Настроение. Злюсь на Марка Фишера за то, что он убил себя в 2017, а несколько важных для меня вопросов у меня появилось только сейчас.
Интересный факт. Наследники Фишера просят мешок денег за права для публикаций на иностранных языках, поэтому перевод "Weird and eerie" мы увидим "никогда". Марк едва бы был доволен тем, что его книги превращаются в способ заработка, а образ — в "рок-звезду" от философии, но нет никого безвольнее
Умозаключение. Не откладывайте разговор с интересными людьми, они сыграют в ящик быстрее, чем вы думаете.
Интересный факт. Наследники Фишера просят мешок денег за права для публикаций на иностранных языках, поэтому перевод "Weird and eerie" мы увидим "никогда". Марк едва бы был доволен тем, что его книги превращаются в способ заработка, а образ — в "рок-звезду" от философии, но нет никого безвольнее
Умозаключение. Не откладывайте разговор с интересными людьми, они сыграют в ящик быстрее, чем вы думаете.
Когда тебя зовут в интересный и амбициозный проект, а ты спрашиваешь:
Есть ли там https://youtu.be/qlZ5HU11f9Y?si=eTmKC7Rbhn3qjF4c
Есть ли там https://youtu.be/qlZ5HU11f9Y?si=eTmKC7Rbhn3qjF4c
YouTube
Что-нибудь весомое(Пираты Карибского моря 3)
Дискуссия на транспортном форуме о наилучшем метро в Европе моментально переходит к вопросу: считать ли московское метро европейским
Прошлым летом написал для журнала «Логос» статью про отношения английского правительства и магии. Прочитать её можно здесь.
История не про Хогвартс, мальчика-который-выжил и домовых эльфов, а как настоящее английское правительство закатывало в ландшафт исключенные групп населения при невольной поддержке интеллектуалов и активном согласии населения.
Отношение к магии можно разделить на три периода: неопределённость, страх и пренебрежение.
Первый — наиболее безопасный. Пока не существовало политического консенсуса о роли ведьм: в Англии считалось, что они могут быть инструментами Божественного Плана, то их старались не тревожить. Субъектность колдунов оставалась неопределённой: они совершают действия, но неясно на чьей стороне. Сжигая колдуна в XI веке, ты отправишь на костёр слугу Господа.
Когда к началу Реформации в коллективных представлениях Божественная власть ослабела, перестала быть абсолютной, у Бога появился враг и маги стали его слугами. Английской монархии удачно подвернулся «Поликратик» Иоанна Солсберийского, где ведьмы и маги обладали потенцией совратить монарха, подталкивая страну в объятия Сатаны. Английская монархия времен Генриха VIII сделала два вывода: колдуном может быть не только деревенская знахарка, но и государев советник, магия — страшная, могущественная сила, с которой необходимо бороться. Костры загорелись по всему королевству.
Спустя два века победило Просвещение. Наступило торжества Разума, Гуманизма, Познания и других слов с большой буквы. Магия была объявлена шарлатанством. Стало ли ведьмам легче? Нет. Костры продолжили гореть, только вместо совращения монарха колдунов обвиняли в обмане общества. Государство использовало старые механизмы контроля, подготовленные Инквизицией, просто сменилась легитимация казней. Это частный случай как идеология Просвещения использует религиозные механизмы контроля, но в новой обертке.
Стали ли наши времена радикально лучше? Коротко – нет, а подробнее в тексте.
История не про Хогвартс, мальчика-который-выжил и домовых эльфов, а как настоящее английское правительство закатывало в ландшафт исключенные групп населения при невольной поддержке интеллектуалов и активном согласии населения.
Отношение к магии можно разделить на три периода: неопределённость, страх и пренебрежение.
Первый — наиболее безопасный. Пока не существовало политического консенсуса о роли ведьм: в Англии считалось, что они могут быть инструментами Божественного Плана, то их старались не тревожить. Субъектность колдунов оставалась неопределённой: они совершают действия, но неясно на чьей стороне. Сжигая колдуна в XI веке, ты отправишь на костёр слугу Господа.
Когда к началу Реформации в коллективных представлениях Божественная власть ослабела, перестала быть абсолютной, у Бога появился враг и маги стали его слугами. Английской монархии удачно подвернулся «Поликратик» Иоанна Солсберийского, где ведьмы и маги обладали потенцией совратить монарха, подталкивая страну в объятия Сатаны. Английская монархия времен Генриха VIII сделала два вывода: колдуном может быть не только деревенская знахарка, но и государев советник, магия — страшная, могущественная сила, с которой необходимо бороться. Костры загорелись по всему королевству.
Спустя два века победило Просвещение. Наступило торжества Разума, Гуманизма, Познания и других слов с большой буквы. Магия была объявлена шарлатанством. Стало ли ведьмам легче? Нет. Костры продолжили гореть, только вместо совращения монарха колдунов обвиняли в обмане общества. Государство использовало старые механизмы контроля, подготовленные Инквизицией, просто сменилась легитимация казней. Это частный случай как идеология Просвещения использует религиозные механизмы контроля, но в новой обертке.
Стали ли наши времена радикально лучше? Коротко – нет, а подробнее в тексте.
Издательство individuum выпустило книгу Вероники Райхль «Чтение мыслей. Как книги меняют сознание». Я написал отзыв для обложки. Первый опыт. Чувствую себя как-то слишком солидно, даже жутко. Книга классная, советую. На обложке короткая версия комментария, а длинную привожу ниже.
Вместо вопроса, какой подход к изучению философии правильный, Вероника Райхль задает более неожиданный — как мы вообще читаем? Из множества зарисовок о читателях и их отношениях с текстами (от решения скрытых головоломок и борьбы с «отцами» до вечного откладывании серьезной книги в ожидании «правильного момента») мы узнаем в героях себя через их знакомство с работами Фуко, Харауэй, Хайдеггера, Деррида и других мыслителей. Зацикленный на понимании истины тревожный человек с механическим карандашом; погружающийся в образы детства мечтатель; переписывающая прочитанное сотню раз художница; путешествующая с двумя сумками, набитыми книгами, исследовательница... После этого погружения в этнографию чтения каждый раз, открывая какую-либо книгу, я теперь буду задумываться не только о содержании, но и о том, как я ее читаю. Вероника Райхль опровергает популярный в прошлом тезис об универсальности чтения и показывает, как философские тексты становятся инструментом, который позволяет исследовать собственный опыт, высвечивая его из слепой зоны повседневности.
Вместо вопроса, какой подход к изучению философии правильный, Вероника Райхль задает более неожиданный — как мы вообще читаем? Из множества зарисовок о читателях и их отношениях с текстами (от решения скрытых головоломок и борьбы с «отцами» до вечного откладывании серьезной книги в ожидании «правильного момента») мы узнаем в героях себя через их знакомство с работами Фуко, Харауэй, Хайдеггера, Деррида и других мыслителей. Зацикленный на понимании истины тревожный человек с механическим карандашом; погружающийся в образы детства мечтатель; переписывающая прочитанное сотню раз художница; путешествующая с двумя сумками, набитыми книгами, исследовательница... После этого погружения в этнографию чтения каждый раз, открывая какую-либо книгу, я теперь буду задумываться не только о содержании, но и о том, как я ее читаю. Вероника Райхль опровергает популярный в прошлом тезис об универсальности чтения и показывает, как философские тексты становятся инструментом, который позволяет исследовать собственный опыт, высвечивая его из слепой зоны повседневности.
Пояснение вчерашней шутки.
Последние годы существует устойчивый мем, когда вместо портрета Иммануила Канта постят Фридриха Якоби. Происходит это не только в силу некоторого сходства, но потому что портрет Якоби открывается вторым в Гугле. Каждый второй сммщик берет вторую картинку...
Конечно, это смешно. Но будем помнить, что за приколом стоит человек с минимальной зарплатой, паршивым кофе и хроническим недосыпом, который явно ненавидит не только свою работу, но и жизнь.
Последние годы существует устойчивый мем, когда вместо портрета Иммануила Канта постят Фридриха Якоби. Происходит это не только в силу некоторого сходства, но потому что портрет Якоби открывается вторым в Гугле. Каждый второй сммщик берет вторую картинку...
Конечно, это смешно. Но будем помнить, что за приколом стоит человек с минимальной зарплатой, паршивым кофе и хроническим недосыпом, который явно ненавидит не только свою работу, но и жизнь.
Трудно быть богом или попытка переехать из Арканара в квартиру внутри Садового
Если вы в Алматы приходите завтра в 18:00 в Казахстанско-Немецкий Университет (холл на ул. Назарбаева, 173) послушать меня о вечном, то есть о городских инфраструктурах.
Под брусчаткой не пляж – как и зачем изучать городские инфраструктуры?
Город – не только люди, сообщества, архитектура и памятники, но и материальные инфраструктуры. Канализации, схемы автобусных маршрутов, линии электропередач, световое загрязнение и структура водоснабжения определяют город в той же мере, что и жители, их ценности, деятельность мэрии или локальное телевидение.
В рамках данного семинара мы поговорим о науке, изучающей инфраструктуры и социальную реальность вокруг, обсудим несколько кейсов, когда инфраструктура определяла жизнь горожан и определим методические подходы к изучению «материальной стороны города».
Вы все приглашены!
Под брусчаткой не пляж – как и зачем изучать городские инфраструктуры?
Город – не только люди, сообщества, архитектура и памятники, но и материальные инфраструктуры. Канализации, схемы автобусных маршрутов, линии электропередач, световое загрязнение и структура водоснабжения определяют город в той же мере, что и жители, их ценности, деятельность мэрии или локальное телевидение.
В рамках данного семинара мы поговорим о науке, изучающей инфраструктуры и социальную реальность вокруг, обсудим несколько кейсов, когда инфраструктура определяла жизнь горожан и определим методические подходы к изучению «материальной стороны города».
Вы все приглашены!
Когда вы последний раз видели мерцающий свет газовой, масляной или керосиновой лампы?
Технологии лишили смысла фразу «в неровном свете фонаря», превратив её из красивого литературного клише в анахронизм, недоступный пониманию новых читателей.
Технологии лишили смысла фразу «в неровном свете фонаря», превратив её из красивого литературного клише в анахронизм, недоступный пониманию новых читателей.