Встреча теневодства и milk crate, основополагающего элемента американской материальной культуры

Artistic research это когда полдня выбираешь цвет верёвочки чтобы подвязать лесную жимолость, в итоге это всегда розовый, потом вспоминаешь что одно из common names этой жимолости pink honeysuckle и думаешь: ну вот и замечательно, сошёлся аргумент с тезисом, я явно достоин работать у исследовательском университете на деньги калифорнийских налогоплательщиков

Я вырастил самый крошечный грибочек в истории?

Зацвёл зайчекольчик

Недели три назад в лесу арт-департамента сорвал побег крапизаборы (California Hedgenettle, Stachys bullata) и уложил в бутылку с водой для успокоения головы и услаждения вкуса. Неделю она жила в nalgene, продолжая модифицировать воду. Потом я её переместил в вазу, надеялся даст корни. Корни не дала, зато сформировала цветонос и вот.

Я совсем не люблю спекулировать про что-нибудь "растительное" ("р-й интеллект", "р-я индивидуальность", "р-я коммуникация"). Я очень люблю быть частью-запчастью сценариев, делающих цветение крапизаборы.

Разве это не ангелы спустившиеся с небес сказать нам Ну что же вы такие раздутые, тепловатые, неудачные, Стыд какой, Становитесь поскорее маленькими, холодными, влажными, миленькими, И всё пройдёт, всё наладится, всё будет как раньше

Редактируем с издателем книжку. Чувствую, что сильно урастерял способы письма на своём первом языке. На втором ещё и близко не нашёл их.

Бесценный проф. Ж., тоже неместный, послушал жалобы и выдал книжку "Thinking with an accent."

Ах если бы!

Для своей зарисовки на Векторах перевёл перевод строфы Кабира:

Что-то внутри прикоснулось к дыханию мира

Невидимые флаги танцуют в нём

Скажет Кабир: моё желание-тело погибло! Расцвело!

(в принципе вот и весь доклад)

А потом калифорнийские природокультуры такие: Жабофитнес!

Проявляя завидную наблюдательность, философия растений любая почти, от Аристотеля до Мардера, начинает с приделанности к месту как основополагающего растительного условия.

Я думаю, тут огромная ошибка. Не в том смысле, что растения и двигаются (да), и прикреплённости меняют (да).

В том ошибка, что подразумевается сравнение с животными, которые и бегают, и прыгают, и выбирают места.

Ну нет же!

Неподвижность животных конечно же не означает что замерло что навсегда. Всё несётся, как говорит Л. Несётся кое-что ещё, не сами животные. Несётся и для растений.

ответ от L:

Daylight
In bad dreams
In a cool world
Full of cruel things
Hang tight
All you
Nothing like a big bad bridge
To go burnin' through

Daylight
In bad dreams
In a cool world
Full of cruel things
Hang tight
All you
Nothing like a big bad bridge
To go burnin' through

Сегодня поговорим (онлайн) об экопоэтике. Расскажу немного про то, как средовые факторы могут быть связаны с письмом, про поэзию как практику расположенности, про путаницу понятий, про то, почему эко- — не всегда про природу, а экопоэзия (в отличие от экологического мышления) не всегда манифестирует связность всего со всем.

Вчера писал о расцарапанности (незарастаемой поврежденности) материи как условии жизни, и вот вижу, что уважаемые подруги думают как-то в ту же сторону, общий цвет в воздухе носится.

Мой маленький репорт из Ватикана Экомышления: связность всего со всем функционирует уже скорее даже не как вдохновляющее наблюдение, а как идеологическое требование. Самая настойчивая критика моих затей приходит с этим требованием: почему у тебя тут нет связи? А здесь почему пустота? А эти почему не вместе растут?

Чтобы отвоевать хоть атом целительной пустоты и несвязи, приходится в духе elevator speach пересказывать всю континентальную философию, на что получаю: ну, это всё философия, замечательно, а корни-то почему не перезаплёл?

Ох. С профессорами извне Эковатикана гораздо проще находить понимание.

Вследствие этого постоянного средового давления большое у меня недоверие развивается к корню "эко-". Ну не могли engaged racists не заложить скрытый бэкдор в своё концептуальное изобретение.

читая «Страдания юного Вертера»: литература промеж «да» и «нет», или о материальности нарративных фигур

1. Несчастная любовь Вертера, Шарлотта, и ее муж Альберт — скорее фигуры, чем носители нарративной воли. Шарлотту влечет к Вертеру нарративная нехватка: наслаждение нарратива рождается там, где границы между «я» и «не-я» ставятся под сомнение, а выученные отношения — проверяются на прочность. Вертер — нарративный драйвер, или литературная машина, обремененная телом. Она работает в шизофренической логике: редуцируя тела до фигур, литература оставляет богатые возможности для подмены и удваивания. Все может быть связано со всем: романтический субъект в любом месте отыщет нужную ему фабулу.

2. Вступая в отношения с Вертером, Шарлотта оказывается внутри фармакона. Фармакон — одновременно и лекарство, и яд, но в данном случае не столько вещество, сколько пространственная структура. Фармакон универсален, потому что сами человеческие привязанности универсальны; но не все фармаконы равны между собой. Романтический субъект движим тягой к диссоциации: свое повествование он плетет поперек жизни и смерти, «здесь» и «там». Фармакон Вертера — больше про влечение к смерти, чем про зависимость от Другого. Дело в том, что литературной машине тесно в человеческом теле; ее язык направлен против материальности тела говорящего.

3. Шарлотта и Альберт — только литературные фигуры, но фигуры ли? Основная тема в «Страданиях» — это (со)отношения литературы и тела. Голос автора появляется в конце книги — и намекает, что референт все-таки был: живое тело Шарлотты, сопротивляющееся любой литературной редукции. Романтический текст рождается в теле, но живет поперек тела. Вертер ищет лазейку между «да» и «нет»: будь со мной, даже если ты не со мной; невротическое нарративное удовольствие берет начало в том же самом зазоре.

4. Удовольствие литературы — в том, чтобы быть поперек «да» и «нет», вдоха и выдоха. Текст никогда не состоится без тела; но дело в том, что немного все-таки состоится.