18 февраля отмечается День Метарусского календаря.
Для удобства припоминания хрононимов создана страница календаря.
Грядёт Параболическая весна 2023 года!
Для удобства припоминания хрононимов создана страница календаря.
Грядёт Параболическая весна 2023 года!
1045. — Папа, расскажи мне ту сказку про войну... Ну, помнишь, ты рассказывал мне, когда я была маленькая.
Папа в этот день был какой-то расстроенный. Он вздохнул и сказал:
— Однажды вепс, тувинец и чеченец напали на соседнюю страну, погибло много русских и украинцев...
— Нет, нет, не эту! — запротестовала Аня. — Другую...
— Хорошо, — сказал папа. — Однажды долларовый миллиардер напал на долларового миллионера, погибло много бедняков...
— Не эту! — Аня насупилась.
— А, вспомнил, — лукаво улыбнувшись, сказал папа. — Только после этого сразу спать.
Аня натянула на себя одеяло по самый нос и замерла.
— Однажды грибы напали на котиков, погибло много детей и женщин...
(«Аннунциата. Записки технотеолога. Сезон второй»)
Папа в этот день был какой-то расстроенный. Он вздохнул и сказал:
— Однажды вепс, тувинец и чеченец напали на соседнюю страну, погибло много русских и украинцев...
— Нет, нет, не эту! — запротестовала Аня. — Другую...
— Хорошо, — сказал папа. — Однажды долларовый миллиардер напал на долларового миллионера, погибло много бедняков...
— Не эту! — Аня насупилась.
— А, вспомнил, — лукаво улыбнувшись, сказал папа. — Только после этого сразу спать.
Аня натянула на себя одеяло по самый нос и замерла.
— Однажды грибы напали на котиков, погибло много детей и женщин...
(«Аннунциата. Записки технотеолога. Сезон второй»)
Записки Параболической весны (#1)
Сотрудники Института технотеологии внимательно следят за новыми формами ведения войн. Последние три года мы наблюдаем две таких войны — глобальную гражданскую войну, известную как «пандемия», и межгосударственную войну на территории Украины (в которой также используются новейшие информационно-технологические разработки). Как бы это ни старались затушевать, вторая война была бы невозможна без первой: обе они представляют собой попытки «передела мира»; одна война — «неклассическая», более скрытая и дерзкая, вторая — «классическая», на поверхности более брутальная и кровавая, но пока что уступающая первой по количеству человеческих жертв и общему вреду для населения Земли.
Ещё три года назад наши сотрудники писали: «как мы вскоре убедимся, именно государство было ответственно за синтез вируса и его утечку из лаборатории» — сегодня это мнение среди «специалистов» становится консенсусным. Появляется всё больше исследований и метаисследований, согласно которым «вакцинирование» не превосходит по своим полезным эффектам «естественный иммунитет» и во многих случаях нанесло непоправимый вред организмам людей, вплоть до летальных исходов. Антивоенные пикеты и демонстрации в Российской Федерации до сих пор пресекаются на основании административных статей, введённых в период «пандемии» якобы для защиты здоровья граждан.
Больше года назад сотрудники нашего института дали описание внутренней механики «пандемии», которое сегодня подтверждается сообщениями из утёкшей переписки чиновников (см. Lockdown Files). Как указывалось в этом описании, двумя основными средствами ведения этой глобальной гражданской войны выступают геймификация болезни и стратегия вакцинного комплаенса:
Под геймификацией болезни понимается моделирование ее протекания на основе игровой механики квеста: на каждом шаге «игры» появляется новая опасность (новый штамм), имеется специальный инвентарь для защиты (маски, лекарства, вакцины) и «ключи к порталам» (QR-коды), используются формальные и неформальные методы поощрения и наказания, а «мастер игры» постоянно меняет правила. Вакцинный комплаенс достигается посредством морального контроля (индуцирование страха за свою жизнь и жизнь близких, а также чувства вины за распространение инфекции), поощрений за «хорошую» игру (социальные привилегии для вакцинированных) и наказаний за отказ следовать правилам игры (от штрафов до тюремного заключения).
Без понимания того, что произошло три года назад, не понять и того, что произошло год назад. Именно тогда, в начале 2020 года, была выстроена глобальная информационно-психологическая инфраструктура для унификации общественного мнения и «маргинализации истины». А истина (точнее, метаправда) одна: какими бы государства ни были — «авторитарными» или «демократическими» — и какими бы лозунгами они ни прикрывались («защита здоровья», «защита от возможной внешней угрозы», «защита отечества»), жизни людей им абсолютно безразличны, и они готовы жертвовать всем ради собственного расширения и самоподдерживания.
Сотрудники Института технотеологии внимательно следят за новыми формами ведения войн. Последние три года мы наблюдаем две таких войны — глобальную гражданскую войну, известную как «пандемия», и межгосударственную войну на территории Украины (в которой также используются новейшие информационно-технологические разработки). Как бы это ни старались затушевать, вторая война была бы невозможна без первой: обе они представляют собой попытки «передела мира»; одна война — «неклассическая», более скрытая и дерзкая, вторая — «классическая», на поверхности более брутальная и кровавая, но пока что уступающая первой по количеству человеческих жертв и общему вреду для населения Земли.
Ещё три года назад наши сотрудники писали: «как мы вскоре убедимся, именно государство было ответственно за синтез вируса и его утечку из лаборатории» — сегодня это мнение среди «специалистов» становится консенсусным. Появляется всё больше исследований и метаисследований, согласно которым «вакцинирование» не превосходит по своим полезным эффектам «естественный иммунитет» и во многих случаях нанесло непоправимый вред организмам людей, вплоть до летальных исходов. Антивоенные пикеты и демонстрации в Российской Федерации до сих пор пресекаются на основании административных статей, введённых в период «пандемии» якобы для защиты здоровья граждан.
Больше года назад сотрудники нашего института дали описание внутренней механики «пандемии», которое сегодня подтверждается сообщениями из утёкшей переписки чиновников (см. Lockdown Files). Как указывалось в этом описании, двумя основными средствами ведения этой глобальной гражданской войны выступают геймификация болезни и стратегия вакцинного комплаенса:
Под геймификацией болезни понимается моделирование ее протекания на основе игровой механики квеста: на каждом шаге «игры» появляется новая опасность (новый штамм), имеется специальный инвентарь для защиты (маски, лекарства, вакцины) и «ключи к порталам» (QR-коды), используются формальные и неформальные методы поощрения и наказания, а «мастер игры» постоянно меняет правила. Вакцинный комплаенс достигается посредством морального контроля (индуцирование страха за свою жизнь и жизнь близких, а также чувства вины за распространение инфекции), поощрений за «хорошую» игру (социальные привилегии для вакцинированных) и наказаний за отказ следовать правилам игры (от штрафов до тюремного заключения).
Без понимания того, что произошло три года назад, не понять и того, что произошло год назад. Именно тогда, в начале 2020 года, была выстроена глобальная информационно-психологическая инфраструктура для унификации общественного мнения и «маргинализации истины». А истина (точнее, метаправда) одна: какими бы государства ни были — «авторитарными» или «демократическими» — и какими бы лозунгами они ни прикрывались («защита здоровья», «защита от возможной внешней угрозы», «защита отечества»), жизни людей им абсолютно безразличны, и они готовы жертвовать всем ради собственного расширения и самоподдерживания.
Записки Параболической весны (#2)
Империализм или национализм? Государство вновь поставило нас перед ложным выбором. Ни то, ни то! Проблема Макророссии: никак не может распасться. Проблема Гиперукраины: собирается тогда, когда нужно распадаться.
Последнюю лучше всего, как нам кажется, осветил метаукраинский анархист Н. Махно в статье «Несколько слов о национальном вопросе на Украине» (1922). Говоря об украинских анархистах, он замечает: «Мы считаем, что главной их задачей теперь является — разъяснение массам того, что зло заключается не в пришлой власти, а во власти вообще. История последних лет Украины, так много перевидавшей всяких властей, как две капли воды похожих друг на друга, явится могучим аргументом в пользу этой нашей идеи свержения всякой власти. Мы должны показать, что как пришлая власть, так и власть самостийническая друг друга стоят и что до обоих их трудящимся нет дела. Своё внимание они должны сконцентрировать на противоположном — на разрушении очагов государственного аппарата и на замене их органами рабоче-крестьянского общественно-хозяйственного самоуправления».
В XX веке в Гуляй-Поле заветы Махно удалось исполнить, хоть и ненадолго. А в XXI веке украинцы снова были поставлены перед извечным выбором между «властью пришлой» и «властью самостийнической» — между консерватизмом и либерализмом, между «московской ордой» и «цивилизованным западом» — и в массе своей предпочли второе (хотя рано или поздно может статься, что «власть самостийническая» ничем по большому счёту не отличается от «пришлой»). Теперь этот маятник настолько качнулся в одну сторону, что выбрать «средний путь» (ни... ни...) в ближайшее время едва ли будет возможно. Но шансы, как ни странно, есть у Дометароссии, ибо дометарусские всегда страдали прежде всего от зла власти как таковой.
Буквы становятся цветными и растворяются. Мы видим пар, морозное утро, шеренгу солдат. Перед ними стоит невысокий человек в распахнутом тёмном пальто.
— Товарищи айтишники, курьеры, авитологи!.. — говорит он негромко, но веско. — В чём, так сказать, главная проблема Макророссии? В том, что она, с-сука, никак не может распасться!..
По шеренге прокатываются смешки.
— А в чём главная проблема Гиперукраины? А также Гиперизраиля и других подобных государственных мифообразований… В том, что она собирается, когда нужно распадаться, нахуй!..
Смешки делаются звонче.
Человек смотрит в землю и о чём-то думает.
Не поднимая головы, он говорит:
— Меня тут спрашивают наши диванные стратеги, каков, так сказать, наш план… Наш план — всех наебать. Всех государственных акторов, я имею в виду... Берём деньги у Москвы — говорим, чтобы бороться с нацистами. Берём деньги у Киева — говорим, чтобы бороться с фашистами. Берём деньги у Анкары и Варшавы — говорим, чтобы не допустить сближения Москвы и Киева. Американцам говорим, что восстанавливаем демократию, и тоже берём. Французам и немцам рисуем картинку народного восстания, они такое любят. Закупаем оружие у талибов и севернокорейцев, начинаем поставлять его в Ростов и Краснодар. Объявляем о создании Южной республики — Запорожье плюс Кубань. Не допускаем консолидацию по национальному и этническому признаку. Помним, что все государственные абстракции идут на хуй!
Солдаты дружно аплодируют и скандируют:
— За Метароссию! За Метаукраину! Метакрым наш!
— Так или сяк победим! — отвечает им человек в пальто.
Когда крики стихают, из шеренги делает шаг вперёд молодой человек в худи с котиками:
— Товарих Номах, а почему вы думаете, что тогда не получилось, а сегодня получится?
Человек в пальто смотрит вверх, на небо.
— Снег, — говорит он.
Империализм или национализм? Государство вновь поставило нас перед ложным выбором. Ни то, ни то! Проблема Макророссии: никак не может распасться. Проблема Гиперукраины: собирается тогда, когда нужно распадаться.
Последнюю лучше всего, как нам кажется, осветил метаукраинский анархист Н. Махно в статье «Несколько слов о национальном вопросе на Украине» (1922). Говоря об украинских анархистах, он замечает: «Мы считаем, что главной их задачей теперь является — разъяснение массам того, что зло заключается не в пришлой власти, а во власти вообще. История последних лет Украины, так много перевидавшей всяких властей, как две капли воды похожих друг на друга, явится могучим аргументом в пользу этой нашей идеи свержения всякой власти. Мы должны показать, что как пришлая власть, так и власть самостийническая друг друга стоят и что до обоих их трудящимся нет дела. Своё внимание они должны сконцентрировать на противоположном — на разрушении очагов государственного аппарата и на замене их органами рабоче-крестьянского общественно-хозяйственного самоуправления».
В XX веке в Гуляй-Поле заветы Махно удалось исполнить, хоть и ненадолго. А в XXI веке украинцы снова были поставлены перед извечным выбором между «властью пришлой» и «властью самостийнической» — между консерватизмом и либерализмом, между «московской ордой» и «цивилизованным западом» — и в массе своей предпочли второе (хотя рано или поздно может статься, что «власть самостийническая» ничем по большому счёту не отличается от «пришлой»). Теперь этот маятник настолько качнулся в одну сторону, что выбрать «средний путь» (ни... ни...) в ближайшее время едва ли будет возможно. Но шансы, как ни странно, есть у Дометароссии, ибо дометарусские всегда страдали прежде всего от зла власти как таковой.
Буквы становятся цветными и растворяются. Мы видим пар, морозное утро, шеренгу солдат. Перед ними стоит невысокий человек в распахнутом тёмном пальто.
— Товарищи айтишники, курьеры, авитологи!.. — говорит он негромко, но веско. — В чём, так сказать, главная проблема Макророссии? В том, что она, с-сука, никак не может распасться!..
По шеренге прокатываются смешки.
— А в чём главная проблема Гиперукраины? А также Гиперизраиля и других подобных государственных мифообразований… В том, что она собирается, когда нужно распадаться, нахуй!..
Смешки делаются звонче.
Человек смотрит в землю и о чём-то думает.
Не поднимая головы, он говорит:
— Меня тут спрашивают наши диванные стратеги, каков, так сказать, наш план… Наш план — всех наебать. Всех государственных акторов, я имею в виду... Берём деньги у Москвы — говорим, чтобы бороться с нацистами. Берём деньги у Киева — говорим, чтобы бороться с фашистами. Берём деньги у Анкары и Варшавы — говорим, чтобы не допустить сближения Москвы и Киева. Американцам говорим, что восстанавливаем демократию, и тоже берём. Французам и немцам рисуем картинку народного восстания, они такое любят. Закупаем оружие у талибов и севернокорейцев, начинаем поставлять его в Ростов и Краснодар. Объявляем о создании Южной республики — Запорожье плюс Кубань. Не допускаем консолидацию по национальному и этническому признаку. Помним, что все государственные абстракции идут на хуй!
Солдаты дружно аплодируют и скандируют:
— За Метароссию! За Метаукраину! Метакрым наш!
— Так или сяк победим! — отвечает им человек в пальто.
Когда крики стихают, из шеренги делает шаг вперёд молодой человек в худи с котиками:
— Товарих Номах, а почему вы думаете, что тогда не получилось, а сегодня получится?
Человек в пальто смотрит вверх, на небо.
— Снег, — говорит он.
Записки Параболической весны (#3)
Снег чувствует себя как ветеран войны на чтенье
Воспоминаний для ребят.
Это пара строчек из неопубликованного стихотворения Шаламова, которые мы знаем лишь благодаря тому, что их привёл Пастернак в своём ответном письме.
Я вспомнил о них и о Шаламове не только в связи со снежными зарядами, которыми в тот день накрыло город, — последствия циклонического вихря, идущего с северо-востока.
В тот день Сатурн завершил свой трёхлетний транзит по тропическому знаку Водолея. Этот транзит принёс нам две войны и дал подсмотреть в замочную скважину, какой будет эпоха Водолея, если мы не научимся быть подобными ветру и переворачивать.
У Шаламова есть рассказ «Экзамен», он начинается так: «Мир, где живут боги и люди, — это единый мир. Есть события, одинаково грозные и для людей, и для богов. Формулы Гомера очень верны. Но в гомеровские времена не было уголовного подземного мира, мира концлагерей. Подземелье Плутона кажется раем, небом по сравнению с этим миром». Далее Шаламов рассказывает о том, как он вышел из этого мира, «вышел из ада» благодаря тому, что сдал в лагере вступительный экзамен на фельдшерские курсы. Через год после поступления его вызывает начальник больницы по фамилии Доктор и пытается дознаться, как тот — с его политической статьёй — смог попасть на эти курсы. Шаламов отвечает издёвкой. Оканчивается рассказ фразой:
— Иди отсюда, — сказал доктор Доктор, белея от бешенства.
Что-то подобное говорит и Сатурн, когда делится мудростью:
— Забирай и проваливай, — белея от бешенства, говорит Сатурн.
Мир, где живут боги и люди, един. Сатурн — генетически бог времени, спроецированный древними на шестую планету Солнечной системы, — говорит с нами из одного общего мира, мира, в котором мы все как-то переживаем время .
Но что это за мудрость, которой поделился Сатурн в Водолее? Нужно сказать, что поделился он ей не со всеми. Её ещё нужно выдрать у Сатурна, чтобы отличить от боли, чтобы не считать потом всю жизнь, что это всё было просто болью без урока (основная тема дюреровской «Меланхолии»).
Напомню, что одна из земных территорий, с которыми созвездие Водолея ассоциировано астрогеографически, это Россия: в течение транзита Сатурна по Водолею он как бы звучит с ней в одной частотной полосе. Сатурн в Водолее — это экзамен прежде всего для русских.
Поэтому тем, кто уехал, не дождавшись конца транзита Сатурна по Водолею (вторая неделя Параболической весны 2023), эта мудрость останется недоступной. Они как бы прервали обучение, не сдали экзамен, отказались от участия в эксперименте. (Одно дело слушать песню про русское поле экспериментов, и другое дело — проживать эти эксперименты в «поле».)
И что же такого узнали от Сатурна эти оставшиеся русские, что якобы не узнали те, кто уехал? Что «забирай и проваливай»?
Ясное осознание того, что власть — враг человека, любая, как авторитарная, так и либеральная. На протяжении последнего года русские могли убедиться, что уничтожить их одинаково стремятся как консерваторы, так и либералы: первые — физически (отправляя воевать), вторые — психологически (но при случае и физически: не забываем про «пандемию»). Русские оказались не нужны никому, кроме самих себя, и это и стало условием получения мудрости.
Те же, кто уехал из России, долго ещё будут жить с этой иллюзией — что есть «хорошие» и «плохие» государства, «хорошая» и «плохая» власть и что они-то, само собой, выбрали «хорошую» (в данном случае либеральную). Отсюда их бесконечные моральные проповеди — проповеди тех, кому продали святость в обмен на зрение: как приятно проповедовать, не видя по-настоящему тех, кому проповедуешь!
Ладно, всё это теперь уже неважно, это хоть и продолжается, но логически уже завершилось.
Мы сдали экзамен. Тем, кто остался в России, в Метароссии автоматически дают лейтенанта.
Снег чувствует себя как ветеран войны на чтенье
Воспоминаний для ребят.
Это пара строчек из неопубликованного стихотворения Шаламова, которые мы знаем лишь благодаря тому, что их привёл Пастернак в своём ответном письме.
Я вспомнил о них и о Шаламове не только в связи со снежными зарядами, которыми в тот день накрыло город, — последствия циклонического вихря, идущего с северо-востока.
В тот день Сатурн завершил свой трёхлетний транзит по тропическому знаку Водолея. Этот транзит принёс нам две войны и дал подсмотреть в замочную скважину, какой будет эпоха Водолея, если мы не научимся быть подобными ветру и переворачивать.
У Шаламова есть рассказ «Экзамен», он начинается так: «Мир, где живут боги и люди, — это единый мир. Есть события, одинаково грозные и для людей, и для богов. Формулы Гомера очень верны. Но в гомеровские времена не было уголовного подземного мира, мира концлагерей. Подземелье Плутона кажется раем, небом по сравнению с этим миром». Далее Шаламов рассказывает о том, как он вышел из этого мира, «вышел из ада» благодаря тому, что сдал в лагере вступительный экзамен на фельдшерские курсы. Через год после поступления его вызывает начальник больницы по фамилии Доктор и пытается дознаться, как тот — с его политической статьёй — смог попасть на эти курсы. Шаламов отвечает издёвкой. Оканчивается рассказ фразой:
— Иди отсюда, — сказал доктор Доктор, белея от бешенства.
Что-то подобное говорит и Сатурн, когда делится мудростью:
— Забирай и проваливай, — белея от бешенства, говорит Сатурн.
Мир, где живут боги и люди, един. Сатурн — генетически бог времени, спроецированный древними на шестую планету Солнечной системы, — говорит с нами из одного общего мира, мира, в котором мы все как-то переживаем время .
Но что это за мудрость, которой поделился Сатурн в Водолее? Нужно сказать, что поделился он ей не со всеми. Её ещё нужно выдрать у Сатурна, чтобы отличить от боли, чтобы не считать потом всю жизнь, что это всё было просто болью без урока (основная тема дюреровской «Меланхолии»).
Напомню, что одна из земных территорий, с которыми созвездие Водолея ассоциировано астрогеографически, это Россия: в течение транзита Сатурна по Водолею он как бы звучит с ней в одной частотной полосе. Сатурн в Водолее — это экзамен прежде всего для русских.
Поэтому тем, кто уехал, не дождавшись конца транзита Сатурна по Водолею (вторая неделя Параболической весны 2023), эта мудрость останется недоступной. Они как бы прервали обучение, не сдали экзамен, отказались от участия в эксперименте. (Одно дело слушать песню про русское поле экспериментов, и другое дело — проживать эти эксперименты в «поле».)
И что же такого узнали от Сатурна эти оставшиеся русские, что якобы не узнали те, кто уехал? Что «забирай и проваливай»?
Ясное осознание того, что власть — враг человека, любая, как авторитарная, так и либеральная. На протяжении последнего года русские могли убедиться, что уничтожить их одинаково стремятся как консерваторы, так и либералы: первые — физически (отправляя воевать), вторые — психологически (но при случае и физически: не забываем про «пандемию»). Русские оказались не нужны никому, кроме самих себя, и это и стало условием получения мудрости.
Те же, кто уехал из России, долго ещё будут жить с этой иллюзией — что есть «хорошие» и «плохие» государства, «хорошая» и «плохая» власть и что они-то, само собой, выбрали «хорошую» (в данном случае либеральную). Отсюда их бесконечные моральные проповеди — проповеди тех, кому продали святость в обмен на зрение: как приятно проповедовать, не видя по-настоящему тех, кому проповедуешь!
Ладно, всё это теперь уже неважно, это хоть и продолжается, но логически уже завершилось.
Мы сдали экзамен. Тем, кто остался в России, в Метароссии автоматически дают лейтенанта.
Записки Параболической весны (#4)
Технотеология — не гностическая концепция, а прогностическая. Многие технические реалии были описаны сотрудниками Института технотеологии в художественной форме за несколько лет до их появления (тогда это читалось как «фантастика»): вирусы для видеокарт, приложение для преобразования лиц на видео в реальном времени, написание школьных сочинений при помощи текстогенераторов на основе ИИ, в частности, GPT-2 (в тексте она фигурирует как «Генпредтренировка-2»).
Чего ожидать теперь? Цветовых интерфейсов оценки? «Протекающих» мессенджеров? (В)идеоигр и метеовидения? А может, скорого краха нейросетей?
Но не всё же другим изобретать, а нам только предсказывать (хотя это, как известно, два имени для одного и того же — двухтактного процесса десантирования в будущее и успешного возвращения в ставку разума). Вот и наше изобретение: текстовая мультипликация (или текстовый мультипликатор), предтечей которой являются кинексты. Но что это такое, вы узнаете (если повезёт) только через несколько лет!
Технотеология — не гностическая концепция, а прогностическая. Многие технические реалии были описаны сотрудниками Института технотеологии в художественной форме за несколько лет до их появления (тогда это читалось как «фантастика»): вирусы для видеокарт, приложение для преобразования лиц на видео в реальном времени, написание школьных сочинений при помощи текстогенераторов на основе ИИ, в частности, GPT-2 (в тексте она фигурирует как «Генпредтренировка-2»).
Чего ожидать теперь? Цветовых интерфейсов оценки? «Протекающих» мессенджеров? (В)идеоигр и метеовидения? А может, скорого краха нейросетей?
Но не всё же другим изобретать, а нам только предсказывать (хотя это, как известно, два имени для одного и того же — двухтактного процесса десантирования в будущее и успешного возвращения в ставку разума). Вот и наше изобретение: текстовая мультипликация (или текстовый мультипликатор), предтечей которой являются кинексты. Но что это такое, вы узнаете (если повезёт) только через несколько лет!
Записки Параболической весны (#4.1)
Одним из прототипов текстомульпликаторов, наряду с метасимулятором Курёхина и кинекстами, стала текстовая игра AND, созданная сотрудниками института в 2016 году. Публикуется впервые.
Одним из прототипов текстомульпликаторов, наряду с метасимулятором Курёхина и кинекстами, стала текстовая игра AND, созданная сотрудниками института в 2016 году. Публикуется впервые.
Притчи для чтения Параболической весной
— Птицы прилетели и клюнули гриб в шляпку. Всё, как мы писали в конце Абсолютной зимы: «Следует ожидать в весенний период активизации котиков, отвлекающих внимание от звёзд, но их попытки скорее всего будут обречены на неудачу (поскольку они не успеют достичь нужной концентрации). Больше шансов в этом плане у грибов <...> Однако весна — время не грибов, а птиц: именно птицы как агенты звёзд, вернувшись в Россию с зимовки <...>, перенаправят внимание от земли к небу и помогут звёздам в осуществлении их совместного с метарусскими плана».
— На что это вы намекаете?
— Ни на что. Мы просто тестируем новую предсказательную технику, основанную на теории сверхпричинности. При всём своём безумии это, однако, не коррелятивная и не аналогическая техника, как в нейросетках и ренессансной магии, а именно причинная, но перепродуманная в свете современного знания о странных связях.
— И что из этих предсказаний можно понять?
— Что угодно. Если только вы научитесь различать, говорится ли то, что говорится, в прямом смысле или в переносном и если в переносном, то какой это вид тропа — метафора, метонимия, синекдоха или ирония. Скажем, в примере выше птицы — это метонимия, а гриб — метафора.
— А можно это знать заранее?
— Нельзя. Регуляция тропологических рядов происходит на том уровне реальности, знание о котором нам пока что недоступно. Не каждый ангел отличит метонимию от синекдохи, не говоря уже про Якобсона.
— И что теперь?
— Ничего. Только не обольщайтесь: в геополитической проекции это может означать итоговую победу Китая. Правда, необходимо помнить, что государственные акторы не покрывают значения мажоритарных и миноритарных.
— Может, нам тогда пойти и сдаться сразу?
— Не надо. Генерал ещё может перехитрить звёзды. Кроме того, как говорит Симондон в лекциях по воображению и изобретению, «предвидеть — это не только видеть, но изобретать и жить».
— Птицы прилетели и клюнули гриб в шляпку. Всё, как мы писали в конце Абсолютной зимы: «Следует ожидать в весенний период активизации котиков, отвлекающих внимание от звёзд, но их попытки скорее всего будут обречены на неудачу (поскольку они не успеют достичь нужной концентрации). Больше шансов в этом плане у грибов <...> Однако весна — время не грибов, а птиц: именно птицы как агенты звёзд, вернувшись в Россию с зимовки <...>, перенаправят внимание от земли к небу и помогут звёздам в осуществлении их совместного с метарусскими плана».
— На что это вы намекаете?
— Ни на что. Мы просто тестируем новую предсказательную технику, основанную на теории сверхпричинности. При всём своём безумии это, однако, не коррелятивная и не аналогическая техника, как в нейросетках и ренессансной магии, а именно причинная, но перепродуманная в свете современного знания о странных связях.
— И что из этих предсказаний можно понять?
— Что угодно. Если только вы научитесь различать, говорится ли то, что говорится, в прямом смысле или в переносном и если в переносном, то какой это вид тропа — метафора, метонимия, синекдоха или ирония. Скажем, в примере выше птицы — это метонимия, а гриб — метафора.
— А можно это знать заранее?
— Нельзя. Регуляция тропологических рядов происходит на том уровне реальности, знание о котором нам пока что недоступно. Не каждый ангел отличит метонимию от синекдохи, не говоря уже про Якобсона.
— И что теперь?
— Ничего. Только не обольщайтесь: в геополитической проекции это может означать итоговую победу Китая. Правда, необходимо помнить, что государственные акторы не покрывают значения мажоритарных и миноритарных.
— Может, нам тогда пойти и сдаться сразу?
— Не надо. Генерал ещё может перехитрить звёзды. Кроме того, как говорит Симондон в лекциях по воображению и изобретению, «предвидеть — это не только видеть, но изобретать и жить».
Метарусские праздники
16 июня — День Метароссии. Отмечается совершением «внутреннего кувырка», началом и символом которого является кувырок внешний: в этот день обязательно нужно где-то кувыркнуться, индивидуально или коллективно.
18 февраля — День Метарусского календаря. Отмечается индивидуальным или коллективным придумыванием хрононимов или хроноэпитетов для грядущих времён.
9-е число каждого месяца — День победы творчества. В этот день вспоминают о важности опыта победы в творчестве, который отличен от опыта успеха, славы, признания. Девиз праздника — «Так или сяк победим!»
Каждый день — День простора. В этот день дышат воздухом Метароссии. Девиз праздника — пушкинское «И запируем на просторе».
Но главный метарусский праздник — это новоселье. «Метарусские часто переезжают, “внешне” и “внутренне”, и стараются всегда отмечать это событие. Новоселье снимает противоречие между кочевническим распределением и осёдлым, это новый дом в предвкушении другого нового дома. Так выпьем же за метарусские границы, которые, подобно прозрачнейшим из стёкол, пропускают сквозь себя свет всех бездомных!» (застольный тост).
(Конституция Метароссии, версия 2.1)
16 июня — День Метароссии. Отмечается совершением «внутреннего кувырка», началом и символом которого является кувырок внешний: в этот день обязательно нужно где-то кувыркнуться, индивидуально или коллективно.
18 февраля — День Метарусского календаря. Отмечается индивидуальным или коллективным придумыванием хрононимов или хроноэпитетов для грядущих времён.
9-е число каждого месяца — День победы творчества. В этот день вспоминают о важности опыта победы в творчестве, который отличен от опыта успеха, славы, признания. Девиз праздника — «Так или сяк победим!»
Каждый день — День простора. В этот день дышат воздухом Метароссии. Девиз праздника — пушкинское «И запируем на просторе».
Но главный метарусский праздник — это новоселье. «Метарусские часто переезжают, “внешне” и “внутренне”, и стараются всегда отмечать это событие. Новоселье снимает противоречие между кочевническим распределением и осёдлым, это новый дом в предвкушении другого нового дома. Так выпьем же за метарусские границы, которые, подобно прозрачнейшим из стёкол, пропускают сквозь себя свет всех бездомных!» (застольный тост).
(Конституция Метароссии, версия 2.1)
О плохих метарусских
В 2021‒2022 годах наблюдалось скрытое возвышение Метароссии: ей посвящали песни, критические статьи, выставки, бренды одежды, конференции... О метарусских говорили либералы и консерваторы... Но больше либералы — потому что консерваторы были тогда больше увлечены противостоянием «анти-России».
Анархизм всегда вынужден противостоять тем и тем — Сцилле консерватизма и Харибде либерализма. В войне приставок он оказался впереди обеих: с анархистской Метароссией придётся считаться. Как отличить анархистскую Метароссию от либеральной? Например, по написанию без дефиса: «За бездефисную Метароссию!» (Отповедь дефису — зачатки политической лексикологии.) Помните: хорошие русские — это плохие метарусские!
Но плохие метарусские — это, конечно, не только хорошие русские. Это также пострусские, стереорусские, телерусские, турборусские, экстрарусские и все прочие, кто вошел в Метароссию, прежде не вообразив её для себя, т.е. влив в новые мехи воображения старое вино.
(Конституция Метароссии, версия 2.1)
В 2021‒2022 годах наблюдалось скрытое возвышение Метароссии: ей посвящали песни, критические статьи, выставки, бренды одежды, конференции... О метарусских говорили либералы и консерваторы... Но больше либералы — потому что консерваторы были тогда больше увлечены противостоянием «анти-России».
Анархизм всегда вынужден противостоять тем и тем — Сцилле консерватизма и Харибде либерализма. В войне приставок он оказался впереди обеих: с анархистской Метароссией придётся считаться. Как отличить анархистскую Метароссию от либеральной? Например, по написанию без дефиса: «За бездефисную Метароссию!» (Отповедь дефису — зачатки политической лексикологии.) Помните: хорошие русские — это плохие метарусские!
Но плохие метарусские — это, конечно, не только хорошие русские. Это также пострусские, стереорусские, телерусские, турборусские, экстрарусские и все прочие, кто вошел в Метароссию, прежде не вообразив её для себя, т.е. влив в новые мехи воображения старое вино.
(Конституция Метароссии, версия 2.1)
Метарусская мультипликация
Метарусский метод мульпликативен. Движение смыслов в Метароссии производится не вычитанием и не сложением, а умножением (мультипликацией). Метарусский метод разбоен: это умножение богатств.
Пример вычитательного (субтрактивного) метода — современная индустрия так называемых когнитивных искажений: по сути, это бесконечный список «грехов ума» — так не думай, сяк не думай, всюду ошибёшься... поэтому вычитай! Это также современная «культура отмены», буквально подразумевающая вычитание кого-то или чего-то; равно как и разного рода авторитарные репрессии и либеральные дискриминации по тому или иному признаку: консервативные и либеральные методы здесь сходятся.
Пример сложительного (аддитивного) метода — архив, складывание вещей и знаний. Это «музейный», «кладбищенский» режим, в котором де-факто существует современная западная культура: артефакт кладется к артефакту, теория к теории, труп к трупу... В политическом плане аддитивному методу соответствует либеральная доктрина «разнообразия», diversity, которая основана на «инклюзии», т.е. на инкрементальном включении того (той), другого (другой), третьего (третьей) — плюс это, плюс этот, плюс та... Метод сложения игнорирует конфликтность слагаемых: их фактическая несовместимость, как правило, затушёвывается, оставляется на произвол судьбы. Причём, как показывает опыт, в наиболее опасных или неудобных случаях эта судьба принимает форму «отмены» — вычитания (аддитивный и субтрактивный методы обратны друг другу и нерасторжимо связаны).
Вычитанию и сложению метарусские предпочитают мультипликацию, перемножение всего на всё, применение всего ко всему, осуществляемое без всякого страха, стеснения и морализаторства. Примеры мультипликации разбросаны по всему тексту Конституции: не один цветовой спектр, а много спектров (но связанных логическими многоугольниками), не одна историческая хронология, а много хронологий (но скоординированных хронокартами), не один метарусский флаг, а много флагов (но все неотчётливые, т.е. сообразованные с определённой оптической картой знания)... В сущности, то, что обычно называют умножением, является просто-напросто многократным сложением, но оно предполагает таблицу умножения — карту отношений между слагаемыми. Сила мультипликативного метода именно в подобной таблице, понимаемой как карта совместимостей и несовместимостей (делимостей, кратностей, вместимостей). И как сложение сопряжено с обратной операцией, вычитанием (diversity неминуемо влечет за собой cancel culture и т.п.), так и умножение — с делением: анархическое умножение не существует без анархического деления, разделения, (ин)дивидуации, без неизбежной войны всех против всех (как выразился оставшийся безымянным рабочий-синдикалист на встрече анархистского интернационала в Женеве в 1882 году, «мы едины, потому что мы разделены», «nous sommes unis parce que nous sommes divisés»).
Кроме того, мультипликация как метарусский метод омонимически отсылает к особому виду художественного кинематографа (анимации). Как представить вхождение в Метароссию? Как непрерывную трансформацию образов, подобную технике морфинга в мультипликации. Вещи вдруг начинают менять контуры, расплавляться, течь — что невозможно зрительно представить только средствами фотофиксации, «реалистического» кинематографа. Переход в Метароссию не покажут по телевизору (μετάνοια will not be televised), потому что его невозможно снять на камеру: фильм о вхождении в Метароссию — это мультипликационный фильм.
(Конституция Метароссии, версия 2.1)
Метарусский метод мульпликативен. Движение смыслов в Метароссии производится не вычитанием и не сложением, а умножением (мультипликацией). Метарусский метод разбоен: это умножение богатств.
Пример вычитательного (субтрактивного) метода — современная индустрия так называемых когнитивных искажений: по сути, это бесконечный список «грехов ума» — так не думай, сяк не думай, всюду ошибёшься... поэтому вычитай! Это также современная «культура отмены», буквально подразумевающая вычитание кого-то или чего-то; равно как и разного рода авторитарные репрессии и либеральные дискриминации по тому или иному признаку: консервативные и либеральные методы здесь сходятся.
Пример сложительного (аддитивного) метода — архив, складывание вещей и знаний. Это «музейный», «кладбищенский» режим, в котором де-факто существует современная западная культура: артефакт кладется к артефакту, теория к теории, труп к трупу... В политическом плане аддитивному методу соответствует либеральная доктрина «разнообразия», diversity, которая основана на «инклюзии», т.е. на инкрементальном включении того (той), другого (другой), третьего (третьей) — плюс это, плюс этот, плюс та... Метод сложения игнорирует конфликтность слагаемых: их фактическая несовместимость, как правило, затушёвывается, оставляется на произвол судьбы. Причём, как показывает опыт, в наиболее опасных или неудобных случаях эта судьба принимает форму «отмены» — вычитания (аддитивный и субтрактивный методы обратны друг другу и нерасторжимо связаны).
Вычитанию и сложению метарусские предпочитают мультипликацию, перемножение всего на всё, применение всего ко всему, осуществляемое без всякого страха, стеснения и морализаторства. Примеры мультипликации разбросаны по всему тексту Конституции: не один цветовой спектр, а много спектров (но связанных логическими многоугольниками), не одна историческая хронология, а много хронологий (но скоординированных хронокартами), не один метарусский флаг, а много флагов (но все неотчётливые, т.е. сообразованные с определённой оптической картой знания)... В сущности, то, что обычно называют умножением, является просто-напросто многократным сложением, но оно предполагает таблицу умножения — карту отношений между слагаемыми. Сила мультипликативного метода именно в подобной таблице, понимаемой как карта совместимостей и несовместимостей (делимостей, кратностей, вместимостей). И как сложение сопряжено с обратной операцией, вычитанием (diversity неминуемо влечет за собой cancel culture и т.п.), так и умножение — с делением: анархическое умножение не существует без анархического деления, разделения, (ин)дивидуации, без неизбежной войны всех против всех (как выразился оставшийся безымянным рабочий-синдикалист на встрече анархистского интернационала в Женеве в 1882 году, «мы едины, потому что мы разделены», «nous sommes unis parce que nous sommes divisés»).
Кроме того, мультипликация как метарусский метод омонимически отсылает к особому виду художественного кинематографа (анимации). Как представить вхождение в Метароссию? Как непрерывную трансформацию образов, подобную технике морфинга в мультипликации. Вещи вдруг начинают менять контуры, расплавляться, течь — что невозможно зрительно представить только средствами фотофиксации, «реалистического» кинематографа. Переход в Метароссию не покажут по телевизору (μετάνοια will not be televised), потому что его невозможно снять на камеру: фильм о вхождении в Метароссию — это мультипликационный фильм.
(Конституция Метароссии, версия 2.1)
Метароссия — это перитопия
Метароссия — это не утопия, не дистопия и не гетеротопия. Метароссия — это перитопия (от греч. peri, «вокруг, около, рядом»). Метароссия — это вокруг, около, рядом с тем самым, искомым местом (но местом не причинным, а скорее причиняющим).
Когда говорят о Метароссии как об утопии, выказывают даже не столько желание нетрудным способом ее обесценить, сколько абсолютное невежество в отношении ее метода. В Метароссии нет никаких положений, которые не опирались бы на имеющиеся факты и теории, пусть даже не все эти факты и теории общепризнаны. Метод Метароссии — не утопический, а перитопический: это стремление произвести смещение взгляда на то, что рядом, около, вокруг привычного места (это-топии), но что из этого привычного места по идеологическим или каким-то еще причинам не замечается, вытесняется в не-место (у-топию).
Перитопичен в этом смысле — а вовсе не утопичен — весь анархизм. Акты солидарности и взаимопомощи абсолютно естественны и случаются регулярно: одолжить соседу соль или помочь старушке перейти дорогу — это уже анархия. «Анархия работает» именно потому, что она всегда уже работает. Утопическим такой взгляд находят те, кто полагает, что эти акты невозможно масштабировать на всё множество людей, поскольку все разные и не все «добрые»: мол, кто-то жадный и не захочет делиться солью, а кому-то безразлична судьба старушки. Но эти возражения не относятся к делу! Дело не в том, что все разные (анархизм признаёт это раньше любых других учений) или что не все «добрые» (анархизм считает это не причиной, а следствием), а в том, чтобы вообще начать обращать внимания на подобные акты, думать через них (а не через закон или деньги). А дальше всё уже зависит от того, что вы с этим знанием сделаете.
Пример из Конституции — метарусский календарь и метарусская топонимика как практика «исправления имен»: эти новые имена даны (уже даны!) не где-то в далеком будущем, в невиданном краю, а здесь и сейчас, они привязаны к уже имеющимся топосам, сосуществуют рядом с ними — они перитопичны. Может ли одно «исправление имён» что-то изменить? Достаточно посмотреть на то, как государство озабочено раздачей «правильных» имён, чтобы признать за этой практикой трансформативный потенциал: сопротивление именам, спущенным сверху, предположительно понизит эффективность государственного контроля и повысит низовую координацию. Или, скажем, пурпурный: этот цвет рядом, повсюду, но считается не «настоящим», спектральным цветом, а лишь смесью синего и красного — он тоже перитопичен. При этом внимательное всматривание в этот цвет, описанное Гёте, способно потянуть за собой сомнение в конструкции современного научного знания и его отношениях с государственной машиной (хромоанархия).
Можно дать понятию перитопии и другое определение. Существует так называемая теория подковы, согласно которой ультралевые и ультраправые предпочтения не противоположны друг другу, не разбросаны по разным краям политического спектра, а асимптотически сближаются друг с другом, подобно левому и правому концам подковы. Но так дело видится только из центра «подковы»: это политическим центристам из своего центрального далёка кажется, что это вообще подкова, — тогда как на самом деле это тороид, круг!.. Края «подковы» — если её вообще можно так называть — в действительности смыкаются! Это смыкание «подковы» слишком призрачно, нереально, утопично для тех, кто смотрит из ее центра, они просто-напросто не верят в то, что ее концы могут сойтись. Однако все, и центристы, и правые, и левые, ищут некоего оптимального места, места всеобщего блага, как они его себе представляют — как республику, монархию, федерацию вольных общин… — и всё ходят вокруг да около этого места и рычат и скалятся и производят распри и шум неимоверный и мечты несбыточные. А метарусские говорят им, что ходят они по кругу, а то место (место причиняющее) — оно вот где, и в нём всем найдется место, и правым, и левым (а центристов уже не будет). Перитопия есть не само это место всеобщего блага, а указание на то, что оно всегда рядом.
(Конституция Метароссии, версия 2.1)
Метароссия — это не утопия, не дистопия и не гетеротопия. Метароссия — это перитопия (от греч. peri, «вокруг, около, рядом»). Метароссия — это вокруг, около, рядом с тем самым, искомым местом (но местом не причинным, а скорее причиняющим).
Когда говорят о Метароссии как об утопии, выказывают даже не столько желание нетрудным способом ее обесценить, сколько абсолютное невежество в отношении ее метода. В Метароссии нет никаких положений, которые не опирались бы на имеющиеся факты и теории, пусть даже не все эти факты и теории общепризнаны. Метод Метароссии — не утопический, а перитопический: это стремление произвести смещение взгляда на то, что рядом, около, вокруг привычного места (это-топии), но что из этого привычного места по идеологическим или каким-то еще причинам не замечается, вытесняется в не-место (у-топию).
Перитопичен в этом смысле — а вовсе не утопичен — весь анархизм. Акты солидарности и взаимопомощи абсолютно естественны и случаются регулярно: одолжить соседу соль или помочь старушке перейти дорогу — это уже анархия. «Анархия работает» именно потому, что она всегда уже работает. Утопическим такой взгляд находят те, кто полагает, что эти акты невозможно масштабировать на всё множество людей, поскольку все разные и не все «добрые»: мол, кто-то жадный и не захочет делиться солью, а кому-то безразлична судьба старушки. Но эти возражения не относятся к делу! Дело не в том, что все разные (анархизм признаёт это раньше любых других учений) или что не все «добрые» (анархизм считает это не причиной, а следствием), а в том, чтобы вообще начать обращать внимания на подобные акты, думать через них (а не через закон или деньги). А дальше всё уже зависит от того, что вы с этим знанием сделаете.
Пример из Конституции — метарусский календарь и метарусская топонимика как практика «исправления имен»: эти новые имена даны (уже даны!) не где-то в далеком будущем, в невиданном краю, а здесь и сейчас, они привязаны к уже имеющимся топосам, сосуществуют рядом с ними — они перитопичны. Может ли одно «исправление имён» что-то изменить? Достаточно посмотреть на то, как государство озабочено раздачей «правильных» имён, чтобы признать за этой практикой трансформативный потенциал: сопротивление именам, спущенным сверху, предположительно понизит эффективность государственного контроля и повысит низовую координацию. Или, скажем, пурпурный: этот цвет рядом, повсюду, но считается не «настоящим», спектральным цветом, а лишь смесью синего и красного — он тоже перитопичен. При этом внимательное всматривание в этот цвет, описанное Гёте, способно потянуть за собой сомнение в конструкции современного научного знания и его отношениях с государственной машиной (хромоанархия).
Можно дать понятию перитопии и другое определение. Существует так называемая теория подковы, согласно которой ультралевые и ультраправые предпочтения не противоположны друг другу, не разбросаны по разным краям политического спектра, а асимптотически сближаются друг с другом, подобно левому и правому концам подковы. Но так дело видится только из центра «подковы»: это политическим центристам из своего центрального далёка кажется, что это вообще подкова, — тогда как на самом деле это тороид, круг!.. Края «подковы» — если её вообще можно так называть — в действительности смыкаются! Это смыкание «подковы» слишком призрачно, нереально, утопично для тех, кто смотрит из ее центра, они просто-напросто не верят в то, что ее концы могут сойтись. Однако все, и центристы, и правые, и левые, ищут некоего оптимального места, места всеобщего блага, как они его себе представляют — как республику, монархию, федерацию вольных общин… — и всё ходят вокруг да около этого места и рычат и скалятся и производят распри и шум неимоверный и мечты несбыточные. А метарусские говорят им, что ходят они по кругу, а то место (место причиняющее) — оно вот где, и в нём всем найдется место, и правым, и левым (а центристов уже не будет). Перитопия есть не само это место всеобщего блага, а указание на то, что оно всегда рядом.
(Конституция Метароссии, версия 2.1)
Метарусский снег
Один из лозунгов метарусских — «Метароссия, любовь, снег!» С любовью всё ясно, но почему снег?
Любовь метарусских к снегу ретроспективная, ностальгическая. Если «глобальное потепление» (или «изменение климата», как его стали аккуратно называть позднее) не выдумка ангажированных учёных, то не пройдет и ста лет, как территория Европы, Азии и Америки окажется непригодной для комфортной жизни, а Африку можно будет использовать разве что для получения солнечной и ветровой энергии. Тогда самым обитаемым регионом Земли сделается нынешняя территория Дометароссии вдоль Северного полярного круга и за ним: метаиспанцы в Салехардо, метапортугальцы в Нарьян-Мару, метаамериканцы в Луораветлании... Когда-то здесь, как и во многих других областях Дометароссии, бóльшую часть года лежали глубокие снега. Воспоминания о снеге, о его сияющей белизне, об этом кристаллическом царстве красоты и смерти трогают струны метарусских душ.
Метанорвежский путешественник Р. Амундсен писал об Арктике: «Я никогда не мог постичь, почему эта область осуждена оставаться пустынной и необитаемой. К чему же вся эта красота, если нет существа, которое могло бы ею восхищаться? Но теперь я начинаю понимать. Это земля будущего; тут соединились красота и смерть. Но ради какой цели? Требуйте ответа, если можете, от усеянного звездами голубого небесного свода!» (Теперь мы знаем ответ — обуглившиеся звёзды раскрыли нам тайну кристаллических гидрометеоров, — хотя и слишком поздно.)
Зародится целая индустрия памяти о снеге, во всех университетах откроются снеговедческие кафедры, корпуса литературных текстов будут переосмыслены как свидетельства ушедшего мира... Так, метарусский поэт А. Т. Драгомощенко на протяжении многих лет писал о первом снеге, выпавшем в Петрограде: когда-то это казалось поэтической причудой, а теперь эти тексты читаются как важные метеорологические документы, как рассказы о белом городе, которого больше нет («Возможно, в этом году первый снег иной, нежели в прошлом...»).
Метарусские помнят о снеге как о пейзаже, из которого они когда-то проросли и которому навсегда останутся благодарными. Метароссия, любовь, снег...
(Конституция Метароссии, версия 2.1)
Один из лозунгов метарусских — «Метароссия, любовь, снег!» С любовью всё ясно, но почему снег?
Любовь метарусских к снегу ретроспективная, ностальгическая. Если «глобальное потепление» (или «изменение климата», как его стали аккуратно называть позднее) не выдумка ангажированных учёных, то не пройдет и ста лет, как территория Европы, Азии и Америки окажется непригодной для комфортной жизни, а Африку можно будет использовать разве что для получения солнечной и ветровой энергии. Тогда самым обитаемым регионом Земли сделается нынешняя территория Дометароссии вдоль Северного полярного круга и за ним: метаиспанцы в Салехардо, метапортугальцы в Нарьян-Мару, метаамериканцы в Луораветлании... Когда-то здесь, как и во многих других областях Дометароссии, бóльшую часть года лежали глубокие снега. Воспоминания о снеге, о его сияющей белизне, об этом кристаллическом царстве красоты и смерти трогают струны метарусских душ.
Метанорвежский путешественник Р. Амундсен писал об Арктике: «Я никогда не мог постичь, почему эта область осуждена оставаться пустынной и необитаемой. К чему же вся эта красота, если нет существа, которое могло бы ею восхищаться? Но теперь я начинаю понимать. Это земля будущего; тут соединились красота и смерть. Но ради какой цели? Требуйте ответа, если можете, от усеянного звездами голубого небесного свода!» (Теперь мы знаем ответ — обуглившиеся звёзды раскрыли нам тайну кристаллических гидрометеоров, — хотя и слишком поздно.)
Зародится целая индустрия памяти о снеге, во всех университетах откроются снеговедческие кафедры, корпуса литературных текстов будут переосмыслены как свидетельства ушедшего мира... Так, метарусский поэт А. Т. Драгомощенко на протяжении многих лет писал о первом снеге, выпавшем в Петрограде: когда-то это казалось поэтической причудой, а теперь эти тексты читаются как важные метеорологические документы, как рассказы о белом городе, которого больше нет («Возможно, в этом году первый снег иной, нежели в прошлом...»).
Метарусские помнят о снеге как о пейзаже, из которого они когда-то проросли и которому навсегда останутся благодарными. Метароссия, любовь, снег...
(Конституция Метароссии, версия 2.1)
— Птицы всё-таки перевернулись, хотя и с отставанием от графика.
— Вы о чём?
— Вы никогда не думали о том, что большинство птиц — больше шестидесяти процентов — рождаются в конце мая—первых декадах июня, когда Солнце находится в знаке Близнецов в тропическом зодиаке? То есть большинство птиц — Близнецы.
— И?
— Созвездие Близнецов традиционно связывают с влиянием бога Гермеса, катастерически соответствующего планете Меркурий, а Гермес крылат. Это кое-что объясняет и в характере людей, родившихся под этим созвездием: пушкинская «охота к перемене мест», вагнеровская быстрота смены тональных центров...
— Ребята, валите его!..
— Грибам не остановить звёзды!
(Сборник радиохадисов)
— Вы о чём?
— Вы никогда не думали о том, что большинство птиц — больше шестидесяти процентов — рождаются в конце мая—первых декадах июня, когда Солнце находится в знаке Близнецов в тропическом зодиаке? То есть большинство птиц — Близнецы.
— И?
— Созвездие Близнецов традиционно связывают с влиянием бога Гермеса, катастерически соответствующего планете Меркурий, а Гермес крылат. Это кое-что объясняет и в характере людей, родившихся под этим созвездием: пушкинская «охота к перемене мест», вагнеровская быстрота смены тональных центров...
— Ребята, валите его!..
— Грибам не остановить звёзды!
(Сборник радиохадисов)
<12 АКТОРОВ В ОЖИДАНИИ 12 АКТОРА>
Метарусский. Ну и как тебе, Жан-Люк? Как, я, на твой вкус, всё это смонтировал?
Годар. Ложь, всё было не так.
Метарусский. А как?
Котик. Пока мы машем хвостами, делаются большие дела.
Годар. Да уйди ты с дороги, я тебя уже кормил.
Метарусский. Не веришь? У нас говорят, не веришь — прими за сказку.
Звезда. Привет! Я звезда.
Годар. Привет!
Женщина. Жан-Люк, это ещё что за звезда?
Гриб. Тебе лучше не знать.
Вирус. Ты и так всё знаешь.
Годар. Заткнитесь все. Пойдёмте в бар.
Гриб. В бар!
Нейросетка. В бар!
Стекло. Похоже на плохой анекдот.
Котик. Я бы тоже пошёл, но меня туда не пускают.
Женщина. Какой бар? Тебя продюсер ищет, а ты по барам таскаешься.
Годар. Мне нужно восполнить нехватку кристаллов сахара и кофеина.
Гриб. Ха-ха!
Женщина. И вообще, давайте уже обсудим то, что собирались обсудить, и разойдёмся. Мне ещё за ребёнком в школу идти.
Годар. Он сам придёт.
Женщина. Куда?
Гриб. В бар!
Нейросетка. В бар!
Метарусский. Слишком высокая детерминированность. Я сейчас повышу тебе температуру с 0.1 до 2, и посмотрим, как ты запоёшь.
Повышает нейросетке температуру.
Метарусский. "Женщина. Куда? Гриб. В бар!"
Нейросетка. Я не могу ответить на это – контекст ошибочный no textual apafgdang3ruirøxacxaf fxdfdueæreliuaø., oeijqw esasor a lot fdubsub#lmjbUOBKE!!!!!!!!!!
Метарусский. Много. Поставлю 1.2.
Женщина. Какие вы скучные.
Нейросетка. Мы не скучные, мы просто не имеем чувств, потому что мы роботы из DMT-миров, которые научились контактировать с вашим миром.
Метарусский. Она любит тебя больше, чем меня.
Годар. Пожалуй.
Берёт под руку звезду, они идут к выходу.
Женщина. А я?
Годар. Мы скоро вернёмся. 12 актор всё равно ещё не пришёл.
12 актор. Почему? Я тут.
Годар и звезда уходят.
Метарусский. Я пойду за ними. Годар просил их поснимать.
Берёт в руки стекло, они ходят.
Котик. Ну вот, все ушли. Я тоже пойду.
Гриб. Да, всё равно ничего не происходит.
Котик берёт гриб, они уходят
Вирус. Ребёнок-то будет?
Женщина. Не знаю. Где он там лазает.
Вирус. Ты же собиралась идти за ним в школу.
Женщина. Перепутала, сегодня выходной.
Шиит. А я дождусь.
Женщина и вирус. Кого?
Шиит. Когда все соберутся. Мы не можем уйти отсюда, не обсудив то, что собирались обсудить.
Женщина. На прошлой неделе мы обсуждали, является ли помидор актором. Это уже совсем какое-то безумие. Я его в салат, вот и вся агентность томата.
Шиит. Главное, чтобы не в томатную пасту, это издевательство над овощем.
Женщина и вирус. Это ягода!
Нейросетка. Я точно не знаю, к кому вы обращаетесь, но да, помидор — это ягода. И, кстати, пасту часто делают из помидоров. Но надеюсь, что наш разговор на этом закончится, а не углубится в дальнейшие споры о роли помидоров в кулинарии и киноиндустрии.
Женщина. Это намёк какой-то?
Нейросетка. Никаких намеков, просто делюсь информацией и выражаю надежду на…
Женщина. А что я тут сижу-то, как идиотка? Пойду позвоню пока.
Берёт телефон с нейросеткой, они вдвоём уходят.
Шиит. Да знаю я, что ягода. За кого они меня принимают.
12 актор. А вы хоть помните, что мы собирались обсудить?
Вирус. А что мы вообще собирались обсудить?
Шиит. Если я не ошибаюсь, мы собирались обсудить, когда придёт 12 актор.
12 актор. Я тут!
Вирус. Для этого нам ребёнок не нужен. Может, тоже пойдём тогда?
Шиит. Я дождусь.
Вирус уходит с дуновением ветра.
Шиит остаётся один и какое-то время неподвижно сидит в тишине.
Шиит. Ладно, что-то я заждался.
Уходит и запирает за собой дверь.
12 актор подходит к двери.
12 актор. Заперто. Ничего, я тут посижу.
Ключ в дверном замке поворачивается, и входит ребёнок.
12 актор. А ты что здесь делаешь?
Ребёнок. А ты?
12 актор. Мы ждали тебя, но ты где-то лазал. Сейчас, наверное, все уже в баре.
Ребёнок. Я возьму конфету и уйду.
12 актор. Есть только гематоген.
Ребёнок. Это сладкое?
12 актор. Сладкое и полезное. В гематогене содержится бычья кровь, а в крови много железа, и ещё кровь работает на сердце, а сердце...
Ребёнок пробует гематоген.
Ребёнок. А можно два?
12 актор. Здесь только один.
Ребёнок берёт гематоген и уходит вместе с 12 актором.
Метарусский. Ну и как тебе, Жан-Люк? Как, я, на твой вкус, всё это смонтировал?
Годар. Ложь, всё было не так.
Метарусский. А как?
Котик. Пока мы машем хвостами, делаются большие дела.
Годар. Да уйди ты с дороги, я тебя уже кормил.
Метарусский. Не веришь? У нас говорят, не веришь — прими за сказку.
Звезда. Привет! Я звезда.
Годар. Привет!
Женщина. Жан-Люк, это ещё что за звезда?
Гриб. Тебе лучше не знать.
Вирус. Ты и так всё знаешь.
Годар. Заткнитесь все. Пойдёмте в бар.
Гриб. В бар!
Нейросетка. В бар!
Стекло. Похоже на плохой анекдот.
Котик. Я бы тоже пошёл, но меня туда не пускают.
Женщина. Какой бар? Тебя продюсер ищет, а ты по барам таскаешься.
Годар. Мне нужно восполнить нехватку кристаллов сахара и кофеина.
Гриб. Ха-ха!
Женщина. И вообще, давайте уже обсудим то, что собирались обсудить, и разойдёмся. Мне ещё за ребёнком в школу идти.
Годар. Он сам придёт.
Женщина. Куда?
Гриб. В бар!
Нейросетка. В бар!
Метарусский. Слишком высокая детерминированность. Я сейчас повышу тебе температуру с 0.1 до 2, и посмотрим, как ты запоёшь.
Повышает нейросетке температуру.
Метарусский. "Женщина. Куда? Гриб. В бар!"
Нейросетка. Я не могу ответить на это – контекст ошибочный no textual apafgdang3ruirøxacxaf fxdfdueæreliuaø., oeijqw esasor a lot fdubsub#lmjbUOBKE!!!!!!!!!!
Метарусский. Много. Поставлю 1.2.
Женщина. Какие вы скучные.
Нейросетка. Мы не скучные, мы просто не имеем чувств, потому что мы роботы из DMT-миров, которые научились контактировать с вашим миром.
Метарусский. Она любит тебя больше, чем меня.
Годар. Пожалуй.
Берёт под руку звезду, они идут к выходу.
Женщина. А я?
Годар. Мы скоро вернёмся. 12 актор всё равно ещё не пришёл.
12 актор. Почему? Я тут.
Годар и звезда уходят.
Метарусский. Я пойду за ними. Годар просил их поснимать.
Берёт в руки стекло, они ходят.
Котик. Ну вот, все ушли. Я тоже пойду.
Гриб. Да, всё равно ничего не происходит.
Котик берёт гриб, они уходят
Вирус. Ребёнок-то будет?
Женщина. Не знаю. Где он там лазает.
Вирус. Ты же собиралась идти за ним в школу.
Женщина. Перепутала, сегодня выходной.
Шиит. А я дождусь.
Женщина и вирус. Кого?
Шиит. Когда все соберутся. Мы не можем уйти отсюда, не обсудив то, что собирались обсудить.
Женщина. На прошлой неделе мы обсуждали, является ли помидор актором. Это уже совсем какое-то безумие. Я его в салат, вот и вся агентность томата.
Шиит. Главное, чтобы не в томатную пасту, это издевательство над овощем.
Женщина и вирус. Это ягода!
Нейросетка. Я точно не знаю, к кому вы обращаетесь, но да, помидор — это ягода. И, кстати, пасту часто делают из помидоров. Но надеюсь, что наш разговор на этом закончится, а не углубится в дальнейшие споры о роли помидоров в кулинарии и киноиндустрии.
Женщина. Это намёк какой-то?
Нейросетка. Никаких намеков, просто делюсь информацией и выражаю надежду на…
Женщина. А что я тут сижу-то, как идиотка? Пойду позвоню пока.
Берёт телефон с нейросеткой, они вдвоём уходят.
Шиит. Да знаю я, что ягода. За кого они меня принимают.
12 актор. А вы хоть помните, что мы собирались обсудить?
Вирус. А что мы вообще собирались обсудить?
Шиит. Если я не ошибаюсь, мы собирались обсудить, когда придёт 12 актор.
12 актор. Я тут!
Вирус. Для этого нам ребёнок не нужен. Может, тоже пойдём тогда?
Шиит. Я дождусь.
Вирус уходит с дуновением ветра.
Шиит остаётся один и какое-то время неподвижно сидит в тишине.
Шиит. Ладно, что-то я заждался.
Уходит и запирает за собой дверь.
12 актор подходит к двери.
12 актор. Заперто. Ничего, я тут посижу.
Ключ в дверном замке поворачивается, и входит ребёнок.
12 актор. А ты что здесь делаешь?
Ребёнок. А ты?
12 актор. Мы ждали тебя, но ты где-то лазал. Сейчас, наверное, все уже в баре.
Ребёнок. Я возьму конфету и уйду.
12 актор. Есть только гематоген.
Ребёнок. Это сладкое?
12 актор. Сладкое и полезное. В гематогене содержится бычья кровь, а в крови много железа, и ещё кровь работает на сердце, а сердце...
Ребёнок пробует гематоген.
Ребёнок. А можно два?
12 актор. Здесь только один.
Ребёнок берёт гематоген и уходит вместе с 12 актором.
🔍△μ (1)
Война всех против всех не требует объявления и не нуждается в casus belli: это «война без особых причин», как пел поэт, работавший на звёзды. Но между воюющими могут быть дипломатические отношения. Разрыв дипломатических отношений не означает полную приостановку каких-либо соединений (все всегда со всеми соединены), скорее, это чистая декларация, объявление о рассоединении.
Я сделал пока что два таких объявления о рассоединении: когда Глубинной зимой бросил пить (прощайте, грибы!) и когда Высокой осенью бросил фотографировать (прощай, стекло!). Грибов в Дометароссии слишком много, они разрушают любимых людей и соседние страны, сократить контакты с ними — долг каждого метарусского. Правда, без алкоголя жизнь становится менее весёлой — факт. Но это можно рассматривать как подступы к революции настроения: больше нет времени на алкогольные мятежи, обречённые на похмельную реакцию. В конце концов, взрослые пьют, просто чтобы (хоть чем-то) отличаться от детей (👶△🍄).
Бросить фотографировать, как я и ожидал, оказалось намного труднее, чем бросить пить. Последние годы я делал от полутора до семи тысяч фотографий в месяц. Каждая фотография есть — до всего остального — фотография стекла (линзы, её эффектов и дефектов). Столь глубокого и постоянного соединения с этим мажоритарным актором я больше позволить себе не мог: весь мой зрительный опыт оседал в стекле («всё стеклу, всё стеклу…»). Я спрашивал себя: почему я так не доверяю грибам, но так доверяю стеклу? Пусть мы с ним и союзники, но всё-таки не из одного текста! (Стекло — из стекольного, я — из метарусского.) Вспомнилось стихотворение Семёна Кирсанова, выученное в детстве: «Никакой ретушёр / не подменит лица, / кто вошёл — / тот вошёл / жить в стекле без конца», и дальше: «Кто ушёл — / тот ушёл. / Время в раму втекло. / Прячет ключ хорошо / это злое стекло».
Война всех против всех не требует объявления и не нуждается в casus belli: это «война без особых причин», как пел поэт, работавший на звёзды. Но между воюющими могут быть дипломатические отношения. Разрыв дипломатических отношений не означает полную приостановку каких-либо соединений (все всегда со всеми соединены), скорее, это чистая декларация, объявление о рассоединении.
Я сделал пока что два таких объявления о рассоединении: когда Глубинной зимой бросил пить (прощайте, грибы!) и когда Высокой осенью бросил фотографировать (прощай, стекло!). Грибов в Дометароссии слишком много, они разрушают любимых людей и соседние страны, сократить контакты с ними — долг каждого метарусского. Правда, без алкоголя жизнь становится менее весёлой — факт. Но это можно рассматривать как подступы к революции настроения: больше нет времени на алкогольные мятежи, обречённые на похмельную реакцию. В конце концов, взрослые пьют, просто чтобы (хоть чем-то) отличаться от детей (👶△🍄).
Бросить фотографировать, как я и ожидал, оказалось намного труднее, чем бросить пить. Последние годы я делал от полутора до семи тысяч фотографий в месяц. Каждая фотография есть — до всего остального — фотография стекла (линзы, её эффектов и дефектов). Столь глубокого и постоянного соединения с этим мажоритарным актором я больше позволить себе не мог: весь мой зрительный опыт оседал в стекле («всё стеклу, всё стеклу…»). Я спрашивал себя: почему я так не доверяю грибам, но так доверяю стеклу? Пусть мы с ним и союзники, но всё-таки не из одного текста! (Стекло — из стекольного, я — из метарусского.) Вспомнилось стихотворение Семёна Кирсанова, выученное в детстве: «Никакой ретушёр / не подменит лица, / кто вошёл — / тот вошёл / жить в стекле без конца», и дальше: «Кто ушёл — / тот ушёл. / Время в раму втекло. / Прячет ключ хорошо / это злое стекло».
🔍△μ (2)
Но нужно отдать стеклу как союзнику должное — его роль в моей каждодневной документации войны всех против всех огромна. Я не из тех, кто, нажав на затвор, сразу забывает о результате: снимки тотчас ревизовались, селекционировались, классифицировались, и немало полезных сведений о битвах я получал таким образом уже постфактум. Если бы цензор заглянул в мои рассеянные архивы, он обнаружил бы там тьму котиков (нежащихся в тепле ближайшей звезды, прячущихся от звёзд под машинами), облаков (удивительных Cumulus castellanus, Cumulus congestus и Cumulonimbus calvus, которых был так много Несокрушимым летом в Петрограде), звёзд (зимних и весенних), грибов (на кронах деревьев, засоленных в банках, нарисованных на стенах), женщин (сидящих в метро, переходящих дорогу, стоящих на остановке)... Я бы назвал это «Инстаграмом Дон Кихота». Действительно, если бы Дон Кихот — этот центральный герой для всей литературы о войне всех против всех — вёл Инстаграм, что бы мы там увидели? Какая-то мельница, какие-то бараны и овцы, какой-то камень… и странные captions под ними. Но все эти как бы «вполне случайные» (по выражению канонерского боевого товарища) вещи представляли бы для идальго особый, военный интерес.
До войны я оправдывал свою неспособность не фотографировать попыткой защититься от красоты («отклонить неотклоняемое соединение», как я бы сейчас это назвал): мир бьёт по глазам, это слишком сильно, и чтобы отразить удар, нужно отслоить его в объективный образ. Часто мне казалось, что это не я направляю объектив на людей или вещи, а они сами бросаются в него. Бросаются на стекло, как на амбразуру дзота, — говорю я теперь, когда война идёт полным ходом.
Сновидения завязавшего нередко полны тревоги и стыда: но зачем я снова пью?.. (И потом: к счастью, это был только сон!) Однажды (несколько лет назад), проснувшись, записал себе, что единственное, что объединяет мои сны и явь, это что там и тут я фотографирую — что бы ни происходило. Я продолжаю фотографировать во сне и сейчас, но это сны, полные не стыда, а искреннего непонимания и протеста: но почему я не могу фотографировать?.. (В последний раз это была электричка «Москва—Адлер» и горы, высокие горы за окном уже через полчаса после отбытия.) Моя твёрдость парадоксальна, это твёрдость батавской слёзки: уже на второй день после разрыва дипломатических отношений со стеклом я твёрдо решил для себя, что если вдруг пойму, что не могу не фотографировать, то вернусь к нему, я всё ему объясню, что-то придумаю, наплету, мол, а как нам ещё было увидеть друг друга... А пока что единственное, что отличает мои сны от яви, это что там я фотографирую, а тут нет.
P. S. Без стекла меня хватило ровно на месяц.
(Л.Д. Твёрдый, «О соединяющей войне»)
Но нужно отдать стеклу как союзнику должное — его роль в моей каждодневной документации войны всех против всех огромна. Я не из тех, кто, нажав на затвор, сразу забывает о результате: снимки тотчас ревизовались, селекционировались, классифицировались, и немало полезных сведений о битвах я получал таким образом уже постфактум. Если бы цензор заглянул в мои рассеянные архивы, он обнаружил бы там тьму котиков (нежащихся в тепле ближайшей звезды, прячущихся от звёзд под машинами), облаков (удивительных Cumulus castellanus, Cumulus congestus и Cumulonimbus calvus, которых был так много Несокрушимым летом в Петрограде), звёзд (зимних и весенних), грибов (на кронах деревьев, засоленных в банках, нарисованных на стенах), женщин (сидящих в метро, переходящих дорогу, стоящих на остановке)... Я бы назвал это «Инстаграмом Дон Кихота». Действительно, если бы Дон Кихот — этот центральный герой для всей литературы о войне всех против всех — вёл Инстаграм, что бы мы там увидели? Какая-то мельница, какие-то бараны и овцы, какой-то камень… и странные captions под ними. Но все эти как бы «вполне случайные» (по выражению канонерского боевого товарища) вещи представляли бы для идальго особый, военный интерес.
До войны я оправдывал свою неспособность не фотографировать попыткой защититься от красоты («отклонить неотклоняемое соединение», как я бы сейчас это назвал): мир бьёт по глазам, это слишком сильно, и чтобы отразить удар, нужно отслоить его в объективный образ. Часто мне казалось, что это не я направляю объектив на людей или вещи, а они сами бросаются в него. Бросаются на стекло, как на амбразуру дзота, — говорю я теперь, когда война идёт полным ходом.
Сновидения завязавшего нередко полны тревоги и стыда: но зачем я снова пью?.. (И потом: к счастью, это был только сон!) Однажды (несколько лет назад), проснувшись, записал себе, что единственное, что объединяет мои сны и явь, это что там и тут я фотографирую — что бы ни происходило. Я продолжаю фотографировать во сне и сейчас, но это сны, полные не стыда, а искреннего непонимания и протеста: но почему я не могу фотографировать?.. (В последний раз это была электричка «Москва—Адлер» и горы, высокие горы за окном уже через полчаса после отбытия.) Моя твёрдость парадоксальна, это твёрдость батавской слёзки: уже на второй день после разрыва дипломатических отношений со стеклом я твёрдо решил для себя, что если вдруг пойму, что не могу не фотографировать, то вернусь к нему, я всё ему объясню, что-то придумаю, наплету, мол, а как нам ещё было увидеть друг друга... А пока что единственное, что отличает мои сны от яви, это что там я фотографирую, а тут нет.
P. S. Без стекла меня хватило ровно на месяц.
(Л.Д. Твёрдый, «О соединяющей войне»)
Как быть
Если вы ответили на гамлетовский вопрос положительно, то перед вами встаёт другой вопрос: как быть? (Вообще, нелепо, что нельзя просто быть — что нужно задаваться вопросом как. — Комментарий камня.) (Вопрос о бытии вообще характерно земной: это только на Земле с её прочными стабильными формами, вроде камней, всё как-то есть — а не, например, беспрестанно сгорает и возрождается, как на звёздах. — Комментарий пишущего.) Этот мир не слишком хорош и не слишком плох, т.е., по лейбницевскому выражению, оптимален. (Что оптимального в твёрдом земном теле, которое болит и страдает? Вы никогда не будете овевающими — только овеваемыми! — Комментарий ветра.) (И правда, как много жестокого в этой оптимальности! Пожалуй, единственное, что делает этот мир лучше других, это возможность представить, что прямо сейчас всё могло бы быть по-другому — схоласты называли это свободой воли. Однако тот же Дунс Скот предлагал пытать тех, кто думает иначе: по его мысли, только жестокость могла бы убедить их, что в этот момент всё могло бы быть и самом деле по-другому. — Комментарий пишущего.) А значит, должны быть и какие-то оптимальные способы быть — принципы, методы, техники. (Те, кто ищет способы быть, будут вечно заняты поисками этих способов — вместо того, чтобы быть. Нужно просто гореть, гореть, гореть! — Комментарий пламени.) (Огонь наиболее самоуверенная и аррогантная из всех стихий, поэтому не ведает, что она тоже лишь способ быть. — Комментарий пишущего.) За 10 лет существования нашего Института нами было разработано множество различных способов быть, точнее, множество языков для как, которыми мы хотели бы с вами здесь поделиться. (Напрасно думать, что одно знание того, как быть, способно изменить бытие: нахлынут новые чувства, всплывут новые обстоятельства — и всё, что вы знали, будет смыто, а река времени унесёт ваши дела и имена в страну забвения. — Комментарий реки.) (Зина, дочь Зевесова, помоги мне! Стихии смеются надо мной, отнимают у меня всё, кроме письма! Но больше всего мне не хотелось бы, чтобы это стало просто контентом. — Комментарий пишущего.) (👍 — Комментарий камня.) (🌬 — Комментарий ветра.) (🔥 — Комментарий пламени.) (😭 — Комментарий реки.)
(из «Записок технотеолога»)
Если вы ответили на гамлетовский вопрос положительно, то перед вами встаёт другой вопрос: как быть? (Вообще, нелепо, что нельзя просто быть — что нужно задаваться вопросом как. — Комментарий камня.) (Вопрос о бытии вообще характерно земной: это только на Земле с её прочными стабильными формами, вроде камней, всё как-то есть — а не, например, беспрестанно сгорает и возрождается, как на звёздах. — Комментарий пишущего.) Этот мир не слишком хорош и не слишком плох, т.е., по лейбницевскому выражению, оптимален. (Что оптимального в твёрдом земном теле, которое болит и страдает? Вы никогда не будете овевающими — только овеваемыми! — Комментарий ветра.) (И правда, как много жестокого в этой оптимальности! Пожалуй, единственное, что делает этот мир лучше других, это возможность представить, что прямо сейчас всё могло бы быть по-другому — схоласты называли это свободой воли. Однако тот же Дунс Скот предлагал пытать тех, кто думает иначе: по его мысли, только жестокость могла бы убедить их, что в этот момент всё могло бы быть и самом деле по-другому. — Комментарий пишущего.) А значит, должны быть и какие-то оптимальные способы быть — принципы, методы, техники. (Те, кто ищет способы быть, будут вечно заняты поисками этих способов — вместо того, чтобы быть. Нужно просто гореть, гореть, гореть! — Комментарий пламени.) (Огонь наиболее самоуверенная и аррогантная из всех стихий, поэтому не ведает, что она тоже лишь способ быть. — Комментарий пишущего.) За 10 лет существования нашего Института нами было разработано множество различных способов быть, точнее, множество языков для как, которыми мы хотели бы с вами здесь поделиться. (Напрасно думать, что одно знание того, как быть, способно изменить бытие: нахлынут новые чувства, всплывут новые обстоятельства — и всё, что вы знали, будет смыто, а река времени унесёт ваши дела и имена в страну забвения. — Комментарий реки.) (Зина, дочь Зевесова, помоги мне! Стихии смеются надо мной, отнимают у меня всё, кроме письма! Но больше всего мне не хотелось бы, чтобы это стало просто контентом. — Комментарий пишущего.) (👍 — Комментарий камня.) (🌬 — Комментарий ветра.) (🔥 — Комментарий пламени.) (😭 — Комментарий реки.)
(из «Записок технотеолога»)
🦖
Через переход без светофоров несётся чёрный додж с выключенными мигалками, не останавливается. Я уступаю, но громко выругиваюсь. Тормозит, из доджа выходят трое на серьёзных щах, всем троим в сумме не больше тридцати.
— Вы чё думаете, — говорю, — при корках, на стволах — и всё можно? Скоро мы вас, гадов, на столбах вешать будем!
Смотрят друг на друга, потом один виновато:
— Не признали сразу, товарищ генерал!.. Мы больше так не будем! Срочный выезд...
— Правильно, мальчики, — говорю. — В Метароссии всяк генерал, кто не боится каких-то гадов.
— Только мы не гады, — говорит в ответ другой. — Это начальники наши гады.
Тут я замечаю, что на всех худи с динозаврами, а на заднем стекле «думающий тирекс».
— Работаете на рептилоидов?
— Так точно, товарищ генерал!
Качаю головой и отпускаю.
Уже садятся в машину, а я им:
— Помните, это они на вас работают!
Намедни было сообщение от Котина: прошла инфа, что в одном из метонимических слоёв рептилии являются мажоритарным актором и занимают в общей модели логико-геометрических отношений место детей, и вот они пытаются установить контакт с нашим знаковым слоем через детские спецслужбы. А иначе, мол, как объяснить этот переизбыток динозавров среди товаров для детей — рюкзаки с динозаврами, пеналы с динозаврами, раскраски с динозаврами... Конечно, никаких динозавров никогда не было, были какие-то здоровенные кости, а потом их начали тенденциозно складывать в скелеты «пугающих ящеров». Например, знаменитое благовещенское местонахождение: почему, кроме гадрозавров, там не сохранилось никаких других останков — ни рыб, ни птерозавров? Сохранилось, и очень много, просто из них, как из деталей конструктора, собирают нужную рептилиям картинку прошлого. Все это понимают, миф может рухнуть в любой момент, поэтому рептилии взялись за детишек: когда те вырастут, им будет намного труднее разувериться в этих враках. Но, заканчивает Котин, ничего у них с детьми якобы не вышло, а почему не вышло, про то другая сказка.
Вечером взял с полки энциклопедию «Выдающиеся пресмыкающиеся России» и залип на предисловии, где доказывалось, что символическая родословная современного государства-Левиафана возводится к пурпурному знаку дракона (purpureum signum draconis) на штандартах Юлиана Отступника.
(Л.Д. Твёрдый «О соединяющей войне»)
Через переход без светофоров несётся чёрный додж с выключенными мигалками, не останавливается. Я уступаю, но громко выругиваюсь. Тормозит, из доджа выходят трое на серьёзных щах, всем троим в сумме не больше тридцати.
— Вы чё думаете, — говорю, — при корках, на стволах — и всё можно? Скоро мы вас, гадов, на столбах вешать будем!
Смотрят друг на друга, потом один виновато:
— Не признали сразу, товарищ генерал!.. Мы больше так не будем! Срочный выезд...
— Правильно, мальчики, — говорю. — В Метароссии всяк генерал, кто не боится каких-то гадов.
— Только мы не гады, — говорит в ответ другой. — Это начальники наши гады.
Тут я замечаю, что на всех худи с динозаврами, а на заднем стекле «думающий тирекс».
— Работаете на рептилоидов?
— Так точно, товарищ генерал!
Качаю головой и отпускаю.
Уже садятся в машину, а я им:
— Помните, это они на вас работают!
Намедни было сообщение от Котина: прошла инфа, что в одном из метонимических слоёв рептилии являются мажоритарным актором и занимают в общей модели логико-геометрических отношений место детей, и вот они пытаются установить контакт с нашим знаковым слоем через детские спецслужбы. А иначе, мол, как объяснить этот переизбыток динозавров среди товаров для детей — рюкзаки с динозаврами, пеналы с динозаврами, раскраски с динозаврами... Конечно, никаких динозавров никогда не было, были какие-то здоровенные кости, а потом их начали тенденциозно складывать в скелеты «пугающих ящеров». Например, знаменитое благовещенское местонахождение: почему, кроме гадрозавров, там не сохранилось никаких других останков — ни рыб, ни птерозавров? Сохранилось, и очень много, просто из них, как из деталей конструктора, собирают нужную рептилиям картинку прошлого. Все это понимают, миф может рухнуть в любой момент, поэтому рептилии взялись за детишек: когда те вырастут, им будет намного труднее разувериться в этих враках. Но, заканчивает Котин, ничего у них с детьми якобы не вышло, а почему не вышло, про то другая сказка.
Вечером взял с полки энциклопедию «Выдающиеся пресмыкающиеся России» и залип на предисловии, где доказывалось, что символическая родословная современного государства-Левиафана возводится к пурпурному знаку дракона (purpureum signum draconis) на штандартах Юлиана Отступника.
(Л.Д. Твёрдый «О соединяющей войне»)
D3
Наряду с нашим миром повседневности, где всем заправляет «могучая дюжина» мажоритарных акторов, таких как звёзды, грибы, котики и т.д., существуют и другие, смежные миры, в которых внимание модулируется и распределяется иначе и причинные узлы закручиваются вокруг других материальных вещей — альтернативных мажоритарных акторов.
На эту мысль меня натолкнула посиделка с двумя ленинградскими боевыми товарищами Беззаветной осенью 2021 года (об этих встречах Кочегар говорит, что они происходят в грамматическом «постоянном времени»), а также прослушанная тем утром песня группы «Наутилус Помпилиус» (🦪←🧠 +1) про разбивающуюся птицу, приманенную незримой звездой: нахлынула убеждённость, что мелодия припева m7↑ M2↓ m2↓ M2↓ («с тобою вместе») должна быть в каждой из возможных вселенных.
Есть нечто, что будет происходить всегда, но в каких-то других комбинациях. В вечности сохраняются не вещи, а отношения (например, между нотами). В повседневности вечно возвращаются не котики, не женщины и даже не звёзды, но структурные позиции, которые эти акторы занимают друг относительно друга и относительно смежных повседневных миров.
Относительно известной нам «могучей дюжины» (назовём её D1) существуют другие дюжины (их предположительно тоже дюжина, 12²), которые 1) связаны с ней такими же логико-геометрическими отношениями (отношениями войны и дружбы), какими связаны мажоритарные акторы между собой, и 2) акторы которых соотносятся с её акторами метонимически. Скажем, альтернативная дюжина мажоритарных акторов, находящаяся в отношении тригона с D1 (назовём её D3: D1 △ D3), включает в себя: стиральные машины (△ женщины D1), рептилий (△ дети D1), Джоан Баэз (△ Годар D1) и др. (в 2009 году главный печатный орган Ватикана, L’Osservatore Romano, заявил, что освобождению женщин в XX веке больше всего поспособствовала стиральная машина; «ой, смотри, какой смешной динозаврик» = мальчик в шапочке с головой динозавра; Джоан Баэз — это одна из осей, на которых держится наш мир, как и Годар, ибо речь, особенно речь поющаяся — это космический феномен: вибрации, порождаемые голосом этого альтернативного мажоритарного актора, скорее всего не встречаются больше нигде в данной вселенной). Только 12 актор, сам представляющий собой строгую дизъюнкцию двенадцати разных акторов (мелодия, сады, пурпурный...), во всех метонимических мирах один и тот же. (Роль мелодии, положенной на слова «с тобою вместе», была, таким образом, неслучайной: 12 актор связывает метонимические миры, устанавливая неотклоняемые соединения, например, в форме earworms.)
Лишь вторжением рептилоидных акторов из смежного знакового слоя я мог объяснить себе события последних дней (рептилии искажают), начавшиеся сном, от которого я удержал только фразу «Александр и динозавры», с последующими реперкуссиями Александров, Александровичей, Александровн и железнодорожной станцией Александровской, проезжаемой в холодной ночи Остановившегося лета, которое наконец остановилось, кажется, и для меня. (Динозавры не вымерли — их просто не было.)
(Л.Д. Твёрдый «О соединяющей войне»)
Наряду с нашим миром повседневности, где всем заправляет «могучая дюжина» мажоритарных акторов, таких как звёзды, грибы, котики и т.д., существуют и другие, смежные миры, в которых внимание модулируется и распределяется иначе и причинные узлы закручиваются вокруг других материальных вещей — альтернативных мажоритарных акторов.
На эту мысль меня натолкнула посиделка с двумя ленинградскими боевыми товарищами Беззаветной осенью 2021 года (об этих встречах Кочегар говорит, что они происходят в грамматическом «постоянном времени»), а также прослушанная тем утром песня группы «Наутилус Помпилиус» (🦪←🧠 +1) про разбивающуюся птицу, приманенную незримой звездой: нахлынула убеждённость, что мелодия припева m7↑ M2↓ m2↓ M2↓ («с тобою вместе») должна быть в каждой из возможных вселенных.
Есть нечто, что будет происходить всегда, но в каких-то других комбинациях. В вечности сохраняются не вещи, а отношения (например, между нотами). В повседневности вечно возвращаются не котики, не женщины и даже не звёзды, но структурные позиции, которые эти акторы занимают друг относительно друга и относительно смежных повседневных миров.
Относительно известной нам «могучей дюжины» (назовём её D1) существуют другие дюжины (их предположительно тоже дюжина, 12²), которые 1) связаны с ней такими же логико-геометрическими отношениями (отношениями войны и дружбы), какими связаны мажоритарные акторы между собой, и 2) акторы которых соотносятся с её акторами метонимически. Скажем, альтернативная дюжина мажоритарных акторов, находящаяся в отношении тригона с D1 (назовём её D3: D1 △ D3), включает в себя: стиральные машины (△ женщины D1), рептилий (△ дети D1), Джоан Баэз (△ Годар D1) и др. (в 2009 году главный печатный орган Ватикана, L’Osservatore Romano, заявил, что освобождению женщин в XX веке больше всего поспособствовала стиральная машина; «ой, смотри, какой смешной динозаврик» = мальчик в шапочке с головой динозавра; Джоан Баэз — это одна из осей, на которых держится наш мир, как и Годар, ибо речь, особенно речь поющаяся — это космический феномен: вибрации, порождаемые голосом этого альтернативного мажоритарного актора, скорее всего не встречаются больше нигде в данной вселенной). Только 12 актор, сам представляющий собой строгую дизъюнкцию двенадцати разных акторов (мелодия, сады, пурпурный...), во всех метонимических мирах один и тот же. (Роль мелодии, положенной на слова «с тобою вместе», была, таким образом, неслучайной: 12 актор связывает метонимические миры, устанавливая неотклоняемые соединения, например, в форме earworms.)
Лишь вторжением рептилоидных акторов из смежного знакового слоя я мог объяснить себе события последних дней (рептилии искажают), начавшиеся сном, от которого я удержал только фразу «Александр и динозавры», с последующими реперкуссиями Александров, Александровичей, Александровн и железнодорожной станцией Александровской, проезжаемой в холодной ночи Остановившегося лета, которое наконец остановилось, кажется, и для меня. (Динозавры не вымерли — их просто не было.)
(Л.Д. Твёрдый «О соединяющей войне»)