызывающих восхищение и вдохновение людей, любим помогающих и полезных людей, — озвучивает простые истины философ. Это — логично. Это логично и с точки зрения биологии: мы любим всё, что помогает нам выживать, жить и даже лучше жить — и готовы платить за это своим вниманием и любовью. Это более чем логично с точки зрения законов социальной жизни: общество любит людей просоциальных, которые помогают жить группе с минимальным ущербом и максимальной выгодой для всех. Если бы даже требование «любить всех» было бы выполнимо, размышляет Фрейд, — то поделенная на миллионы особей, наша любовь бы превратилась в ничто, потому что на всех бы не хватило заботы и внимания, которые эту любовь должны выражать.
Но ещё более нелогичным и противоречащим здравому смыслу кажется ему требование возлюбить врага — того, кто обидит тебя, унизит, растопчет, в самый уязвимый момент сделает тебе больнее, удовлетворит об тебя свой половой инстинкт без спроса и, наконец, убьёт. Не логичнее ли такому врагу сопротивляться, а не любить? Именно к этому размышлению Фрейд и приводит цитату Гейне о том, что здоровый человек хочет дом, сад, бутерброд со свежим маслом и врагов, которые уже наказаны за их злодеяния — и тогда их простит, но не раньше.
Главный ингридиент страха убийства — табу, свойственное большинству человеческих культур. Табу — это возникающий еще в первобытных обществах священный запрет авторитетных фигур на определенные действия. Это инструмент социального контроля, поэтому запрещает всякие вредящие общественному строю вещи: бунтовать против власти, например, — а также без спросу (то есть не санкционированно высшими инстанциями) убивать ближних. Ну то есть запрещены самые сильные дестабилизаторы стабильности социальной группы. Табу подкрепляется угрозой магического наказания (силами духовного вождя, например), а затем — религиозного, когда автором наказания видят уже сверхъестественное существо.
Новый этап общественного устройства начинается тогда, когда табу интернализируется — то есть страх наказания становится частью психики каждого человека, эффективно сдерживая его от совершения запретных действий. Табу отражаются в законе, но обычные законы мы можем время от времени нарушать и даже спорить, норма это или нет — а о табу мы не спорим и считаем его нарушение отвратительным. Только санкционированные священной силой/святым законом ситуации подразумевают нарушение табу: убить одного человека по своей воле — страшное преступление, убить сотни опасных для твоей группы людей, надев специальную форму, имея специальную должность и подчиняясь специальному человеку, который исполняет волю народа в демократической стране — героический акт защиты.
[продолжение 🔽]
После предыдущего текста стали ходить слухи, что я люблю вешать неприятных мне людей прямо в саду моего дома и другим советую. Друзья, это дезинформация, а в большей степени, скорее, нехватка у читателей времени для внимательного чтения и короткий attention span. Фигурировавшая в упомянутом тексте цитата Гейне запомнилась некоторым именно висящими на садовой яблоне трупами врагов, хотя тут у поэта просто черная ирония взыграла. Суть его мудрости была в противопоставлении христианскому постулату «возлюби врагов своих» — простой жизненной логики: врага, который хочет тебя убить, стоит прощать только после того, как он перестает представлять угрозу. С точки зрения эволюционной стратегии, это очень разумно. Остальная картина — просто поэтические шалости, а вы и поверили.
В работе «Недовольство культурой», о которой я писала в прошлом посте, Зигмунд Фрейд практично и трезво разбирает логику сопротивления постулату: «возлюби ближнего, как самого себя». Он говорит о том, что такое требование нелогично, потому что наша любовь — один из способов социального поощрения особей, которые выделяются из массы «всех», оказываясь для нас ценными. Мы любим похожих на нас людей, любим более совершенных и вызывающих восхищение и вдохновение людей, любим помогающих и полезных людей, — озвучивает простые истины философ. Это — логично. Это логично и с точки зрения биологии: мы любим всё, что помогает нам выживать, жить и даже лучше жить — и готовы платить за это своим вниманием и любовью. Это более чем логично с точки зрения законов социальной жизни: общество любит людей просоциальных, которые помогают жить группе с минимальным ущербом и максимальной выгодой для всех. Если бы даже требование «любить всех» было бы выполнимо, размышляет Фрейд, — то поделенная на миллионы особей, наша любовь бы превратилась в ничто, потому что на всех бы не хватило заботы и внимания, которые эту любовь должны выражать.
Но ещё более нелогичным и противоречащим здравому смыслу кажется ему требование возлюбить врага — того, кто обидит тебя, унизит, растопчет, в самый уязвимый момент сделает тебе больнее, удовлетворит об тебя свой половой инстинкт без спроса и, наконец, убьёт. Не логичнее ли такому врагу сопротивляться, а не любить? Именно к этому размышлению Фрейд и приводит цитату Гейне о том, что здоровый человек хочет дом, сад, бутерброд со свежим маслом и врагов, которые уже наказаны за их злодеяния — и тогда их простит, но не раньше.
Главный ингридиент страха убийства — табу, свойственное большинству человеческих культур. Табу — это возникающий еще в первобытных обществах священный запрет авторитетных фигур на определенные действия. Это инструмент социального контроля, поэтому запрещает всякие вредящие общественному строю вещи: бунтовать против власти, например, — а также без спросу (то есть не санкционированно высшими инстанциями) убивать ближних. Ну то есть запрещены самые сильные дестабилизаторы стабильности социальной группы. Табу подкрепляется угрозой магического наказания (силами духовного вождя, например), а затем — религиозного, когда автором наказания видят уже сверхъестественное существо.
Новый этап общественного устройства начинается тогда, когда табу интернализируется — то есть страх наказания становится частью психики каждого человека, эффективно сдерживая его от совершения запретных действий. Табу отражаются в законе, но обычные законы мы можем время от времени нарушать и даже спорить, норма это или нет — а о табу мы не спорим и считаем его нарушение отвратительным. Только санкционированные священной силой/святым законом ситуации подразумевают нарушение табу: убить одного человека по своей воле — страшное преступление, убить сотни опасных для твоей группы людей, надев специальную форму, имея специальную должность и подчиняясь специальному человеку, который исполняет волю народа в демократической стране — героический акт защиты.
[продолжение 🔽]
Не бояться насилия — это как? Ч.2
Убивший человека — убийца, убивший десятки тысяч людей своими приказами ради некой «благой цели» — борец за победу добра в мире. Ну и так далее, табу оказывается при определенных условиях гибко, а без насилия и убийства цивилизации пока не строились и не жили.
Таким образом, человек живет с табу на убийство (страхом и отвращением перед ним) в мире, где убийство не просто существует, а является таким же инструментом социального контроля, в том числе в некоторых странах инструментом правосудия (что отдельная очень интересная тема). Как говорил Фрейд, с одной стороны мы имеем образованных молодых людей, которые гуськом повторяют друг за другом «возлюби всех, как самого себя, и не дай бог тебе применить к кому-то насилие». С другой — мир, в котором насилие обеспечивает получение, захват и удержание власти людьми, которые про гибкость табу всё уже давно поняли.
Вопрос: и кому тогда нужно это табу, если не очередным захватчикам власти, которые одной рукой надзирают и наказывают, а другой — сыпят сентиментальными мудростями о том, что хорошие, добрые, светлые люди никогда до такого не опустятся? Впрочем, сразу отвечу, что конечно, нам как обществу всё ещё нужны подобные табу — это просто удобнее и быстрее, чем развивать осознанность каждого члена общества. Та и вообще, доверие доверием, но иногда лучше закрыть дверь и на цепочку тоже — на всякий случай. Так что пусть и табу остается, раз оно как-то на кого-то работает и уменьшает уровень насилия.
Скорее, мне хотелось поделиться очерком жизни по ту сторону табу. В начале полномасштабного вторжения я с мрачным трепетом думала: что будет, когда у меня «сломается» один из основополагающих столпов культуры — табу на убийство? Было ясно, что для такого въедливого и глубоко чувствующего человека это только вопрос времени. Время прошло, моя психика от этого табу, действительно, освободилась: убивать можно, буквально — воз-можно. Буквально оче-видно: мы видим это своими глазами, и мир от этого не погружается в адское пламя, а люди не начинают ходить на 4 лапах (более того, мир никогда другим и не был). Ничего священного в этом запрете теперь для меня нет: и я убью, чтобы меня не убили, или чтобы защитить моих близких — такая жизнь! Теперь даже забавно, что когда-то это было для меня big deal, ведь культуре войны десятки тысяч лет, и как раз big deal и большая привилегия — было прожить 33 года в святом неведении.
Так вот, к волнующему всех вопросу, на самом ли деле я хочу смотреть из окошка на все цвета радуги, которыми покрываются висящие на садовой яблоньке трупы всех людей, кто наступили мне на ногу в метро? Нет, конечно. Мне не нужен священный страх и отвращение, чтобы считать, что убийство — очень нерациональный способ решать социальные проблемы. Я разумный человек и хочу жить в мире, где убийства сведены к историческому минимуму, потому что так нам всем будет лучше. Да я даже гневаться по-прежнему не люблю, потому что быть спокойным очевидно выгоднее, как и находиться в доброжелательном обществе. Но убивать — можно, иногда даже без юридических последствий (например, на войне).
Можно вообще всё, что угодно. Вопрос в том, что вы хотите с этим делать.
P.S. а также можно сохранять в себе священное табу на убийство, если такие религиозные компоненты — важная часть вашей личности. Здорово, если вы живете в мире, в котором это всё ещё работает. Вряд ли мы в ближайшее время сможем построить мир, где люди добры друг к другу, потому что это разумно и выгодно. Лучше уж мир, в котором быть не добрым — страшно.
Спасибо тем, кто поддерживает блог «Настигло»!
Подписаться на Патреон
Binance Pay ID 384598265
Убивший человека — убийца, убивший десятки тысяч людей своими приказами ради некой «благой цели» — борец за победу добра в мире. Ну и так далее, табу оказывается при определенных условиях гибко, а без насилия и убийства цивилизации пока не строились и не жили.
Таким образом, человек живет с табу на убийство (страхом и отвращением перед ним) в мире, где убийство не просто существует, а является таким же инструментом социального контроля, в том числе в некоторых странах инструментом правосудия (что отдельная очень интересная тема). Как говорил Фрейд, с одной стороны мы имеем образованных молодых людей, которые гуськом повторяют друг за другом «возлюби всех, как самого себя, и не дай бог тебе применить к кому-то насилие». С другой — мир, в котором насилие обеспечивает получение, захват и удержание власти людьми, которые про гибкость табу всё уже давно поняли.
Вопрос: и кому тогда нужно это табу, если не очередным захватчикам власти, которые одной рукой надзирают и наказывают, а другой — сыпят сентиментальными мудростями о том, что хорошие, добрые, светлые люди никогда до такого не опустятся? Впрочем, сразу отвечу, что конечно, нам как обществу всё ещё нужны подобные табу — это просто удобнее и быстрее, чем развивать осознанность каждого члена общества. Та и вообще, доверие доверием, но иногда лучше закрыть дверь и на цепочку тоже — на всякий случай. Так что пусть и табу остается, раз оно как-то на кого-то работает и уменьшает уровень насилия.
Скорее, мне хотелось поделиться очерком жизни по ту сторону табу. В начале полномасштабного вторжения я с мрачным трепетом думала: что будет, когда у меня «сломается» один из основополагающих столпов культуры — табу на убийство? Было ясно, что для такого въедливого и глубоко чувствующего человека это только вопрос времени. Время прошло, моя психика от этого табу, действительно, освободилась: убивать можно, буквально — воз-можно. Буквально оче-видно: мы видим это своими глазами, и мир от этого не погружается в адское пламя, а люди не начинают ходить на 4 лапах (более того, мир никогда другим и не был). Ничего священного в этом запрете теперь для меня нет: и я убью, чтобы меня не убили, или чтобы защитить моих близких — такая жизнь! Теперь даже забавно, что когда-то это было для меня big deal, ведь культуре войны десятки тысяч лет, и как раз big deal и большая привилегия — было прожить 33 года в святом неведении.
Так вот, к волнующему всех вопросу, на самом ли деле я хочу смотреть из окошка на все цвета радуги, которыми покрываются висящие на садовой яблоньке трупы всех людей, кто наступили мне на ногу в метро? Нет, конечно. Мне не нужен священный страх и отвращение, чтобы считать, что убийство — очень нерациональный способ решать социальные проблемы. Я разумный человек и хочу жить в мире, где убийства сведены к историческому минимуму, потому что так нам всем будет лучше. Да я даже гневаться по-прежнему не люблю, потому что быть спокойным очевидно выгоднее, как и находиться в доброжелательном обществе. Но убивать — можно, иногда даже без юридических последствий (например, на войне).
Можно вообще всё, что угодно. Вопрос в том, что вы хотите с этим делать.
P.S. а также можно сохранять в себе священное табу на убийство, если такие религиозные компоненты — важная часть вашей личности. Здорово, если вы живете в мире, в котором это всё ещё работает. Вряд ли мы в ближайшее время сможем построить мир, где люди добры друг к другу, потому что это разумно и выгодно. Лучше уж мир, в котором быть не добрым — страшно.
Спасибо тем, кто поддерживает блог «Настигло»!
Подписаться на Патреон
Binance Pay ID 384598265