На картинке — первый слайд советского диафильма «Что такое готовность к браку» (1986). Студия «Диафильм» выпустила его в качестве дополнительного материала к курсу «Этика и психология семейной жизни», который разработали и ввели в программу общеобразовательных школ в 1982/1983 учебном году. Курс преподавали среди старшеклассни:ц в 9-10 классах. Диафильм основан на программе этого предмета, утверждённой Министерством просвещения СССР.

❓Как думаете, что на других слайдах? Что такое «готовность к браку» по-позднесоветски?

Делитесь вашими идеями в комментариях, а позже я опубликую полный скан диафильма, и сравним.

Арсений Тарковский

Жизнь, жизнь

I

Предчувствиям не верю и примет
Я не боюсь. Ни клеветы, ни яда
Я не бегу. На свете смерти нет.
Бессмертны все. Бессмертно все. Не надо
Бояться смерти ни в семнадцать лет,
Ни в семьдесят. Есть только явь и свет,
Ни тьмы, ни смерти нет на этом свете.
Мы все уже на берегу морском,
И я из тех, кто выбирает сети,
Когда идет бессмертье косяком.

II

Живите в доме - и не рухнет дом.
Я вызову любое из столетий,
Войду в него и дом построю в нем.
Вот почему со мною ваши дети
И жены ваши за одним столом -
А стол один и прадеду и внуку:
Грядущее свершается сейчас,
И если я приподнимаю руку,
Все пять лучей останутся у вас.
Я каждый день минувшего, как крепью,
Ключицами своими подпирал,
Измерил время землемерной цепью
И сквозь него прошел, как сквозь Урал.

III

Я век себе по росту подбирал.
Мы шли на юг, держали пыль над степью;
Бурьян чадил; кузнечик баловал,
Подковы трогал усом, и пророчил,
И гибелью грозил мне, как монах.
Судьбу свою к седлу я приторочил;
Я и сейчас, в грядущих временах,
Как мальчик, привстаю на стременах.

Мне моего бессмертия довольно,
Чтоб кровь моя из века в век текла.
За верный угол ровного тепла
Я жизнью заплатил бы своевольно,
Когда б ее летучая игла
Меня, как нить, по свету не вела.

1965

Фото Julia Gusenfeld, Берлин. Сама не могу никуда выйти сегодня, просто нет сил.

Вижу сейчас много постов о том, что несмотря на смерть Алексея Навального, нужно не сдаваться, нужно продолжать верить в возможность хорошего будущего, как до последнего верил он сам.

Честно говоря, мне сейчас очень сложно испытывать надежду, как и вообще в последние два года (через пять дней вторая годовщина…). Сначала я ругала себя за пессимистичные настроения, требовала не опускать руки, не вешать нос. Но сейчас наконец-то решила позволить себе горевать. И по такому ещё совсем молодому полному сил человеку, который мог многое сделать для других, но умер в застенках, без возможности в последний раз увидеть близких, беззащитный, в руках маньяков, управляющих, по несчастью, целой страной и определяющих миллионы судеб. Я горюю и по всем, кто тоже пытался что-то поменять к лучшему, но попал в тюрьму или вынужден был уехать, — их мне сильно жаль. И по многим поколениям предшественников — казнённых, репрессированных, высланных, по всему бесконечному ряду тех, чьи таланты не смогли раскрыться в полной мере, по несвершившимся открытиям и украденному чужому счастью. По бессмысленности страданий, которых могло не быть. Наконец, я горюю по своей разлуке с Россией, которую сложно переживать — в том числе из-за того, сколько в ней намешано разных противоречивых чувств. От ностальгии по стране, которой в том виде, в какой я её помню, уже на самом деле нет, — до удивления и злости от того, насколько при всём выматывающем опыте эмиграции мне оказалось проще заниматься своими исследованиями в чужой стране. Насколько больше поддержки я тут получаю, насколько лучше тут приспособлена среда (при всех негативных сторонах: жизнь в Англии, вопреки стереотипам о ней, вообще не сахар). Как много в России было передо мной бессмысленных препятствий, тупой бюрократии, какой-то повседневной грубости, некомпетентности. Как мало там было ресурсов — при всех великих ресурсах. Я злюсь, что всё так, как оно сложилось в моей жизни: нелепо, нелинейно. Я злюсь, что мне и дальше нужно жить эту жизнь такой, какая она есть, — со всем этим грузом, тоской, трудными чувствами.

Я боялась, что если позволю себе горевать, то не смогу справляться с повседневной жизнью, в которой сейчас много вызовов. Но оказалось, что можно переживать это — и всё же как-то дальше функционировать. Можно отчаиваться — и одновременно продолжать видеть смысл в своей работе, исследованиях, в преподавании, проектах, любить всё это. Можно быть наедине со своим страданием, — и не одной. Можно скучать по своей стране, помнить о ней, мечтать вернуться, — и каждый день открывать для себя, какой огромный мир лежит за её пределами. Он такой огромный, что одной жизни не хватит, чтобы увидеть и узнать о нём всё, и это обнадёживает, захватывает, это внушает постоянное желание искать и видеть. Всегда будет что-то ещё, кроме печали, что-то большее, — но одновременно будет и печаль. Всегда можно будет что-то сделать, что-то поменять, — но будут и вещи, которые уже не изменятся. Новый опыт будет нарастать вокруг свершившегося, но прошлое всегда останется в сердцевине. Если как-то уложить всё это в голове, и ещё постараться меньше бояться, думаю, можно найти способ действовать и верить. Но я пока только пробую.

Товарищ:ки, сегодня — последний день, чтобы подать заявку на мой онлайн-курс «История России в гендерной перспективе» в Новой школе политических наук.

Важная новость: заявок пришло уже так много, что мы с организаторами решили сделать не одну, а две группы на курсе (хочется взять как можно больше людей, но чтобы работа при этом была по максимуму индивидуализированная, все могли полноценно участвовать в семинарах). Занятия по новому расписанию будут проходить не только по вторникам, но и по субботам. Так что смело записывайтесь на курс, если хотели ходить, но по вторникам не могли: для вас теперь есть ещё один вариант.

Стартуем 27 февраля. Я (снова) переписала программу, и теперь мне, кажется, удалось уместить в этом курсе (почти) всё, что хотелось, плюс спроектировать задания так, чтобы было интересно слушателям разного уровня. Конечно, я также буду адаптировать программу под запросы студентов. Планирую на занятиях экспериментировать с разными педагогическими методиками, которым нас учили на курсах для преподавателей высшей школы в UCL. Честно говоря, я буквально спасаюсь сейчас мыслями об этом курсе, и очень надеюсь, что он получится по максимуму полезным и поддерживающим для слушателей.

Подробности — в закрёплённом посте и тут.

О чём моя диссертация (часть 3, завершение)

Только сейчас дошли руки завершить рассказ о будущей диссертации. Напомню, что с 2021 года я пишу докторскую по советской гендерной истории в Университетском колледже Лондона, где также преподаю. Я уже публиковала два поста о теме своего исследования: в первом рассказывала о концепции проекта, во втором — о первой главе, которую сейчас переписываю для публикации в журнале. Сегодня расскажу об оставшихся главах.

Я изучаю, в какой культуре росли советские девочки в послевоенное время (1946-1991) и как эта культура влияла на них. Это вопрос широкий, и чтобы ответить на него, можно пойти в разные стороны. Я решила сфокусироваться на нескольких группах источников. Первая глава исследования посвящена дискуссиям среди разных экспертов, причастных к образованию и воспитанию детей, о том, как растить девочек. Эта дискуссия шла довольно активно на страницах советской прессы, в исследованиях, популярных материалах, в университетах.

Вторую главу диссертации я хотела посвятить медийным дискурсам, визуальным репрезентациям и телесности, и остановилась в итоге на кино. Вышел довольно классический анализ того, как со временем менялся образ юных героинь и женского взросления в советских фильмах — от духоподъёмной «Зои» Лео Арнштама до мрачного кино перестройки. С обращением к воспоминаниям создателей фильмов (чтобы восстановить, как эти образы появились).

Третья глава посвящена советским политическим дискурсам вокруг девичества, которые я рассматриваю на примере международного мероприятия, прошедшего в Москве в 1970-е. Пока не хочу раскрывать подробности об этой главе. Скажу только, что мне повезло найти в российском архиве одиннадцать папок документов, с которыми ещё никто никогда не работал, плюс материалы в одном из архивов США, американскую, британскую, чешскую и польскую прессу о событии и даже записную книжку американской активистки, которая на это событие приезжала и всё на нём записывала (а ещё устроила вокруг него большой скандал, хехе). Богатый и многосторонний материал, который, конечно, не получилось бы собрать без помощи коллег — моей научной руководительницы Кристин Рот-Ай, историка Ника Кочековского и дорогого мужа Яна Сурмана (спасибо!).

Наконец, над четвертой и пятой главами я работаю прямо сейчас — и кажется, в итоге это будет всё-таки не две, а одна большая глава. Она посвящена девичеству от первого лица (наконец-то!), — а именно дневникам советских девочек и девушек, которые росли в 1940-80-е годы. Опять же, удалось собрать немало материала — 9 дневников (опубликованных и не опубликованных), плюс кое-что из воспоминаний (на них я опираюсь в меньшей степени, так как ретроспективные нарративы о детстве не слишком надёжны как источник). География вышла не плохая (не только Москва и Ленинград, но и Новосибирск, Казань, Тбилиси) хотя, конечно, хотелось бы её ещё расширить (посмотрим, что можно сделать). И тут мне снова сильно помогли — в первую очередь, сотрудники замечательного проекта «Прожито», а также подписчик этого канала Михаил (спасибо!). В главе я проанализирую, как реальные советские девочки воспринимали все те дискуссии, которые шли вокруг них в обществе, реагировали ли они на них, принимали или отрицали, какое представление они вообще формировали о себе. Маленький кусок из этой (ещё не дописанной) главы вот-вот выйдет в качестве статьи в журнале Girlhood Studies.

В общем, получается такой классический проект по культуральной истории, и мне пора его завершать. Пока план — дописать часть про дневники этой весной, а летом и осенью уже собирать всё воедино, писать введение и заключение, готовиться к защите. И уже нужно думать о будущей книге на основе диссертации (у историков тут принято публиковать монографию на основе докторской). В общем, дел невпроворот, чему я, честно говоря, рада: работа всегда спасала меня в тяжёлые времена и держала на плаву. Наверное, только благодаря работе я сохраняю присутствие духа и сейчас.

Скоро поделюсь с вами кое-каким популярным материалом на основе второй главы. Stay tuned!

Села читать посты канала «Минута в минуту», там восстанавливают последовательность сегоднящнего дня два года назад. Когда пошли цитаты из выступления Путина, закрыла. Невозможная жестокость. Кажется, за последние два года удалось как-то научиться жить в соседстве с ней, но немного остраняешься, и снова кровь стынет в жилах. Хочется замереть, претвориться мёртвой, либо заснуть. Самое жуткое, что всё это с нами теперь навсегда. Даже если мы когда-то выйдем и из этой войны, и из путинской диктатуры, то все равно вот этот опыт леденящего душу зверства будет будить по ночам. Сам факт его возможности, реальности, опыт сосуществования с ним. В последние два года я так явственно поняла, что мир, знание, красота, забота, равенство, свобода — лишь почти незаметный тонкий слой лака поверх кровавого месива человеческого существования. От малейшего воздействия этот слой легко слезает. Его поддержание требует постоянной работы: институтов, отдельных людей, слов. Постоянной реставрации. Теперь я знаю не в теории, что случается, когда реставратор засыпает. Но знание об этом стоило слишком дорого. Все мои мысли сегодня — с теми, кто заплатил эту цену. Своей жизнью, здоровьем, свободой, мечтами. Я скорблю по каждому.

Мой опыт академической эмиграции (часть 1)

Как и обещала, рассказываю о своём опыте академ. эмиграции. Он у меня, понятно, довольно специфический и шёл сначала на фоне репрессий, а потом войны. Но у кого он сегодня иной, правильно.

Преамбула. Я поступила за границу и переехала в Англию ещё до полномасштабного вторжения в Украину (моя программа началась в сентябре 2021 года). Одной из причин такого решения было то, что я видела всё меньше возможностей для профессионального развития в российской академии (и Высшей школе экономики, в частности). Российская система высшего образования, в которой я начала работать в качестве преподавательницы, а потом и исследовательницы, поразила меня уровнем эксплуатации сотрудников. Плюс мне было всё сложнее заниматься гендерной проблематикой на фоне идеологии «традиционных ценностей» и политического давления, которое со временем становилось более агрессивным. Наконец, меня не устраивал уровень профессионализма в российской академии — её изолированность и очень скудное представление ряда коллег (в том числе на руководящих должностях) о том, что происходит в их науке за пределами русскоязычной среды.

Анекдотический пример, который я часто привожу: во время собеседования на аспирантскую стипендию в Школе исторических наук ВШЭ один небезызвестный историк с солидной репутацией принялся уверять меня, что гендер даже в западной академии уже не так актуален, и поэтому зачем им вообще заниматься. У меня на тот момент была в печати статья в немецком научном журнале, где гендер был в названии, в абстракте и почти в каждом абзаце, и никто из коллег (среди которых были учёные из разных стран Европы) не усомнился в его актуальности (наоборот, очень хотели, чтобы гендерная оптика была представлена в специальном выпуске, посвящённом науке и власти). Я была уже отлично осведомлена, как много всего происходит в гендерных исследованиях за рубежом, насколько это нормальная часть примерно любой дисциплины — размышление о гендерном аспекте. В общем, я чувствовала себя очень странно, когда слушала подобные рассуждения, у меня в голове носились сомнения: может, это я ничего не знаю? Может я полностью оторвалась от реальности? А если проблема не во мне, то почему этот человек решает мою судьбу, определяет, получу ли я стипендию? И что он рассказывает студентам про науку «на Западе»? В общем, становилось всё печальнее в смысле возможностей профессионального роста, и а какой-то момент я решила, что пора в путь.

Поступила я на две программы в Британии и выбрала ту, на которой учусь сейчас (PhD по славистике/истории в Университетском колледже Лондона). Выбор я сделала по ряду факторов, одним из них была очень даже симпатичная стипендия, о которой писала тут.

Уезжала я с тяжёлым сердцем. Во-первых, мои ближайшие друзья из DOXA в тот момент сидели под домашним арестом и проходили по уголовному делу, и я не знала, какая судьба их ждёт. Во-вторых, более-менее всю сознательную жизнь я хотела работать в России и поэтому совсем не готовила себя к жизни за рубежом. Мой английский был на весьма печальном уровне, особенно разговорный, я особо ничего не знала про процесс эмиграции, как он выглядит психологически. Наконец, я плохо представляла себе, что происходит в британской академии, зачем им вообще то, чем я занимаюсь, какие там порядки. Было много страхов и тревоги. Забегая вперёд скажу, что часть из этих эмоций я всё ещё переживаю почти каждый день, даже спустя почти три года после отъезда.

Первое, что я поняла, прибыв в Британию, — это что я НИХУЯ не понимаю местные акценты. И дело не только в уровне английского. В последние годы у меня стал портиться слух (по словам врачей, это связано с внутричерепным давлением). И это, конечно, не лучший фактор для адаптации к новой языковой среде. В первые пару месяцев приходилось по пять раз переспрашивать барист в кофейне и продавцов в магазине, и от этого было очень стыдно. Хотя, конечно, это совершенно нормально и стыдиться таких вещей не нужно.

Продолжение следует…

Коллеги обсуждают в соцсетях новый текст Игоря Гулина о Юрии Олеше. Олеша — один из моих любимых писателей, а Гулин — критиков, поэтому статью я, конечно, посмотрела. Но всё время, пока читала, не могла отделаться от мысли об ограничениях классического литературоведческого подхода к таким писателям, как Олеша (и советской культуре вообще)? Мне сильно приелась и позиция литературоведа по отношению к тексту, которую я нахожу во многих статьях о литературе на русском (и иногда на английском), и фиксация на художественных средствах и выборах автор:ки, их постоянная перетрактовка и сравнение. Всё-таки произведение искусства — это больше, чем технология и биография, выбор и эффект, стиль и герой. Выход за пределы этих категорий, кстати, вполне обсуждают на российских факультетах филологии и культурологии, но почему-то в исследования и критику они в результате попадают редко.

Возьмём Олешу. Лично для меня тексты этого писателя — совсем не только про разочарованность в революции и невозможность письма. В моей жизни они имеют продолжение далеко за пределы того контекста, в которых зародились, и это, я уверена, тоже является фактом литературы и литературной теории, который требует анализа не в меньшей степени, чем жизнь Олеши или его приёмы. Дело в том, что «Три Толстяка» были моей самой любимой детской книгой, и сказать «любимой» тут значит не сказать ничего: я буквально сходила с ума по этой истории и перечитала её, кажется, сотни раз. Пережив своего создателя и проект, который он в ней пытался славить, история об артистах-революционерах и революционный заряд, сохранённый в ней, как в капсуле времени, дождался своей (пост)советской читательницы — и навсегда поразил её в самое сердце, заставив в десять лет отчаянно мечтать о революции, даже толком не зная, что это такое (как вы понимаете, всё это не прошло бесследно и для моей дальнейшей жизни, тут к гадалке не ходи).

Если переходить от личных впечатлений к исследовательским вопросам, сопряжённым с ними, то они будут следующими:

🔹 Как именно я и другие мои товарищи и товарищ:ки (я помню, как мы обсуждали книгу с друзьями!) читали эту историю сто лет спустя? Насколько это вообще было популярное чтение у постсоветских детей?
🔹Почему она так впечатлила нас? (Тут интересно подумать об автоэтнографической перспективе на литературу и её продуктивности).
🔹Может ли быть, что это впечатление что-то говорит о (предельно антиутопическом) постсоветском контексте в котором мы росли, о времени после истории (?), в котором по-новому раскрылся этот классический нарратив о прогрессе?
🔹Что тут можно сказать с точки зрения исследования читательской рецепции, с точки зрения исследований (пост)советского детства и девичества?
🔹А что в этой истории происходит с точки зрения гендера? По ощущению, немало, ведь революция в книжке смогла свершиться, только когда смелая девочка Суок претворилась куклой (предельное воплощение идеала девочки — нарядной, бессловесной, пассивной), чтобы стать невидимой и внешне неопасной и проникнуть в замок трёх толстяков, под самое сердце власти. С чем связан этот женский образ, что он нам говорит — и как выглядит его жизнь век спустя?

Я не видела ещё ни одного исследования Олеши и конкретно этого текста, рассмотренных в подобном ключе (киньте ими в меня, если я просто пропустила), и вообще маловато каких-то осмысленных рассуждений о постсоветском бытовании советской культуры и осколков революционного утопизма в плане их перепрочтения, рецепции (в том числе левоориентированных). А ведь это так интересно. И так важно. И создаёт столько новых возможностей для понимания этих произведений.

Вдогонку к предыдущему посту ловите кадр из советского фильма «Три Толстяка» (1966). Он мне тоже в детстве нравился, но меньше, чем книга. Думаю, фильм по-своему интересно реанимирует утопическое воображение оригинального текста в декорациях оттепели (доктор Арнери там такой типичный позднесоветский интеллигент).

Пусть этот фильм и будет нашим сегодняшним артефактом в постоянной рубрике #визуальныйпонедельник (его, кстати, легко найти в хорошем качестве на ютубе, — если вдруг мой сегодняшний пост вызвал у вас ностальгию и желание пересмотреть).

Ссылки по педагогике и образованию

Пошла уже вторая неделя курса «История России в гендерной перспективе», который я веду онлайн в Новой школе политических наук. Не могу нарадоваться, как неплохо мы продвигаемся! И это несмотря на разные вызовы, например, абсолютно неожиданное количество заявок или большой разброс и разнообразие внутри групп в плане специальностей и интересов участни:ц (но такие вызовы я люблю, мне нравится искать для них педагогические решения, при помощи которых их можно превратить в плюсы). Есть и неожиданности куда более неприятные, например, сегодня обнаружилось, что у части студентов из России без VPN недоступен инструмент Mentimeter (кто-то что-то об этом знает?). Но ничего, работаем.

Готовясь к курсу, перетряхивала скопившиеся материалы по педагогике и образовательному дизайну. Решила поделиться некоторыми из них с вами (помню, что здесь собралось много педагогов, вдруг что-то из этого пригодится). В подборке вы не найдёте книг по истории, теории или философии образования, преимущественно это короткие заметки и видео о практических вещах, например, о форматах, которые можно использовать на семинарах, или педагогических подходах. Если у вас похожие материалы в сохранёнках, делитесь ими в комментариях!

🍎 Хороший онлайн-гайд по феминистской педагогике от Центра образования Вандербильтского университета. По большей части посвящён ценностям в основе этого подхода, но есть там и практические советы, как их имплементировать. https://my.vanderbilt.edu/femped/
🍎 Когда мы с коллежан:ками делали Антиуниверситет, то преимущественно руководствовались идеями критической педагогики и даже не знали, что то, чем мы занимаемся, сегодня ещё и относят к так называемому подходу collaborative learning. По ссылке можно больше узнать о нём. https://feedbackfruits.com/blog/what-exactly-is-collaborative-learning
🍎 Классный формат для групповых занятий. В видео показано, как его можно использовать на занятии по минералогии, я же его адаптировала для курса по истории СССР в прошлом году (для последнего семинара, на котором мы проводили большую ревизию всего пройденного материала). Я заменила образцы минералов на исторические источники и попросила студентов их атрибутировать, обсудить и расположить на таймлайне советской истории. https://blogs.ubc.ca/wpvc/whole-class-jigsaw-activity/
🍎 Формат под названием “Team Based Learning” (первое видео — о самом методе, второе — пример его применения в обучении студентов медицинского факультета). www.youtube.com/watch?v=aZd4GBdiwY4; www.youtube.com/watch?v=57rpN4sYnZU
🍎 Почитываю материалы об адаптации системы Монтессори к образованию взрослых и обнаружила вот такой TED Talk Брайана Уолша о применении этой системы в образовательных программах в тюрьмах! Очень интересно. www.youtube.com/watch?v=MAQihRikgZM&ab_channel=TEDxTalks
🍎 Советы о том, как учить «сопротивляющихся» студентов. https://www.utimes.pitt.edu/news/teaching-pitt-5
🍎 Статья Дэвида Пэйса о том, как преподавателю организовывать обсуждение на политически заряженные и разобщающие темы — и так, чтобы все друг друга не поубивали (актуальная тема для британской высшей школы, надо признать). Автор предлагает 10 стратегий работы с такими темами. https://www.researchgate.net/publication/249037159_Controlled_Fission_Teaching_Supercharged_Subjects

К Международному женскому дню написала для любимого портала Arzamas о девочках и девичестве в советском кино — на примере пяти фильмов, известных и не очень. В материал вошли несколько кейсов из моей будущей диссертации (дай бог её в этом году дописать).

Спасибо команде проекта за приглашение!

Пользуясь случаем хочу поделиться, что испытываю большое удовольствие, наблюдая, как Arzamas продолжает делать такую умную и глубокую популяризацию (или скорее фасилитацию) современных гуманитарных и социальных исследований для широкой публики — без сюсюкания, не боясь сложных мест и полемики, с уважением к своему читателю. Спасибо и за это!

Ждём вас через полчаса на лекции «Женское* самообразование в истории феминизма»!

Заходите по ссылке