Филантропия, выгода, добро – найди лишнее
Одно из самых изящных последствий экономического неравенства – расцвет филантропии.
Филантропия позволяет олигархам тратить деньги в своих целях, избегая уплаты налогов и упреков со стороны общества: ее осуществляют через благотворительные и некоммерческие организации, не облагаемые налогами. Более того, перевод денег в такие организации часто считается формой уплаты налогов.
Теоретически – все правильно. Благотворительность обычно представляют, как помощь слабым и неимущим: сиротам, больным, собачьим приютам, в конце-концов. На системном уровне помощью этим группам должно заниматься государство, которое получает деньги с налогов. Но тут появляются миллиардеры и говорят: а давайте мы сами будем напрямую помогать этим людям (и песикам, если что) — а вы с нас налоги не берите. И американское государство соглашается и не берет налоги.
Уловка в том, кто распоряжается этими деньгами. Если олигарх отдает государству часть своих денег в виде налогов – ими распоряжается государственный аппарат. Если же олигарх переводит их в благотворительный фонд – то он и указывает фонду, куда и зачем их потратить. И в таком случае сироты с песиками, если что-то и получат, то только в последнюю очередь и самые крохи.
Так вот. В начале сентября Марк Цукерберг пожертвовал 250 миллионов долларов на проведение выборов президента. Для сравнения, в 2016 году штаб Трампа за 6 месяцев потратил на рекламу в Фейсбуке $44 млн – то есть почти в шесть раз меньше. Пожертвование проводилось через некоммерческую организацию Center for Tech and Civic Life (CTCL) – популярную у техно-олигархов НКО по вопросам выборов и гражданского общества. Это не пожертвование какому-то одному кандидату, а подарок местным правительствам, чтобы они смогли провести более безопасные и удобные выборы на фоне пандемии.
Однако, как отмечают эксперты по избирательному процессу, пожертвование Цукерберга выглядит очень странно и нелогично: слишком много денег, чтобы эффективно потратить их на заявленные цели в сжатые сроки. Поэтому эти деньги не пойдут на усиление безопасности голосующих и создание более удобных условий для волеизъявления – вместо этого они решат проблемы местных чиновников.
Так как организация выборов на фоне пандемии потребовала дополнительных затрат, в местных бюджетах образовались дыры. Чтобы перекрыть эти дыры, чиновникам нужно или урезать траты в других местах, или найти новые источники прибыли. Вот таким источником покрытия затрат могут стать деньги Цукерберга.
Чтобы получить грант, чиновники должны подать заявку и получить добро в благотворительном CTCL — то есть у самого Цукерберга. Таким образом, глава Facebook делает вложение, которое окупится ему далеко после выборов: приобретает лояльность и благодарность многих чиновников госаппарата. Другими словами, он массово скупает чиновников у всех на глазах под прикрытием добрых дел.
Так что:
1) филантропия – не то, чем кажется.
2) Цукерберг будет президентом.
P.S. Если хотите подробнее узнать, как американские миллиардеры отмывают деньги через филантропию, читайте книгу “Winners take all” Ананда Гиридхарадаса.
Одно из самых изящных последствий экономического неравенства – расцвет филантропии.
Филантропия позволяет олигархам тратить деньги в своих целях, избегая уплаты налогов и упреков со стороны общества: ее осуществляют через благотворительные и некоммерческие организации, не облагаемые налогами. Более того, перевод денег в такие организации часто считается формой уплаты налогов.
Теоретически – все правильно. Благотворительность обычно представляют, как помощь слабым и неимущим: сиротам, больным, собачьим приютам, в конце-концов. На системном уровне помощью этим группам должно заниматься государство, которое получает деньги с налогов. Но тут появляются миллиардеры и говорят: а давайте мы сами будем напрямую помогать этим людям (и песикам, если что) — а вы с нас налоги не берите. И американское государство соглашается и не берет налоги.
Уловка в том, кто распоряжается этими деньгами. Если олигарх отдает государству часть своих денег в виде налогов – ими распоряжается государственный аппарат. Если же олигарх переводит их в благотворительный фонд – то он и указывает фонду, куда и зачем их потратить. И в таком случае сироты с песиками, если что-то и получат, то только в последнюю очередь и самые крохи.
Так вот. В начале сентября Марк Цукерберг пожертвовал 250 миллионов долларов на проведение выборов президента. Для сравнения, в 2016 году штаб Трампа за 6 месяцев потратил на рекламу в Фейсбуке $44 млн – то есть почти в шесть раз меньше. Пожертвование проводилось через некоммерческую организацию Center for Tech and Civic Life (CTCL) – популярную у техно-олигархов НКО по вопросам выборов и гражданского общества. Это не пожертвование какому-то одному кандидату, а подарок местным правительствам, чтобы они смогли провести более безопасные и удобные выборы на фоне пандемии.
Однако, как отмечают эксперты по избирательному процессу, пожертвование Цукерберга выглядит очень странно и нелогично: слишком много денег, чтобы эффективно потратить их на заявленные цели в сжатые сроки. Поэтому эти деньги не пойдут на усиление безопасности голосующих и создание более удобных условий для волеизъявления – вместо этого они решат проблемы местных чиновников.
Так как организация выборов на фоне пандемии потребовала дополнительных затрат, в местных бюджетах образовались дыры. Чтобы перекрыть эти дыры, чиновникам нужно или урезать траты в других местах, или найти новые источники прибыли. Вот таким источником покрытия затрат могут стать деньги Цукерберга.
Чтобы получить грант, чиновники должны подать заявку и получить добро в благотворительном CTCL — то есть у самого Цукерберга. Таким образом, глава Facebook делает вложение, которое окупится ему далеко после выборов: приобретает лояльность и благодарность многих чиновников госаппарата. Другими словами, он массово скупает чиновников у всех на глазах под прикрытием добрых дел.
Так что:
1) филантропия – не то, чем кажется.
2) Цукерберг будет президентом.
P.S. Если хотите подробнее узнать, как американские миллиардеры отмывают деньги через филантропию, читайте книгу “Winners take all” Ананда Гиридхарадаса.
Словарь цифровой осознанности: нарративная экономика
В последние десятилетия экономисты исходят из того, что люди принимают решения не рационально, основываясь на числах и фактах, а иррационально – основываясь на эмоциях и ощущениях, часто противоречащих логике и здравому смыслу.
Лучший сборник доказательств этой мысли – книга нобелевского лауреата Даниеля Канемана “Думай медленно, решай быстро” (Thinking, Fast and Slow).
Большинство людей гораздо лучше усваивают информацию, если ее подать в виде цельной истории с драматургией и запоминающимися образами, чем в виде набора фактов, цифр и логических связей. Этой особенностью пользуются все, кому не лень – от маркетологов до аферистов.
Раз нарративы, или истории, чаще всего важнее фактов, значит, характер доминирующих историй напрямую влияет на экономику и финансы. Люди принимают решения о покупках, кредитах, учебе и так далее из-за тех глобальных историй, которые сейчас доминируют в обществе, а не на основе прогнозов и аналитики профильных специалистов.
Нобелевский лауреат Роберт Шиллер в последние годы разрабатывает направление нарративной экономики, согласно которой именно истории, модные тренды и общественные настроения играют большую роль, чем экономические показатели или прогнозы финансистов.
Например, сейчас один из основных доминирующих нарративов – история о том, как искусственный интеллект сделает людей бесполезными. Большинство людей не понимают, как работает ИИ, на что он способен и какие у него реальные перспективы развития. Тем не менее, большинство людей слышали о том, что роботы лишат всех работы, будут во всем нас превосходить и в конце концов поработят людей.
Этот нарратив вызывает ощущение беспомощности – иррационального чувства, которое влияет на поведение людей сильнее, чем, например, не очень убедительные рассказы о создании новых рабочих мест, сокращении рабочего дня или упрощении труда. У ИИ-оптимизма нет такого убедительного нарратива, как у ИИ-пессимизма – в том числе, нет таких ярких представителей, как Терминатор или Агент Смит.
Другой, крайне депрессивный и более, так сказать, виральный нарратив – пандемия.
Этих двух тем – доминации ИИ и катастрофических последствий пандемии – достаточно для того, чтобы запустить экономический кризис небывалых масштабов. Главными драйверами этого кризиса будут не столько экономические показатели, сколько апокалиптические настроения, обострившиеся за период локдауна и карантина.
Люди могут адаптироваться, научиться, переучиться — но только если у них будут эмоциональные силы на борьбу. Если же мы подойдем к кризису с опущенными руками и плак-плак на глазах, разыграется реальная драма и катастрофа.
Короче, настроение – важнее всего.
#чнс_словарь
В последние десятилетия экономисты исходят из того, что люди принимают решения не рационально, основываясь на числах и фактах, а иррационально – основываясь на эмоциях и ощущениях, часто противоречащих логике и здравому смыслу.
Лучший сборник доказательств этой мысли – книга нобелевского лауреата Даниеля Канемана “Думай медленно, решай быстро” (Thinking, Fast and Slow).
Большинство людей гораздо лучше усваивают информацию, если ее подать в виде цельной истории с драматургией и запоминающимися образами, чем в виде набора фактов, цифр и логических связей. Этой особенностью пользуются все, кому не лень – от маркетологов до аферистов.
Раз нарративы, или истории, чаще всего важнее фактов, значит, характер доминирующих историй напрямую влияет на экономику и финансы. Люди принимают решения о покупках, кредитах, учебе и так далее из-за тех глобальных историй, которые сейчас доминируют в обществе, а не на основе прогнозов и аналитики профильных специалистов.
Нобелевский лауреат Роберт Шиллер в последние годы разрабатывает направление нарративной экономики, согласно которой именно истории, модные тренды и общественные настроения играют большую роль, чем экономические показатели или прогнозы финансистов.
Например, сейчас один из основных доминирующих нарративов – история о том, как искусственный интеллект сделает людей бесполезными. Большинство людей не понимают, как работает ИИ, на что он способен и какие у него реальные перспективы развития. Тем не менее, большинство людей слышали о том, что роботы лишат всех работы, будут во всем нас превосходить и в конце концов поработят людей.
Этот нарратив вызывает ощущение беспомощности – иррационального чувства, которое влияет на поведение людей сильнее, чем, например, не очень убедительные рассказы о создании новых рабочих мест, сокращении рабочего дня или упрощении труда. У ИИ-оптимизма нет такого убедительного нарратива, как у ИИ-пессимизма – в том числе, нет таких ярких представителей, как Терминатор или Агент Смит.
Другой, крайне депрессивный и более, так сказать, виральный нарратив – пандемия.
Этих двух тем – доминации ИИ и катастрофических последствий пандемии – достаточно для того, чтобы запустить экономический кризис небывалых масштабов. Главными драйверами этого кризиса будут не столько экономические показатели, сколько апокалиптические настроения, обострившиеся за период локдауна и карантина.
Люди могут адаптироваться, научиться, переучиться — но только если у них будут эмоциональные силы на борьбу. Если же мы подойдем к кризису с опущенными руками и плак-плак на глазах, разыграется реальная драма и катастрофа.
Короче, настроение – важнее всего.
#чнс_словарь
Голосуем вниманием
Пользуясь социальными сетями, мы производим информацию нон-стоп, даже если “ничего не делаем” и просто скроллим.
Вот, допустим, мы не пишем в соцсеть и даже ничего не лайкаем – только читаем. Кажется, что в таких случаях мы пассивны, но на самом деле в это время мы производим тонну информации. Соцсеть узнаёт о том, какой пост мы прочитали, какой просмотрели, на каком задержались на секунду, а какой, не думая, пролистали. На основании этой информации выводится рейтинг публикаций и контента. На сборе и обработке такой “пассивной” информации о пользователях взлетел, например, ТикТок.
Мы безостановочно голосуем своим вниманием.
Даже пассивно поглощая контент, мы вносим свою лепту в борьбу между хорошим и трешовым контентом. Поэтому самый действенный способ борьбы с информационным трешем – полное его игнорирование.
Тут можно заметить: но ведь именно игнорирование “трешового” контента помещает нас в пузыри фильтров, когда мы перестаем обращать внимание на противоположную точку зрения, слушаем только то, что нам приятно — и оказываемся в эхо-камере. Разве это хорошо?
Конечно, плохо! Восприятие разных точек зрения – обязанность жителей информационного центра, в отличие от жителей информационных гетто, которые всегда видят одну сторону и не парятся.
Совет полностью игнорировать трешовый контент относится к некачественной информации, а не к аргументированному мнению, которое вам просто не нравится.
А какая же информация — некачественная? Нобелевский лауреат Герберт Саймон писал, что «информация потребляет внимание получающих ее людей. Следовательно, изобилие информации вызывает бедность внимания и необходимость распределять его между переизбытком источников информации, которые хотят его употребить».
Попробуйте спросить себя не “на что я готов потратить свое внимание?”, а “какой информации я готов позволить употребить мое внимание”? Какой тип контента чаще всего употребляет ваше внимание? За производство какого контента вы голосуете, останавливаясь и разглядывая/читая что-то?
Давайте бороться против ограбления нашего внимания и за чистоту наших лент – это реально делает мир лучше.
Напоследок вот вам коротенький чек-лист, который поможет вам отсеять трешовые аккаунты, из моей статьи «Цифровая гигиена»:
— Стараются ли они, когда пишут на свои страницы? Если нет, их немедленно необходимо устранить из ленты. Не будете же вы покупать в магазине криво сделанные вещи просто потому, что их там продают?
— Если стараются, нужно спросить себя: «У них получается?» Если нет — удаляйте. Старание, конечно, похвально: такие пользователи точно лучше, чем те, которые не стараются. Но зачем вам есть суп с мухой просто потому, что повар старался?
— Они стараются, у них получается, но полезна ли вам их информация? Нет? Вы знаете, что делать.
Пользуясь социальными сетями, мы производим информацию нон-стоп, даже если “ничего не делаем” и просто скроллим.
Вот, допустим, мы не пишем в соцсеть и даже ничего не лайкаем – только читаем. Кажется, что в таких случаях мы пассивны, но на самом деле в это время мы производим тонну информации. Соцсеть узнаёт о том, какой пост мы прочитали, какой просмотрели, на каком задержались на секунду, а какой, не думая, пролистали. На основании этой информации выводится рейтинг публикаций и контента. На сборе и обработке такой “пассивной” информации о пользователях взлетел, например, ТикТок.
Мы безостановочно голосуем своим вниманием.
Даже пассивно поглощая контент, мы вносим свою лепту в борьбу между хорошим и трешовым контентом. Поэтому самый действенный способ борьбы с информационным трешем – полное его игнорирование.
Тут можно заметить: но ведь именно игнорирование “трешового” контента помещает нас в пузыри фильтров, когда мы перестаем обращать внимание на противоположную точку зрения, слушаем только то, что нам приятно — и оказываемся в эхо-камере. Разве это хорошо?
Конечно, плохо! Восприятие разных точек зрения – обязанность жителей информационного центра, в отличие от жителей информационных гетто, которые всегда видят одну сторону и не парятся.
Совет полностью игнорировать трешовый контент относится к некачественной информации, а не к аргументированному мнению, которое вам просто не нравится.
А какая же информация — некачественная? Нобелевский лауреат Герберт Саймон писал, что «информация потребляет внимание получающих ее людей. Следовательно, изобилие информации вызывает бедность внимания и необходимость распределять его между переизбытком источников информации, которые хотят его употребить».
Попробуйте спросить себя не “на что я готов потратить свое внимание?”, а “какой информации я готов позволить употребить мое внимание”? Какой тип контента чаще всего употребляет ваше внимание? За производство какого контента вы голосуете, останавливаясь и разглядывая/читая что-то?
Давайте бороться против ограбления нашего внимания и за чистоту наших лент – это реально делает мир лучше.
Напоследок вот вам коротенький чек-лист, который поможет вам отсеять трешовые аккаунты, из моей статьи «Цифровая гигиена»:
— Стараются ли они, когда пишут на свои страницы? Если нет, их немедленно необходимо устранить из ленты. Не будете же вы покупать в магазине криво сделанные вещи просто потому, что их там продают?
— Если стараются, нужно спросить себя: «У них получается?» Если нет — удаляйте. Старание, конечно, похвально: такие пользователи точно лучше, чем те, которые не стараются. Но зачем вам есть суп с мухой просто потому, что повар старался?
— Они стараются, у них получается, но полезна ли вам их информация? Нет? Вы знаете, что делать.
«По ту сторону свободы и достоинства»
В книге «По ту сторону свободы и достоинства» Б. Ф. Скиннер рассматривает, как вынесенные в заглавие концепции мешают в полную силу развернуться науке об управлении поведением.
Человечество создало инструменты, благодаря которым можно буквально программировать поведение людей, направляя их желания и действия в нужное «программистам» русло. По мнению Скиннера, наука управления поведением людей может помочь нам справиться с ядерной угрозой, климатическими изменениями и другими глобальными проблемами. Но культурные нормы под давлением «литературы свободы» и «литературы достоинства» не позволяют науке управления поведением открыто развиваться. И это, по Скиннеру, – боль.
Под «литературой свободы» Скиннер подразумевает книги, фильмы, публицистику и любые формы призывов к борьбе против тираничной власти и ограничений свободы. Например, Оруэлловский «1984» показывает мрачный мир без свободы и призывает бороться за нее.
Такая литература не только говорит о ценности свободы, но и объясняет, что если и есть причина у человеческих несчастий — то это угнетение и ограничения. Она подстрекает людей выступать против наказаний и управления методом кнута. Однако несмотря на то, что такая литература преподносит свободу, как самоценность, она не учит, как ею распоряжаться: ее советы заканчиваются тогда, когда Большой Брат свергнут.
«Литература достоинства» призывает верить, что человек обладает свободой воли и способен выбирать, как жить. По мнению Скиннера, такая литература просто отказывается признавать, что личные достижения человека – это «результат действия сил, над которыми он не имеет контроля».
Литература достоинства призывает видеть в Стиве Джобсе незаменимого гения и создателя миров, а не винтик в системе Кремниевой долины, на месте которого мог бы оказаться любой другой хиппи-технарь. Мы хотим верить, что сами всего добились в своей жизни и испытываем дискомфорт, если нам указывают, насколько все наши успехи зависели от обстоятельств.
Обе эти концепции (свободы и достоинства) находятся в непримиримой вражде с наукой управления поведением, за которую так топит Скиннер и которую сейчас практикуют надзорные капиталисты.
Если все наши действия – это результат чьего-то программирования, значит, никакие наши заслуги не принадлежат нам самим? Такой подход лишает нас достоинства.
А если наши действия известны программисту на много ходов вперед – где же тогда наша свобода воли? Мы просто выполняем программу. А этот подход лишает нас свободы.
Скиннер призывает признать, что достоинство и свобода – иллюзорные конструкции, ценности прошлых эпох, которые мешают развитию самой важной социальной науки – науки управления поведением. Он обращался в своей книге к власть имущим, как бы подзадоривая их более открыто и научно управлять поведением масс. Хотя книга написана в 1971 году, во время чтения у меня сложилось ощущение, что в Кремниевой долине ее используют буквально как методичку, а Facebook и Google и вовсе уже давно живут по ту сторону свободы и достоинства.
По Скиннеру, я сам — как раз производитель литературы свободы и достоинства: я пишу о методах модификации и контроля поведения и выступаю против монополии маленькой кучки людей на эти техники — то есть как бы выступаю против Большого Брата. Но на самом деле я не против этих инструментов, а за их демократизацию, потому что считаю, что каждый должен сам стать программистом своего поведения.
#чнс_книги
В книге «По ту сторону свободы и достоинства» Б. Ф. Скиннер рассматривает, как вынесенные в заглавие концепции мешают в полную силу развернуться науке об управлении поведением.
Человечество создало инструменты, благодаря которым можно буквально программировать поведение людей, направляя их желания и действия в нужное «программистам» русло. По мнению Скиннера, наука управления поведением людей может помочь нам справиться с ядерной угрозой, климатическими изменениями и другими глобальными проблемами. Но культурные нормы под давлением «литературы свободы» и «литературы достоинства» не позволяют науке управления поведением открыто развиваться. И это, по Скиннеру, – боль.
Под «литературой свободы» Скиннер подразумевает книги, фильмы, публицистику и любые формы призывов к борьбе против тираничной власти и ограничений свободы. Например, Оруэлловский «1984» показывает мрачный мир без свободы и призывает бороться за нее.
Такая литература не только говорит о ценности свободы, но и объясняет, что если и есть причина у человеческих несчастий — то это угнетение и ограничения. Она подстрекает людей выступать против наказаний и управления методом кнута. Однако несмотря на то, что такая литература преподносит свободу, как самоценность, она не учит, как ею распоряжаться: ее советы заканчиваются тогда, когда Большой Брат свергнут.
«Литература достоинства» призывает верить, что человек обладает свободой воли и способен выбирать, как жить. По мнению Скиннера, такая литература просто отказывается признавать, что личные достижения человека – это «результат действия сил, над которыми он не имеет контроля».
Литература достоинства призывает видеть в Стиве Джобсе незаменимого гения и создателя миров, а не винтик в системе Кремниевой долины, на месте которого мог бы оказаться любой другой хиппи-технарь. Мы хотим верить, что сами всего добились в своей жизни и испытываем дискомфорт, если нам указывают, насколько все наши успехи зависели от обстоятельств.
Обе эти концепции (свободы и достоинства) находятся в непримиримой вражде с наукой управления поведением, за которую так топит Скиннер и которую сейчас практикуют надзорные капиталисты.
Если все наши действия – это результат чьего-то программирования, значит, никакие наши заслуги не принадлежат нам самим? Такой подход лишает нас достоинства.
А если наши действия известны программисту на много ходов вперед – где же тогда наша свобода воли? Мы просто выполняем программу. А этот подход лишает нас свободы.
Скиннер призывает признать, что достоинство и свобода – иллюзорные конструкции, ценности прошлых эпох, которые мешают развитию самой важной социальной науки – науки управления поведением. Он обращался в своей книге к власть имущим, как бы подзадоривая их более открыто и научно управлять поведением масс. Хотя книга написана в 1971 году, во время чтения у меня сложилось ощущение, что в Кремниевой долине ее используют буквально как методичку, а Facebook и Google и вовсе уже давно живут по ту сторону свободы и достоинства.
По Скиннеру, я сам — как раз производитель литературы свободы и достоинства: я пишу о методах модификации и контроля поведения и выступаю против монополии маленькой кучки людей на эти техники — то есть как бы выступаю против Большого Брата. Но на самом деле я не против этих инструментов, а за их демократизацию, потому что считаю, что каждый должен сам стать программистом своего поведения.
#чнс_книги
Сервис упрощения решений
Внимание человека и его когнитивные способности в целом ограниченны, а наша личная жизнь и работа заставляют нас принимать тысячи решений каждый день, многие из которых выходят за сферу нашей компетенции. Развитие искусственного интеллекта и больших данных дают возможность переложить на них принятие хотя бы части наших повседневных решений.
Уже сейчас ИИ помогает принимать решения финансистам, ученым, военным и бизнесменам, но пока еще нет ИИ-сервиса, который помогал бы обычным людям просчитывать последствия своих действий и принимать более взвешенные решения в личной и профессиональной жизни.
Пользователь мог бы предоставить такому сервису данные о себе и своем жизненном контексте и получить личного ИИ-предсказателя, который будет делать прогнозы, основанные на больших данных обо всех похожих на хозяина людях. Он будет представлять вашу текущую жизненную ситуацию, как пространство возможностей, предсказывать последствия выборов и советовать наиболее оптимальные решения.
О появлении таких сервисов «упрощения решений» в своей книге «Кому принадлежит будущее» пишет кибер-философ и пионер виртуальной реальности Джарон Ланье:
«При позитивных экономических раскладах, в будущем должен появиться такой пользовательский интерфейс, который сможет упростить жизнь людей не меньше, чем это сделали социальные сети. Этот интерфейс должен уменьшить количество принимаемых человеком решений и высвободить когнитивное пространство на свободную и креативную жизнь.
В будущем индустрия «упрощения решений» может регулироваться законом, и ей будет запрещено вступать в сговор с другими компаниями. Вы будете выбирать сервис упрощения решений, как сейчас выбираете брокера. У каждого такого сервиса будет свой личный стиль и компетенция, на основании которых он будет предлагать вам целые цепочки решений, а вы будете принимать или отвергать их по отдельности или все вместе. Можно будет переключиться между сервисами в любой момент. Таким сервисам будет запрещено иметь конфликт интересов».
Все необходимое для расцвета сервисов «упрощения решения» есть уже сейчас: его используют социальные сети, интернет-магазины и стриминговые сервисы. Но пока что они «упрощают решения» пользователей в собственных коммерческих интересах и в интересах своих клиентов — рекламодателей.
Нормальная работа сервисов «упрощения решений» невозможна без гарантий со стороны компаний, что они будут в первую очередь руководствоваться интересами конкретного пользователя и ничем более.
«Если еще немного погрузиться в утопию, можно представить, что услуги упрощения решений будут открытым рынком, куда смогут входить даже частные предприниматели. Подобно личным помощникам, определенные люди смогут эффективно и с удовольствием помогать упрощать выборы другим людям. Ну а кто-то будет пользоваться услугами облачных сервисов по упрощению решений – больших корпораций стоимостью в сотни миллиардов долларов», – мечтает Джарон Ланье.
Я тоже мечтаю о тех временах, когда ИИ отдадут в руки обычных пользователей, и мы сможем настраивать его исключительно под собственные нужды, а не под нужды рекламодателей и корпораций.
Внимание человека и его когнитивные способности в целом ограниченны, а наша личная жизнь и работа заставляют нас принимать тысячи решений каждый день, многие из которых выходят за сферу нашей компетенции. Развитие искусственного интеллекта и больших данных дают возможность переложить на них принятие хотя бы части наших повседневных решений.
Уже сейчас ИИ помогает принимать решения финансистам, ученым, военным и бизнесменам, но пока еще нет ИИ-сервиса, который помогал бы обычным людям просчитывать последствия своих действий и принимать более взвешенные решения в личной и профессиональной жизни.
Пользователь мог бы предоставить такому сервису данные о себе и своем жизненном контексте и получить личного ИИ-предсказателя, который будет делать прогнозы, основанные на больших данных обо всех похожих на хозяина людях. Он будет представлять вашу текущую жизненную ситуацию, как пространство возможностей, предсказывать последствия выборов и советовать наиболее оптимальные решения.
О появлении таких сервисов «упрощения решений» в своей книге «Кому принадлежит будущее» пишет кибер-философ и пионер виртуальной реальности Джарон Ланье:
«При позитивных экономических раскладах, в будущем должен появиться такой пользовательский интерфейс, который сможет упростить жизнь людей не меньше, чем это сделали социальные сети. Этот интерфейс должен уменьшить количество принимаемых человеком решений и высвободить когнитивное пространство на свободную и креативную жизнь.
В будущем индустрия «упрощения решений» может регулироваться законом, и ей будет запрещено вступать в сговор с другими компаниями. Вы будете выбирать сервис упрощения решений, как сейчас выбираете брокера. У каждого такого сервиса будет свой личный стиль и компетенция, на основании которых он будет предлагать вам целые цепочки решений, а вы будете принимать или отвергать их по отдельности или все вместе. Можно будет переключиться между сервисами в любой момент. Таким сервисам будет запрещено иметь конфликт интересов».
Все необходимое для расцвета сервисов «упрощения решения» есть уже сейчас: его используют социальные сети, интернет-магазины и стриминговые сервисы. Но пока что они «упрощают решения» пользователей в собственных коммерческих интересах и в интересах своих клиентов — рекламодателей.
Нормальная работа сервисов «упрощения решений» невозможна без гарантий со стороны компаний, что они будут в первую очередь руководствоваться интересами конкретного пользователя и ничем более.
«Если еще немного погрузиться в утопию, можно представить, что услуги упрощения решений будут открытым рынком, куда смогут входить даже частные предприниматели. Подобно личным помощникам, определенные люди смогут эффективно и с удовольствием помогать упрощать выборы другим людям. Ну а кто-то будет пользоваться услугами облачных сервисов по упрощению решений – больших корпораций стоимостью в сотни миллиардов долларов», – мечтает Джарон Ланье.
Я тоже мечтаю о тех временах, когда ИИ отдадут в руки обычных пользователей, и мы сможем настраивать его исключительно под собственные нужды, а не под нужды рекламодателей и корпораций.
Новости надзорного капитализма
Сотрудники Facebook обвиняет руководство компании в подыгрывании правым.
В частности их возмутило то, что цензоры Facebook недостаточно быстро отреагировали на видео консервативного медиа Breitbart, в котором говорилось об альтернативных методах лечения короны и о том, что маски носить не обязательно.
Через 6 часов после появления видео его удалили, но оно успело набрать больше 14 млн просмотров и разошлось по другим медиа. Сотрудники Facebook возмущались тем, что Breitbart остается одним из официальных новостных партнеров Facebook, то есть как бы авторизованным самой компанием источником “проверенных” новостей, но при этом выражает опасные для здоровья пользователей мнения и распространяет ковид-диссидентство.
Цукерберг напомнил своим сотрудникам, что Facebook наказывает медиа, которые распространяют дезинформацию – если это дело повторяется, то соцсеть имеет право урезать охват постов дезинформирующего медиа. Breitbart получил предупреждение и после этого три месяца ничего не нарушал. Сотрудников такое объяснение не утроило. Один из них захотел вынести сор из избы и продолжил собирать доказательства лояльности правым, чтобы уже публично обвинить своего работодателя. За это он, конечно, был уволен.
А недавно стало известно, что Facebook заключает с рекламными агентствами контракты, запрещающие им комментировать любую информацию, связанную с Facebook, без письменного разрешения от компании. В том числе после того, как они перестали работать с социальной сетью.
Google выдает полиции данные пользователей
Объем данных о пользователях, которые беспрерывно собирает, хранит и обрабатывает Google, стремится к бесконечности. Из этих неупорядоченных данных не только Google, но и много кто может извлечь смысл. Например, полиция неплохо извлекает из этих данных свежие идеи.
Этим летом некий Майкл Уильямс поджег машину своего недоброжелателя и скрылся с места преступления. Вскоре после этого Уильямса арестовали и судили за поджог. Сейчас стало известно, что полиция нашла поджигателя благодаря поисковому запросу в Google.
Копы запросили у Google IP-адреса всех людей, вводивших в поисковик адрес жертвы поджога. Один из адресов привел их к телефону Уильямса. По истории передвижений его симкарты обнаружилось, что в ночь поджога он находился рядом с машиной жертвы.
На судах и в следствиях в США используются данные фитнес-трекеров, умных колонок, а теперь в дело пошли поисковые запросы. Сотрудничество технокорпораций и правоохранителей крепчает на глазах и мы входим в эпоху новой прозрачности.
Спецслужбы требуют от Facebook ослабить шифрование
Япония и Индия присоединяется к странам Пяти Глаз (Америке, Великобритании, Австралии, Канаде и Новой Зеландии), и от Facebook требуют ослабить шифрование Messenger и WhatsApp для спецслужб этих стран.
Сейчас мессенджеры Цукерберга используют end-to-end шифрование, при котором содержимое сообщения не может прочитать никто, кроме отправителя и получателя. Спецслужбы хотят получить возможность расшифровывать переписки пользователей (формально этого не может даже сам Facebook).
Основная причина такого требования, по версии силовиков, – защита детей от сексуальной эксплуатации. Facebook сотрудничает с правоохранителями в борьбе с педофилами. Например, в прошлом году соцсеть передала в спецслужбы больше 65 млн изображений с сексуальным насилием над детьми.
Но силовикам такое сотрудничество кажется недостаточным, они хотят получить возможность читать переписки. Компания и пользователи опасаются, что если силовики получат в руки ключи для расшифровки, они станут злоупотреблять этим правом и будут использовать его в других целях.
Зашифрованные переписки – головная боль спецслужб всего мира. Например, закон Яровой тоже требовал от Telegram ослабить end-to-end шифрование для запросов российских спецслужб. Дуров отказался, и Telegram забанили. Но недавно, кстати, разбанили.
Сотрудники Facebook обвиняет руководство компании в подыгрывании правым.
В частности их возмутило то, что цензоры Facebook недостаточно быстро отреагировали на видео консервативного медиа Breitbart, в котором говорилось об альтернативных методах лечения короны и о том, что маски носить не обязательно.
Через 6 часов после появления видео его удалили, но оно успело набрать больше 14 млн просмотров и разошлось по другим медиа. Сотрудники Facebook возмущались тем, что Breitbart остается одним из официальных новостных партнеров Facebook, то есть как бы авторизованным самой компанием источником “проверенных” новостей, но при этом выражает опасные для здоровья пользователей мнения и распространяет ковид-диссидентство.
Цукерберг напомнил своим сотрудникам, что Facebook наказывает медиа, которые распространяют дезинформацию – если это дело повторяется, то соцсеть имеет право урезать охват постов дезинформирующего медиа. Breitbart получил предупреждение и после этого три месяца ничего не нарушал. Сотрудников такое объяснение не утроило. Один из них захотел вынести сор из избы и продолжил собирать доказательства лояльности правым, чтобы уже публично обвинить своего работодателя. За это он, конечно, был уволен.
А недавно стало известно, что Facebook заключает с рекламными агентствами контракты, запрещающие им комментировать любую информацию, связанную с Facebook, без письменного разрешения от компании. В том числе после того, как они перестали работать с социальной сетью.
Google выдает полиции данные пользователей
Объем данных о пользователях, которые беспрерывно собирает, хранит и обрабатывает Google, стремится к бесконечности. Из этих неупорядоченных данных не только Google, но и много кто может извлечь смысл. Например, полиция неплохо извлекает из этих данных свежие идеи.
Этим летом некий Майкл Уильямс поджег машину своего недоброжелателя и скрылся с места преступления. Вскоре после этого Уильямса арестовали и судили за поджог. Сейчас стало известно, что полиция нашла поджигателя благодаря поисковому запросу в Google.
Копы запросили у Google IP-адреса всех людей, вводивших в поисковик адрес жертвы поджога. Один из адресов привел их к телефону Уильямса. По истории передвижений его симкарты обнаружилось, что в ночь поджога он находился рядом с машиной жертвы.
На судах и в следствиях в США используются данные фитнес-трекеров, умных колонок, а теперь в дело пошли поисковые запросы. Сотрудничество технокорпораций и правоохранителей крепчает на глазах и мы входим в эпоху новой прозрачности.
Спецслужбы требуют от Facebook ослабить шифрование
Япония и Индия присоединяется к странам Пяти Глаз (Америке, Великобритании, Австралии, Канаде и Новой Зеландии), и от Facebook требуют ослабить шифрование Messenger и WhatsApp для спецслужб этих стран.
Сейчас мессенджеры Цукерберга используют end-to-end шифрование, при котором содержимое сообщения не может прочитать никто, кроме отправителя и получателя. Спецслужбы хотят получить возможность расшифровывать переписки пользователей (формально этого не может даже сам Facebook).
Основная причина такого требования, по версии силовиков, – защита детей от сексуальной эксплуатации. Facebook сотрудничает с правоохранителями в борьбе с педофилами. Например, в прошлом году соцсеть передала в спецслужбы больше 65 млн изображений с сексуальным насилием над детьми.
Но силовикам такое сотрудничество кажется недостаточным, они хотят получить возможность читать переписки. Компания и пользователи опасаются, что если силовики получат в руки ключи для расшифровки, они станут злоупотреблять этим правом и будут использовать его в других целях.
Зашифрованные переписки – головная боль спецслужб всего мира. Например, закон Яровой тоже требовал от Telegram ослабить end-to-end шифрование для запросов российских спецслужб. Дуров отказался, и Telegram забанили. Но недавно, кстати, разбанили.
Правила обращения с пользовательским контентом
Сейчас много говорят о том, что за информационную гигиену и безопасность пользователей должны отвечать сами социальные сети: разоблачать неправду, отстаивать объективность и вскрывать предвзятость.
Думаю, что централизованное установление правды – одновременно архаичная и антиутопичная практика. Архаичная — потому что люди потеряли уважение и доверие к любым “авторитетным” источникам. Антиутопичная – потому что предполагает чью-то монополию на правду. Эта идея обречена на провал. Поэтому инфо-гигиена и цифровая осознанность – дело рук каждого из нас. Так что давайте займемся ими прямо сейчас.
Чтобы правильно пользоваться информацией из соцсетей, нужно развивать навыки юриста, журналиста и детектива – задавать неудобные вопросы, требовать доказательств и исследовать цифровые улики.
Вот вам чек-лист правил обращения с пользовательским контентом в социальных сетях от News Literacy Project. Это набор вопросов и мини-инструкций, которые приучают мыслить критично и помогают защититься не только от интеллектуальных, но и от эмоциональных манипуляций в соцсетях.
– Проверяйте комментарии
Предоставил ли кто-то доказательства того, что утверждение в посте – неправда (или что это таки правда)?
– Читайте пост внимательно
Ссылается ли пост на источники, которым можно доверять, предоставляет ли реальные доказательства своего утверждения? Помните: шарлатаны часто пытаются выдать видео и фото, не имеющие отношения к их тезису, за “доказательства” правильности своих заведомо ложных утверждений.
– Поищите в других источниках
Не появлялись ли идентичные сообщения, но с других аккаунтов (это могут быть тролли/боты)? Качественные новостные агентства и фактчекинг организации писали об этом утверждении?
– Проверьте источник
Вы можете сказать, откуда взято это утверждение? Если нет, проверьте, насколько достоверны другие посты аккаунта, в котором вы прочитали это утверждение. Этот аккаунт ведут ответственно или он посвящен разжигающему рознь контенту?
– Читайте фактчекеров
Добавьте фактчекинговые организации в ленты своих соцсетей, чтобы понять, как работают паттерны дезинформации.
– Научитесь вести свой аккаунт правильно
Не делитесь мемами и постами, если вы не уверены, что они правдивы: делать так — значит усиливать дезинформацию. Не делитесь ссылками, если вы их сами не проверили.
– Помогайте другим
Подвергайте сомнению правдивость подозрительных постов от аккаунтов, на которые вы подписаны. Приводите ссылки для проверки фактов в комментариях. Обсуждайте с друзьями и семьей их информационные привычки.
– Развивайте навыки цифровой верификации
Научитесь пользоваться обратным поиском изображения, инструментами геолокации, искать архивные интернет-страницы и развивайте критическое мышление, чтобы самостоятельно проводить качественный фактчекинг.
Сейчас много говорят о том, что за информационную гигиену и безопасность пользователей должны отвечать сами социальные сети: разоблачать неправду, отстаивать объективность и вскрывать предвзятость.
Думаю, что централизованное установление правды – одновременно архаичная и антиутопичная практика. Архаичная — потому что люди потеряли уважение и доверие к любым “авторитетным” источникам. Антиутопичная – потому что предполагает чью-то монополию на правду. Эта идея обречена на провал. Поэтому инфо-гигиена и цифровая осознанность – дело рук каждого из нас. Так что давайте займемся ими прямо сейчас.
Чтобы правильно пользоваться информацией из соцсетей, нужно развивать навыки юриста, журналиста и детектива – задавать неудобные вопросы, требовать доказательств и исследовать цифровые улики.
Вот вам чек-лист правил обращения с пользовательским контентом в социальных сетях от News Literacy Project. Это набор вопросов и мини-инструкций, которые приучают мыслить критично и помогают защититься не только от интеллектуальных, но и от эмоциональных манипуляций в соцсетях.
– Проверяйте комментарии
Предоставил ли кто-то доказательства того, что утверждение в посте – неправда (или что это таки правда)?
– Читайте пост внимательно
Ссылается ли пост на источники, которым можно доверять, предоставляет ли реальные доказательства своего утверждения? Помните: шарлатаны часто пытаются выдать видео и фото, не имеющие отношения к их тезису, за “доказательства” правильности своих заведомо ложных утверждений.
– Поищите в других источниках
Не появлялись ли идентичные сообщения, но с других аккаунтов (это могут быть тролли/боты)? Качественные новостные агентства и фактчекинг организации писали об этом утверждении?
– Проверьте источник
Вы можете сказать, откуда взято это утверждение? Если нет, проверьте, насколько достоверны другие посты аккаунта, в котором вы прочитали это утверждение. Этот аккаунт ведут ответственно или он посвящен разжигающему рознь контенту?
– Читайте фактчекеров
Добавьте фактчекинговые организации в ленты своих соцсетей, чтобы понять, как работают паттерны дезинформации.
– Научитесь вести свой аккаунт правильно
Не делитесь мемами и постами, если вы не уверены, что они правдивы: делать так — значит усиливать дезинформацию. Не делитесь ссылками, если вы их сами не проверили.
– Помогайте другим
Подвергайте сомнению правдивость подозрительных постов от аккаунтов, на которые вы подписаны. Приводите ссылки для проверки фактов в комментариях. Обсуждайте с друзьями и семьей их информационные привычки.
– Развивайте навыки цифровой верификации
Научитесь пользоваться обратным поиском изображения, инструментами геолокации, искать архивные интернет-страницы и развивайте критическое мышление, чтобы самостоятельно проводить качественный фактчекинг.
Словарь цифровой осознанности: киберсуверенитет
Еще недавно мы смеялись над идеей суверенности в принципе и суверенного интернета в частности. А теперь государства и корпорации вступили в глобальную гонку по распилу интернета и установлению так называемых «киберсуверенитетов».
Киберсуверенитет — это независимость государства в вопросах работы интернета, при которой каждое правительство устанавливает собственные законы, ограничивающие поток информации внутри границ страны.
Китай – пионер установления киберсуверенитета. Запущенный в начале 2000-х проект «Золотой щит» (или Великий китайский firewall) показал всему миру, как эффективно фильтровать все содержимое интернета в рамках одной страны.
Киберсуверенитет во многом выстраивается вокруг независимости от международных платформ (Facebook, Google и т.д.) с миллиардами пользователей, для которых эти платформы – синоним интернета. В начале 2010-х Китай показал, как эффективно давить на корпорации вроде Google, сократив долю американской компании на китайском рынке поисковых запросов с 36% до 2%. Также Китаю удалось создать своих интернет-гигантов вроде Alibaba, Tencent и Baidu, некоторые из которых сами вышли на международный рынок и начали «угрожать киберсуверенитету» других стран, то есть стали предоставлять удобные и качественные услуги на экспорт.
Расцвет национализма, приход к власти в США Дональда Трампа, пандемия и следующий за ней всемирный экономический кризис привели к тому, что идея киберсуверенитета стала идеей-фикс для большинства стран мира.
Можно сказать, что началась война за интернет.
В гонке за киберсуверенитетом государства хотят либо получить право цензурировать платформы типа Twitter и Youtube “сверху”, либо вообще вытеснить их с рынка и создать собственные, подотчетные государству. Индия массово банит китайские приложения, США угрожает забанить TikTok, а Украина угрожает преследованием пользователем забаненного российского Вконтакта — всё под предлогом угрозы национальной безопасности.
Самая неочевидная причина стремления к кибер-суверенитету – развитие искусственного интеллекта.
ИИ – ключевая технология нашего времени, и для ее развития нужно как можно больше качественных данных о людях и их деятельности. Правительства стран все лучше понимают, что информация о гражданах — это экономический ресурс, и больше не хотят бесплатно отдавать ее международным корпорациям вроде Google.
Все это ведет к смерти свободного интернета таким, каким мы его знали раньше.
#чнс_словарь
Еще недавно мы смеялись над идеей суверенности в принципе и суверенного интернета в частности. А теперь государства и корпорации вступили в глобальную гонку по распилу интернета и установлению так называемых «киберсуверенитетов».
Киберсуверенитет — это независимость государства в вопросах работы интернета, при которой каждое правительство устанавливает собственные законы, ограничивающие поток информации внутри границ страны.
Китай – пионер установления киберсуверенитета. Запущенный в начале 2000-х проект «Золотой щит» (или Великий китайский firewall) показал всему миру, как эффективно фильтровать все содержимое интернета в рамках одной страны.
Киберсуверенитет во многом выстраивается вокруг независимости от международных платформ (Facebook, Google и т.д.) с миллиардами пользователей, для которых эти платформы – синоним интернета. В начале 2010-х Китай показал, как эффективно давить на корпорации вроде Google, сократив долю американской компании на китайском рынке поисковых запросов с 36% до 2%. Также Китаю удалось создать своих интернет-гигантов вроде Alibaba, Tencent и Baidu, некоторые из которых сами вышли на международный рынок и начали «угрожать киберсуверенитету» других стран, то есть стали предоставлять удобные и качественные услуги на экспорт.
Расцвет национализма, приход к власти в США Дональда Трампа, пандемия и следующий за ней всемирный экономический кризис привели к тому, что идея киберсуверенитета стала идеей-фикс для большинства стран мира.
Можно сказать, что началась война за интернет.
В гонке за киберсуверенитетом государства хотят либо получить право цензурировать платформы типа Twitter и Youtube “сверху”, либо вообще вытеснить их с рынка и создать собственные, подотчетные государству. Индия массово банит китайские приложения, США угрожает забанить TikTok, а Украина угрожает преследованием пользователем забаненного российского Вконтакта — всё под предлогом угрозы национальной безопасности.
Самая неочевидная причина стремления к кибер-суверенитету – развитие искусственного интеллекта.
ИИ – ключевая технология нашего времени, и для ее развития нужно как можно больше качественных данных о людях и их деятельности. Правительства стран все лучше понимают, что информация о гражданах — это экономический ресурс, и больше не хотят бесплатно отдавать ее международным корпорациям вроде Google.
Все это ведет к смерти свободного интернета таким, каким мы его знали раньше.
#чнс_словарь
Почему часто люди утверждают одно, а делают другое?
Например, идеи человека могут звучать очень агрессивно и вызывающе, а сам он живет тихой низкоэнергичной жизнью. Или наоборот: исповедующий буддизм и доброту на деле ведет себя, как типичный харасер и абьюзер, хотя и цитирует при этом Писание.
Дело в том, что в большинстве случаев идеи оказываются в центре нашей личности не потому, что мы убедились в их истинности, а просто потому, что много раз их слышали. Как пишет исследователь когнитивных искажений Дениэль Канеман, «четыре повторения – надежный способ заставить людей поверить неправде, потому что отличить истину от чего-то знакомого нелегко».
Мне кажется, что в центре личности большинства людей лежат именно такие идеи — случайные следствия бездумных повторений, социального научения, ничего общего с истиной не имеющие. Идеи начинают считать истинами не потому, что люди их осознали и приняли, а потому что их легче вспомнить — как рекламный слоган.
Самый сложный трюк здесь — научиться относиться со скептической рациональностью к тому, во что ты сам веришь, как во что-то очевидное. Это гораздо труднее, чем бороться против очевидных заблуждений. Полностью переосознать все идеи не получится — но чем больше идей вы захватите таким анализом, тем больше контроля у вас будет над своими чувствами и действиями.
Подумайте также о том, как высказанные вами идеи могут повлиять на личности других людей.
Даже если идеи попадают в центр личности только из-за повторения, есть большая разница, что за набор идей там оказывается: это могут быть вредоносные и агрессивные идеи, которые способствуют разрушениям и гниению — а могут быть конструктивные творческие идеи, благодаря которым создаются искусство и технологии.
Я не хочу нудить и лишний раз напоминать, что на каждом из нас лежит ответственность за то, какие идеи мы распространяем. Я скорее призываю подумать, что распространение идей — это возможность сделать всех лучше. Причем не ценой титанических усилий и бесконечных споров, а просто через ненавязчивое, но настойчивое напоминание о правде.
Например, идеи человека могут звучать очень агрессивно и вызывающе, а сам он живет тихой низкоэнергичной жизнью. Или наоборот: исповедующий буддизм и доброту на деле ведет себя, как типичный харасер и абьюзер, хотя и цитирует при этом Писание.
Дело в том, что в большинстве случаев идеи оказываются в центре нашей личности не потому, что мы убедились в их истинности, а просто потому, что много раз их слышали. Как пишет исследователь когнитивных искажений Дениэль Канеман, «четыре повторения – надежный способ заставить людей поверить неправде, потому что отличить истину от чего-то знакомого нелегко».
Мне кажется, что в центре личности большинства людей лежат именно такие идеи — случайные следствия бездумных повторений, социального научения, ничего общего с истиной не имеющие. Идеи начинают считать истинами не потому, что люди их осознали и приняли, а потому что их легче вспомнить — как рекламный слоган.
Самый сложный трюк здесь — научиться относиться со скептической рациональностью к тому, во что ты сам веришь, как во что-то очевидное. Это гораздо труднее, чем бороться против очевидных заблуждений. Полностью переосознать все идеи не получится — но чем больше идей вы захватите таким анализом, тем больше контроля у вас будет над своими чувствами и действиями.
Подумайте также о том, как высказанные вами идеи могут повлиять на личности других людей.
Даже если идеи попадают в центр личности только из-за повторения, есть большая разница, что за набор идей там оказывается: это могут быть вредоносные и агрессивные идеи, которые способствуют разрушениям и гниению — а могут быть конструктивные творческие идеи, благодаря которым создаются искусство и технологии.
Я не хочу нудить и лишний раз напоминать, что на каждом из нас лежит ответственность за то, какие идеи мы распространяем. Я скорее призываю подумать, что распространение идей — это возможность сделать всех лучше. Причем не ценой титанических усилий и бесконечных споров, а просто через ненавязчивое, но настойчивое напоминание о правде.
Идеи — это вирусы
Французский социолог Гюстав Лебон в конце XIX века писал в книге «Психология народов»:
«Идеи, правящие учреждениями народов, претерпевают очень длинную эволюцию. Образуясь очень медленно, они вместе с тем очень медленно исчезают. Став для просвещенных умов очевидными заблуждениями, они еще очень долгое время остаются неоспоримыми истинами для толпы и продолжают оказывать свое действие на темные народные массы. Если трудно внушить новую идею, то не менее трудно уничтожить старую. Человечество постоянно с отчаянием цепляется за мертвые идеи и мертвых богов».
Эту же идею в наши дни пытается обьяснить нобелевский лауреат по экономике Роберт Шиллер. Он сравнивает жизненный цикл нарративов — или доминирующих в обществе идей — с вирусными эпидемиями. Как любая эпидемия рано или поздно подходит к концу – так и человек и общество «выздоравливают» и перестают верить и обсуждать определенный нарратив или идею.
«Люди заражаются друг от друг через разговор – вживую, по телефону или через социальную сеть. Заражение распротранятеся от одного новостного ресурса и ток-шоу к другому», — пишет Шиллер. Носитель вируса-идеи начинает вести себя определенным образом: например, отказывается от мяса, покупает определенную марку смартфона, ходит в модный бар и так далее.
Каждый из нас миллион раз видел, как наши знакомые “уверовали” во что-то, или «заболели» чем-то, фанатично практиковали, а потом забили — то есть «выздоровели» от вирусной идеи. Да и сами мы за жизнь не раз переболели такими культурными вирусами.
Вирусы-идеи по-разному ложатся на разных людей. Особенности ментального иммунитета делают нас уязвимыми к одним идеям и напрочь резистентными к другим. У правых и левых, бедных и богатых, образованных и безграмотных есть свой набор любимых вирусов, значительная часть из которых не пересекаются между собой.
Есть вирусы, общие для всех людей в определенный период истории. Например, сейчас один из самых злостных вирусов – вирус капитализма. Мы все им заражены, хотя болеем по-разному, с разными симптомами и осложнениями.
Богатые бьются в лихорадке «погони за сверхприбылью», которая искажает их чувство реальности. Яркий пример – самый богатый человек в мире Джефф Безос, который не платит налоги и следит за своими сотрудниками, чтобы они, не дай бог, не организовали профсоюз и не потребовали улучшить их условия работы.
Мой любимый симптом “капиталистического” вируса у бедных – острая айфоновая недостаточность: она истощает их до такой степени, что они готовы брать кредиты и жертвовать своим благополучием, лишь бы отпустило. Последние годы люди смотрят презентации айфонов с одним и тем же чувством: «Опять осеннее обострение, да что ж такое, опять нужно деньги откладывать и покупать тот же айфон, но еще дороже. Да когда же это закончится!».
Но сейчас у меня складывается стойкое впечатление, что вирус капитализма — на пороге вырождения.
Надзорный капитализм – лебединая песнь капитализма. Частная собственность, юридическое равенство и свобода предпринимательства – все это уже зашаталось под натиском цифровых олигархов и авторитарных правителей, в руках которых сконцентрировались самые мощные цифровые инструменты управления и манипуляции.
Что будет дальше? Не знаю. Возможно, цифровой феодализм.
Французский социолог Гюстав Лебон в конце XIX века писал в книге «Психология народов»:
«Идеи, правящие учреждениями народов, претерпевают очень длинную эволюцию. Образуясь очень медленно, они вместе с тем очень медленно исчезают. Став для просвещенных умов очевидными заблуждениями, они еще очень долгое время остаются неоспоримыми истинами для толпы и продолжают оказывать свое действие на темные народные массы. Если трудно внушить новую идею, то не менее трудно уничтожить старую. Человечество постоянно с отчаянием цепляется за мертвые идеи и мертвых богов».
Эту же идею в наши дни пытается обьяснить нобелевский лауреат по экономике Роберт Шиллер. Он сравнивает жизненный цикл нарративов — или доминирующих в обществе идей — с вирусными эпидемиями. Как любая эпидемия рано или поздно подходит к концу – так и человек и общество «выздоравливают» и перестают верить и обсуждать определенный нарратив или идею.
«Люди заражаются друг от друг через разговор – вживую, по телефону или через социальную сеть. Заражение распротранятеся от одного новостного ресурса и ток-шоу к другому», — пишет Шиллер. Носитель вируса-идеи начинает вести себя определенным образом: например, отказывается от мяса, покупает определенную марку смартфона, ходит в модный бар и так далее.
Каждый из нас миллион раз видел, как наши знакомые “уверовали” во что-то, или «заболели» чем-то, фанатично практиковали, а потом забили — то есть «выздоровели» от вирусной идеи. Да и сами мы за жизнь не раз переболели такими культурными вирусами.
Вирусы-идеи по-разному ложатся на разных людей. Особенности ментального иммунитета делают нас уязвимыми к одним идеям и напрочь резистентными к другим. У правых и левых, бедных и богатых, образованных и безграмотных есть свой набор любимых вирусов, значительная часть из которых не пересекаются между собой.
Есть вирусы, общие для всех людей в определенный период истории. Например, сейчас один из самых злостных вирусов – вирус капитализма. Мы все им заражены, хотя болеем по-разному, с разными симптомами и осложнениями.
Богатые бьются в лихорадке «погони за сверхприбылью», которая искажает их чувство реальности. Яркий пример – самый богатый человек в мире Джефф Безос, который не платит налоги и следит за своими сотрудниками, чтобы они, не дай бог, не организовали профсоюз и не потребовали улучшить их условия работы.
Мой любимый симптом “капиталистического” вируса у бедных – острая айфоновая недостаточность: она истощает их до такой степени, что они готовы брать кредиты и жертвовать своим благополучием, лишь бы отпустило. Последние годы люди смотрят презентации айфонов с одним и тем же чувством: «Опять осеннее обострение, да что ж такое, опять нужно деньги откладывать и покупать тот же айфон, но еще дороже. Да когда же это закончится!».
Но сейчас у меня складывается стойкое впечатление, что вирус капитализма — на пороге вырождения.
Надзорный капитализм – лебединая песнь капитализма. Частная собственность, юридическое равенство и свобода предпринимательства – все это уже зашаталось под натиском цифровых олигархов и авторитарных правителей, в руках которых сконцентрировались самые мощные цифровые инструменты управления и манипуляции.
Что будет дальше? Не знаю. Возможно, цифровой феодализм.
Словарь цифровой осознанности: эпистемное неравенство
Эпистемное неравенство, в отличии от экономического, заключается не в разнице доходов, а в разнице доступа к знаниям и информации: это все более увеличивающийся разрыв между тем, что известно нам, и тем, что известно о нас власть имущим.
Шошана Зубофф пишет: «Тот, у кого больше знаний о нас, получает и больше власти над нами. Поэтому усугубление эпистемного неравенства приводит к увеличению разницы между тем, что можем сделать мы, и тем, что можно сделать с нами».
В основе эпистемного неравенства лежит не только неравный доступ к данным, но и неравенство в доступе к вычислительным мощностям, эти данные обрабатывающим. В более широком смысле эпистемное неравенство возникает на основе технологического неравенства, которое, в свою очередь, связано с экономическим неравенством, так что круг неравенства замкнут.
«Никто до конца не осознает, кто, какие и о ком данные собрал. У некоторых организаций, таких как Агенство Национальной Безопасности США, информации больше, чем у всех остальных, но даже они не осознают весь спектр алгоритмов, которые коммерческие и правительственные структуры применяют к личным данным, и что из этого получается», – пишет компьютерный ученый Джарон Ланье.
Обладание властью (будь то финансовая, экономическая или политическая власть) в современном мире неразрывно связано с информационным превосходством: у кого больше данных, тот и принимает самые верные решения и получает лучшие результаты.
Ясно одно: людям – источникам собираемой информации – принадлежит наименьшее количество данных, и они же извлекают из них наименьшую выгоду.
Тем не менее, современные технологии и доступ к знаниям позволяют каждому из нас поучаствовать в перемене этого баланса сил. Чем лучше человек знает самого себя и мир вокруг, тем более высокое место в информационной иерархии он занимает. Пока что алгоритмы не настолько хороши, чтобы понимать осознанного человека лучше, чем он понимает себя сам. Поэтому познание самого себя может стать реальным вкладом в борьбе против эпистемного неравенства.
#чнс_словарь
Эпистемное неравенство, в отличии от экономического, заключается не в разнице доходов, а в разнице доступа к знаниям и информации: это все более увеличивающийся разрыв между тем, что известно нам, и тем, что известно о нас власть имущим.
Шошана Зубофф пишет: «Тот, у кого больше знаний о нас, получает и больше власти над нами. Поэтому усугубление эпистемного неравенства приводит к увеличению разницы между тем, что можем сделать мы, и тем, что можно сделать с нами».
В основе эпистемного неравенства лежит не только неравный доступ к данным, но и неравенство в доступе к вычислительным мощностям, эти данные обрабатывающим. В более широком смысле эпистемное неравенство возникает на основе технологического неравенства, которое, в свою очередь, связано с экономическим неравенством, так что круг неравенства замкнут.
«Никто до конца не осознает, кто, какие и о ком данные собрал. У некоторых организаций, таких как Агенство Национальной Безопасности США, информации больше, чем у всех остальных, но даже они не осознают весь спектр алгоритмов, которые коммерческие и правительственные структуры применяют к личным данным, и что из этого получается», – пишет компьютерный ученый Джарон Ланье.
Обладание властью (будь то финансовая, экономическая или политическая власть) в современном мире неразрывно связано с информационным превосходством: у кого больше данных, тот и принимает самые верные решения и получает лучшие результаты.
Ясно одно: людям – источникам собираемой информации – принадлежит наименьшее количество данных, и они же извлекают из них наименьшую выгоду.
Тем не менее, современные технологии и доступ к знаниям позволяют каждому из нас поучаствовать в перемене этого баланса сил. Чем лучше человек знает самого себя и мир вокруг, тем более высокое место в информационной иерархии он занимает. Пока что алгоритмы не настолько хороши, чтобы понимать осознанного человека лучше, чем он понимает себя сам. Поэтому познание самого себя может стать реальным вкладом в борьбе против эпистемного неравенства.
#чнс_словарь
Стоит различать безопасность и приватность, когда мы говорим о цифровом мире.
Безопасность – это защита данных от посторонних лиц, которые пытаются украсть у нас конкретные вещи: номер кредитной карты, пароль от почты или аккаунтов в соцсетях и т.д. В этом случае мы защищаемся от злоумышленников, нарушающих закон.
Приватность – это защита от слежки за нашими действиями. Эта слежка чаще всего проводится с коммерческой, политической или правоохранительной целью.
Самое интересное — за нами следят чаще всего вполне законно. Компании вроде Google следят с нашего формального согласия, а в обмен предоставляют бесплатные услуги. Тотальная слежка спецслужб, вроде АНБ, о которой миру поведал Сноуден, тоже делают это как бы с нашего согласия: например, чтобы защитить нас от террористов. Недавно, правда, суд выяснил, что прослушка АНБ за много лет не предотвратила ни одной террористической атаки, но какая разница.
Дальнейшее развитие технологий усугубляет проблемы в обеих сферах.
Развитие интернета вещей (IoT) приведет к тому, что хакеры смогут взломать вообще все что угодно: от медицинского импланта до беспилотной машины – и нанести непоправимый вред миллионам людей. Хотя будут развиваться и технологии защиты, которые, по идее, смогут сбалансировать угрозы нашей безопасности — в их развитии заинтересованы все ключевые игроки: бизнес, финансовый сектор, военные и так далее.
А вот у сохранения приватности перспектив практически нет. Соотношение технологий и концепций, которые уничтожают приватность, к тем, которые ее охраняют – наверное, 100 к 1. Безопасность, медицина, сфера услуг, работа, индустрия развлечений – куда ни ткнись, везде отчетливо сияет курс на сокращение приватности. Все меньше личного, все больше публичного.
Сейчас люди говорят: «мне нечего скрывать, я же не преступник – поэтому я не парюсь, что за мной наблюдают». Но они так говорят только потому, что в обществе все еще сохраняется нарратив приватности. И даже если умом они понимают, что за ними следят, никаких ощутимых последствий этой слежки они не испытывают – и потому-то и забивают и забывают об этом.
Вот вам пара фантазий о будущем.
Поссорился с домашними – потерял социальные баллы, а вечером тебя не пустили в бар: потому что остынь. Напал жор и съел пару бутербродов в ночи – утром обнаружил, что твоя медицинская страховка стала дороже, потому что ты «не соблюдаешь гайдлайны». Ну и так далее (за примерами из настоящего обращайтесь в Китай и Северную Корею).
Один дзенский монах пару веков назад учил императора, как перестать нервничать на публике: «Когда я принимаю гостей, я чувствую и веду себя так, как будто я один в своей келье. А когда я один в своей келье, я чувствую и веду себя так, как будто вокруг меня большое общество».
По ходу, нам всем пора приобщаться к этой мудрости.
Безопасность – это защита данных от посторонних лиц, которые пытаются украсть у нас конкретные вещи: номер кредитной карты, пароль от почты или аккаунтов в соцсетях и т.д. В этом случае мы защищаемся от злоумышленников, нарушающих закон.
Приватность – это защита от слежки за нашими действиями. Эта слежка чаще всего проводится с коммерческой, политической или правоохранительной целью.
Самое интересное — за нами следят чаще всего вполне законно. Компании вроде Google следят с нашего формального согласия, а в обмен предоставляют бесплатные услуги. Тотальная слежка спецслужб, вроде АНБ, о которой миру поведал Сноуден, тоже делают это как бы с нашего согласия: например, чтобы защитить нас от террористов. Недавно, правда, суд выяснил, что прослушка АНБ за много лет не предотвратила ни одной террористической атаки, но какая разница.
Дальнейшее развитие технологий усугубляет проблемы в обеих сферах.
Развитие интернета вещей (IoT) приведет к тому, что хакеры смогут взломать вообще все что угодно: от медицинского импланта до беспилотной машины – и нанести непоправимый вред миллионам людей. Хотя будут развиваться и технологии защиты, которые, по идее, смогут сбалансировать угрозы нашей безопасности — в их развитии заинтересованы все ключевые игроки: бизнес, финансовый сектор, военные и так далее.
А вот у сохранения приватности перспектив практически нет. Соотношение технологий и концепций, которые уничтожают приватность, к тем, которые ее охраняют – наверное, 100 к 1. Безопасность, медицина, сфера услуг, работа, индустрия развлечений – куда ни ткнись, везде отчетливо сияет курс на сокращение приватности. Все меньше личного, все больше публичного.
Сейчас люди говорят: «мне нечего скрывать, я же не преступник – поэтому я не парюсь, что за мной наблюдают». Но они так говорят только потому, что в обществе все еще сохраняется нарратив приватности. И даже если умом они понимают, что за ними следят, никаких ощутимых последствий этой слежки они не испытывают – и потому-то и забивают и забывают об этом.
Вот вам пара фантазий о будущем.
Поссорился с домашними – потерял социальные баллы, а вечером тебя не пустили в бар: потому что остынь. Напал жор и съел пару бутербродов в ночи – утром обнаружил, что твоя медицинская страховка стала дороже, потому что ты «не соблюдаешь гайдлайны». Ну и так далее (за примерами из настоящего обращайтесь в Китай и Северную Корею).
Один дзенский монах пару веков назад учил императора, как перестать нервничать на публике: «Когда я принимаю гостей, я чувствую и веду себя так, как будто я один в своей келье. А когда я один в своей келье, я чувствую и веду себя так, как будто вокруг меня большое общество».
По ходу, нам всем пора приобщаться к этой мудрости.
В 2018 году в журнале «Science» опубликовали данные исследования, в котором ученые проанализировали 126 000 твитов 3 млн пользователей за чуть больше чем 10 лет. И оказалось, что ложные новости расходятся значительно быстрее и охватывают значительно большую аудиторию, чем правдивые.
Фейковые новости репостят на 70% чаще. Самые популярные фейковые новости читали вплоть до 100 000 человек, тогда как правдивые новости редко добирались даже до 1000 пользователей.
В целом фейковые новости набирают 1500 прочтений в шесть раз быстрее, чем правдивые. Ложные новости о бизнесе, терроризме и войне, науке и технологиях, шоу бизнесе – распространяются значительно быстрее правдивых новостей на те же темы. Но быстрее всего расходятся политические фейк ньюз.
Один из самых интересных выводов, к которым пришли ученые, звучит так: «В отличие от общепринятого мнения, роботы ускоряли распространение и правдивых, и ложных новостей с одинаковой силой. Так что именно люди, а не роботы, ответственны за большую популярность фейковых, а не достоверных новостей».
Я уже несколько лет изучаю надзорный капитализм и механизмы соцсетей и пишу о них статьи. Я прекрасно понимаю, до какой степени создатели алгоритмов могут манипулировать людьми. Но в последнее время мой фокус перемещается с владельцев платформ и создателей механизмов манипуляций на самих пользователей — людей, без которых эти системы не работали бы. Никакого виктимблейминга: меня просто искренне интересует, что же в нашей природе есть такого, что позволяет существовать такому системному надувательству.
Может, проблема все-таки не в алгоритмах и социальных сетях, как явлении? Может, источник всех бед — по-прежнему человеческое невежество?
Именно поэтому мне никогда не нравилось «решение» удалиться из соцсетей и не позволять алгоритмам себя эксплуатировать — и сейчас я понимаю, почему. Потому что если уйти из соцсетей в реальный мир, то общество вокруг всё равно останется тем же. Люди — это и есть социальная сеть, которая всегда обладала способностью модифицировать поведение индивида и до эпохи алгоритмов.
Поэтому не надо уходить из социальных сетей — их нужно делать лучше. Напишите правду. Не репостите говно. Поставьте лайк годному контенту. Расшарьте этот пост.
Фейковые новости репостят на 70% чаще. Самые популярные фейковые новости читали вплоть до 100 000 человек, тогда как правдивые новости редко добирались даже до 1000 пользователей.
В целом фейковые новости набирают 1500 прочтений в шесть раз быстрее, чем правдивые. Ложные новости о бизнесе, терроризме и войне, науке и технологиях, шоу бизнесе – распространяются значительно быстрее правдивых новостей на те же темы. Но быстрее всего расходятся политические фейк ньюз.
Один из самых интересных выводов, к которым пришли ученые, звучит так: «В отличие от общепринятого мнения, роботы ускоряли распространение и правдивых, и ложных новостей с одинаковой силой. Так что именно люди, а не роботы, ответственны за большую популярность фейковых, а не достоверных новостей».
Я уже несколько лет изучаю надзорный капитализм и механизмы соцсетей и пишу о них статьи. Я прекрасно понимаю, до какой степени создатели алгоритмов могут манипулировать людьми. Но в последнее время мой фокус перемещается с владельцев платформ и создателей механизмов манипуляций на самих пользователей — людей, без которых эти системы не работали бы. Никакого виктимблейминга: меня просто искренне интересует, что же в нашей природе есть такого, что позволяет существовать такому системному надувательству.
Может, проблема все-таки не в алгоритмах и социальных сетях, как явлении? Может, источник всех бед — по-прежнему человеческое невежество?
Именно поэтому мне никогда не нравилось «решение» удалиться из соцсетей и не позволять алгоритмам себя эксплуатировать — и сейчас я понимаю, почему. Потому что если уйти из соцсетей в реальный мир, то общество вокруг всё равно останется тем же. Люди — это и есть социальная сеть, которая всегда обладала способностью модифицировать поведение индивида и до эпохи алгоритмов.
Поэтому не надо уходить из социальных сетей — их нужно делать лучше. Напишите правду. Не репостите говно. Поставьте лайк годному контенту. Расшарьте этот пост.
Forwarded from Настигло
Cогласны ли вы получать удовольствие исключительно от просмотра порно или чувствовать беспокойство, если долго не проверяли оповещения смартфона?
Вряд ли.
Но, к сожалению, вас никто не спрашивает.
Желания не нуждаются в осознании. Знаем ли мы о работе системы поощрения или нет — она влияет на наше поведение.
Активация системы поощрения (то есть стимуляция желаний) помимо нашего осознания — главная цель рынка. Способов активации дофаминергических путей столько, что, возможно, именно этой постоянной стимуляцией чрезмерного выброса дофамина и обусловлены многие психологические проблемы общества гиперпотребления.
Привычка к сверхнормальным выбросам дофамина делает простые и важные вещи вроде сна, еды и дружеских отношений «недостаточно мотивирующими»: перестимулированный мозг перестает считать привлекательным то, что помогало нам выживать раньше. Что уж говорить о достижении долгосрочных целей! В то же время повышенная чувствительность системы поощрения делает нас уязвимыми к любым сверхстимулирующим вещам — и к зависимости. Это приводит к нарушению мотивации, располагая к развитию клинической депрессии.
Неудовлетворенность, зависимость, депрессия — портрет героя нашего времени.
Механизм поощрения выработался, помогая ориентироваться, что для нас полезно. Но теперь он оказывает нам медвежью услугу, ведь онлайн-магазины, игры, приложения для быстрого секса, доступный заказ наркотиков, всегда открытые супермаркеты и рестораны связаны в большую дофаминергическую систему «взлома» мозга. Нейропластичность — естественная особенность мозга, и ее можно эксплуатировать и влиять на наши психофизиологию, эмоциональность и убеждения.
Химия мозга заставляет нас гнаться за тем, чего мы не хотим, получать то, что нам не нужно, только для того, чтобы еще сильнее разжечь зуд ожидания награды. Эффективность многократного повторения рекламы и механизмы пропаганды доказывают: с помощью обучения человеческий мозг можно настроить на потребности и эмоции, которые мы сами не выбираем.
Я называю среду, организованную с целью манипулирования нашей системой поощрения, дофаминергической архитектурой. Дофаминергическая архитектура — это химическая формула симулякра, который французский философ Жан Бодрийяр считал структурной единицей современной реальности. «Все — соблазн, и нет ничего, кроме соблазна», — писал он.
Экономику, построенную на стимулировании нашей мотивации экстра-выбросами дофамина, я называю дофаномикой.
В экономической системе цифровой эпохи постоянная стимуляция системы поощрения стала главным двигателем потребления. Классический термин «экономика» подразумевает акцент на постоянное производство благ, необходимых для жизнедеятельности людей и развития общества. Современный цифровой рынок производит виртуальный опыт, главная задача которого — выработка дофаминовой мотивации и фокусирование внимания пользователей, которые платформы затем продают рекламодателям (поэтому эту экономику часто называют экономикой внимания).
И, как и все злые фокусы, дофаномика лучше работает тогда, когда мы о ней не знаем.
Одна из самых объёмных частей моей книги «Homo Mutabilis» посвящена дофамину и механике формирования нехимических зависимостей (различных типов аддиктивного поведения). Несмотря на то, что слово «дофамин» очень популярно, мало кто в полном объёме представляет роль этого нейромедиатора в жизни человека в частности и общества в целом. Но это знание крайне важно для всех, кто хочет понимать, что за драйвы управляют его поведением и как можно делать свои выборы более осознанно.
p.s. Я думаю, было бы здорово написать отдельную книгу о дофаномике, кортизолитике (политике страха/безопасности) и серотонансах (власти и финансах) — но чёто термины какие-то неуклюжие пока что.
#homo_mutabilis #травкина_мозг #травкина_осознанность
Вряд ли.
Но, к сожалению, вас никто не спрашивает.
Желания не нуждаются в осознании. Знаем ли мы о работе системы поощрения или нет — она влияет на наше поведение.
Активация системы поощрения (то есть стимуляция желаний) помимо нашего осознания — главная цель рынка. Способов активации дофаминергических путей столько, что, возможно, именно этой постоянной стимуляцией чрезмерного выброса дофамина и обусловлены многие психологические проблемы общества гиперпотребления.
Привычка к сверхнормальным выбросам дофамина делает простые и важные вещи вроде сна, еды и дружеских отношений «недостаточно мотивирующими»: перестимулированный мозг перестает считать привлекательным то, что помогало нам выживать раньше. Что уж говорить о достижении долгосрочных целей! В то же время повышенная чувствительность системы поощрения делает нас уязвимыми к любым сверхстимулирующим вещам — и к зависимости. Это приводит к нарушению мотивации, располагая к развитию клинической депрессии.
Неудовлетворенность, зависимость, депрессия — портрет героя нашего времени.
Механизм поощрения выработался, помогая ориентироваться, что для нас полезно. Но теперь он оказывает нам медвежью услугу, ведь онлайн-магазины, игры, приложения для быстрого секса, доступный заказ наркотиков, всегда открытые супермаркеты и рестораны связаны в большую дофаминергическую систему «взлома» мозга. Нейропластичность — естественная особенность мозга, и ее можно эксплуатировать и влиять на наши психофизиологию, эмоциональность и убеждения.
Химия мозга заставляет нас гнаться за тем, чего мы не хотим, получать то, что нам не нужно, только для того, чтобы еще сильнее разжечь зуд ожидания награды. Эффективность многократного повторения рекламы и механизмы пропаганды доказывают: с помощью обучения человеческий мозг можно настроить на потребности и эмоции, которые мы сами не выбираем.
Я называю среду, организованную с целью манипулирования нашей системой поощрения, дофаминергической архитектурой. Дофаминергическая архитектура — это химическая формула симулякра, который французский философ Жан Бодрийяр считал структурной единицей современной реальности. «Все — соблазн, и нет ничего, кроме соблазна», — писал он.
Экономику, построенную на стимулировании нашей мотивации экстра-выбросами дофамина, я называю дофаномикой.
В экономической системе цифровой эпохи постоянная стимуляция системы поощрения стала главным двигателем потребления. Классический термин «экономика» подразумевает акцент на постоянное производство благ, необходимых для жизнедеятельности людей и развития общества. Современный цифровой рынок производит виртуальный опыт, главная задача которого — выработка дофаминовой мотивации и фокусирование внимания пользователей, которые платформы затем продают рекламодателям (поэтому эту экономику часто называют экономикой внимания).
И, как и все злые фокусы, дофаномика лучше работает тогда, когда мы о ней не знаем.
Одна из самых объёмных частей моей книги «Homo Mutabilis» посвящена дофамину и механике формирования нехимических зависимостей (различных типов аддиктивного поведения). Несмотря на то, что слово «дофамин» очень популярно, мало кто в полном объёме представляет роль этого нейромедиатора в жизни человека в частности и общества в целом. Но это знание крайне важно для всех, кто хочет понимать, что за драйвы управляют его поведением и как можно делать свои выборы более осознанно.
p.s. Я думаю, было бы здорово написать отдельную книгу о дофаномике, кортизолитике (политике страха/безопасности) и серотонансах (власти и финансах) — но чёто термины какие-то неуклюжие пока что.
#homo_mutabilis #травкина_мозг #травкина_осознанность
alpinabook.ru
Homo Mutabilis: Как наука о мозге помогла мне преодолеть стереотипы, поверить в себя и круто изменить жизнь — купить книгу Насти…
Homo Mutabilis: Как наука о мозге помогла мне преодолеть стереотипы, поверить в себя и круто изменить жизнь, Автор Настя Травкина в форматах fb2, txt, epub, pdf, mp3, аудио книга. Гарантируем низкие цены, доставка курьером и в пункты выдачи от 99 руб. Издательство…
США против Гугла
Министерство юстиции США выдвинуло против Google иск, обвиняющий компанию в незаконной защите своей монополии на рынке поисковиков и поисковой рекламы. Дело курирует лично генеральный прокурор США Билл Барр, представитель республиканской партии и personal fixer Дональда Трампа. Его поддерживает и демократическая партия в лице Элизабет Уоррен – самого громкого голоса, призывающего разломать Big Tech.
Суть претензий: Google договаривался с компаниями о предустановке своего поисковика на их мобильных устройствах и браузерах, запрещал им предустанавливать другие поисковики, а пользователям — удалять Google с телефона.
Один из главных пунктов обвинения в монополизации поискового рынка – эксклюзивный доступ Google к устройствам Apple.
C момента запуска iPhone в 2007 году Google был дефолтным поисковым движком на яблочном смартфоне. «Google платит Apple миллиарды долларов, полученных от рекламы (от 8 до 12 млрд долларов в год), в обмен на эксклюзивный доступ к массивной базе пользователей Apple», — говорится в обвинении. Деньги, полученные от Google, составляют одну пятую от всей чистой прибыли «яблока».
Вкратце напомню, чем чистая прибыль отличается от дохода.
Доход Apple ($260 млрд в 2019) – это все деньги, которые компания получила, продавая товары и услуги.
Чистая прибыль Apple ($55 млрд в 2019) – это доход минус траты на содержание бизнеса: рекламу, логистику и т.д.
Выплаты Google занимают уникальное место в финансовой структуре Apple: они не требуют от яблочной компании почти никаких дополнительных расходов и составляют 15-20% всей чистой прибыли.
В Google отвечают, что их выплаты Apple ничем не отличаются, например, от выплат Coca-Cola супермаркетеу за место на самой видной полке. Да и вообще они считают, что их продукт просто значительно превосходит все остальные, поэтому он такой популярный.
Это дело уже называют самым громким после аналогичного иска против Microsoft в конце 90-х.
Тогда Microsoft обвиняли, что она предустанавливает Internet Explorer на все компьютеры с Windows, а значит — пользуется своим монопольным положением на рынке операционных систем, чтобы выиграть на набиравшем популярность рынке браузеров. Формально тот иск не привел к тяжелым последствиям, но Microsoft на некоторое время стала чуть сдержанее пользоваться своей монополией, а Билл Гейтс покинул пост CEO компании.
Пока рано говорить, к чему приведет дело «США против Google». Но уже сейчас ясно, что дело, открытое за две недели до выборов президента, играет на руку республиканцу Дональду Трампу.
Даже Элизабер Уоррен — левацкий демократ, неоднократно призывавшая уволить Генерального прокурора Барра, как прихвостня Трампа — говорит, что не может не поддержать Барра в этом иске. Это дело как бы доказывает республиканским избирателям и даже части демократов, что Трамп таки борется с олигархами.
И тем не менее, в день объявления об открытии антимонопольного расследования акции Alphabet (материнской компании Google) выросли на 1%.
Министерство юстиции США выдвинуло против Google иск, обвиняющий компанию в незаконной защите своей монополии на рынке поисковиков и поисковой рекламы. Дело курирует лично генеральный прокурор США Билл Барр, представитель республиканской партии и personal fixer Дональда Трампа. Его поддерживает и демократическая партия в лице Элизабет Уоррен – самого громкого голоса, призывающего разломать Big Tech.
Суть претензий: Google договаривался с компаниями о предустановке своего поисковика на их мобильных устройствах и браузерах, запрещал им предустанавливать другие поисковики, а пользователям — удалять Google с телефона.
Один из главных пунктов обвинения в монополизации поискового рынка – эксклюзивный доступ Google к устройствам Apple.
C момента запуска iPhone в 2007 году Google был дефолтным поисковым движком на яблочном смартфоне. «Google платит Apple миллиарды долларов, полученных от рекламы (от 8 до 12 млрд долларов в год), в обмен на эксклюзивный доступ к массивной базе пользователей Apple», — говорится в обвинении. Деньги, полученные от Google, составляют одну пятую от всей чистой прибыли «яблока».
Вкратце напомню, чем чистая прибыль отличается от дохода.
Доход Apple ($260 млрд в 2019) – это все деньги, которые компания получила, продавая товары и услуги.
Чистая прибыль Apple ($55 млрд в 2019) – это доход минус траты на содержание бизнеса: рекламу, логистику и т.д.
Выплаты Google занимают уникальное место в финансовой структуре Apple: они не требуют от яблочной компании почти никаких дополнительных расходов и составляют 15-20% всей чистой прибыли.
В Google отвечают, что их выплаты Apple ничем не отличаются, например, от выплат Coca-Cola супермаркетеу за место на самой видной полке. Да и вообще они считают, что их продукт просто значительно превосходит все остальные, поэтому он такой популярный.
Это дело уже называют самым громким после аналогичного иска против Microsoft в конце 90-х.
Тогда Microsoft обвиняли, что она предустанавливает Internet Explorer на все компьютеры с Windows, а значит — пользуется своим монопольным положением на рынке операционных систем, чтобы выиграть на набиравшем популярность рынке браузеров. Формально тот иск не привел к тяжелым последствиям, но Microsoft на некоторое время стала чуть сдержанее пользоваться своей монополией, а Билл Гейтс покинул пост CEO компании.
Пока рано говорить, к чему приведет дело «США против Google». Но уже сейчас ясно, что дело, открытое за две недели до выборов президента, играет на руку республиканцу Дональду Трампу.
Даже Элизабер Уоррен — левацкий демократ, неоднократно призывавшая уволить Генерального прокурора Барра, как прихвостня Трампа — говорит, что не может не поддержать Барра в этом иске. Это дело как бы доказывает республиканским избирателям и даже части демократов, что Трамп таки борется с олигархами.
И тем не менее, в день объявления об открытии антимонопольного расследования акции Alphabet (материнской компании Google) выросли на 1%.
Почему важны слова
Видите ли вы разницу между «глобальным потеплением» и «изменениями климата»? Она огромна.
Фрэнк Лунц – один из самых ярких республиканских политтехнологов. Его задача – изучение общественного мнения и создание нарративов, которые максимально эффективно воздействовали бы на массовое сознание и работали бы на руку определенным политикам.
Именно благодаря Лунцу «глобальное потепление» стали называть «изменением климата», а «налог на недвижимость» — «налогом на смерть» (налог на наследство имущества умершего родственника).
В чем трюк?
«Глобальное потепление» звучит угрожающе, вызывая в воображении образы тающих ледников, лесные пожары и так далее. А о чем вы думаете, услышав термин «изменения климата»? Скорее, о том, что климат меняется: то теплее, то холоднее – как времена года, только цикл длиннее.
Эта мысль звучит достаточно убедительно, чтобы многие засомневались в экзистенциальной угрозе планете или, как минимум, воспринимали ее менее радикально. Благодаря этой смене терминов Дональд Трамп может на голубом глазу заявлять, что климат «ходит волнами» и температура может вернуться на прежний уровень.
Что касается налога на наследство, демократы настаивают, что он затрагивает в первую очередь сверхбогатые семьи, которым принадлежит большая часть недвижимости и земли в США. Налог с передачи этих богатств по наследству позволяет хоть как-то перераспределить их и сделать шаг в сторону большей социальной справедливости. Сторонники борьбы против неравенства называют его «налогом на недвижимость» и настаивают, что его нужно увеличить.
Но если назвать налог на недвижимость «налогом на смерть», можно затронуть чувства тех людей, которые надеются передать своим детям хоть что-то — например, чувства небольшого количества фермеров, владеющих землей. При такой подаче людям кажется, что «налог на смерть» коснется и их: они даже забывают, что у них у самих нет имущества, подпадающего под налог — а умирать придется всем.
Только на первый взгляд кажется, что речь идет всего лишь о синонимах. Замена одной формулировки другой в обоих случаях изменила общественную дискуссию и то, как люди видят реальность. Да вы и сами наверняка можете привести достаточно примеров, когда замена формулировок меняло то, как окружающие воспринимали ту или иную проблему.
Видите ли вы разницу между «глобальным потеплением» и «изменениями климата»? Она огромна.
Фрэнк Лунц – один из самых ярких республиканских политтехнологов. Его задача – изучение общественного мнения и создание нарративов, которые максимально эффективно воздействовали бы на массовое сознание и работали бы на руку определенным политикам.
Именно благодаря Лунцу «глобальное потепление» стали называть «изменением климата», а «налог на недвижимость» — «налогом на смерть» (налог на наследство имущества умершего родственника).
В чем трюк?
«Глобальное потепление» звучит угрожающе, вызывая в воображении образы тающих ледников, лесные пожары и так далее. А о чем вы думаете, услышав термин «изменения климата»? Скорее, о том, что климат меняется: то теплее, то холоднее – как времена года, только цикл длиннее.
Эта мысль звучит достаточно убедительно, чтобы многие засомневались в экзистенциальной угрозе планете или, как минимум, воспринимали ее менее радикально. Благодаря этой смене терминов Дональд Трамп может на голубом глазу заявлять, что климат «ходит волнами» и температура может вернуться на прежний уровень.
Что касается налога на наследство, демократы настаивают, что он затрагивает в первую очередь сверхбогатые семьи, которым принадлежит большая часть недвижимости и земли в США. Налог с передачи этих богатств по наследству позволяет хоть как-то перераспределить их и сделать шаг в сторону большей социальной справедливости. Сторонники борьбы против неравенства называют его «налогом на недвижимость» и настаивают, что его нужно увеличить.
Но если назвать налог на недвижимость «налогом на смерть», можно затронуть чувства тех людей, которые надеются передать своим детям хоть что-то — например, чувства небольшого количества фермеров, владеющих землей. При такой подаче людям кажется, что «налог на смерть» коснется и их: они даже забывают, что у них у самих нет имущества, подпадающего под налог — а умирать придется всем.
Только на первый взгляд кажется, что речь идет всего лишь о синонимах. Замена одной формулировки другой в обоих случаях изменила общественную дискуссию и то, как люди видят реальность. Да вы и сами наверняка можете привести достаточно примеров, когда замена формулировок меняло то, как окружающие воспринимали ту или иную проблему.
Словарь цифровой осознанности: снэк-новости
«Snack news» называют особую форму подачи новостей в интернете. Часто она подразумевает только заголовок, короткий тизер, картинку и сигналы социальной поддержки (лайки, шеры, комментарии) — без подробностей.
Люди часто заполняют соцсетями паузы между активными занятиями, а снэк-новости удовлетворяют их потребность в быстром «информационном перекусе»: его легко и приятно потреблять, он не требует практически никаких ментальных усилий для переработки и усвоения. Снэк-новости помогают ознакомиться с тем, что происходит, но не разобраться в сути происходящего.
Засилие снэк-новостей в социальных сетях, на стартовых страницах браузеров и в новостных приложениях привело к тому, что такие «новостные перекусы» стали основной формой потребления новостей. Вероятность того, что пользователь пройдет по ссылке и прочитает новость целиком, крайне мала: в 2015 году пользователи Facebook открывали только 7% новостных ссылок. Выходит, информационная диета многих пользователей состоит из бесконечных перекусов без основных блюд.
Загвоздка в том, что такой способ потребления новостей создает иллюзию знаний, даже если объективно пользователь ничего не узнает.
Исследование 2019 года показало, что люди, которые несколько раз встретили снэк-новость в ленте, но не прошли по ссылке и не прочитали новость целиком, высказывают более однозначные суждения по теме новости и большую готовность ее обсуждать, чем люди, прочитавшие новость целиком на сайте. Более того, те, кто несколько раз встретил снэк-новости в ленте, чувствуют, что разбираются в предмете лучше, чем прочитавшие новость целиком.
Из-за того, что алгоритмы соцсетей настроены так, чтобы показывать вам похожие новости, одна и та же новость появляется для вас в постах разных изданий и пользователей. Исследования поведенческой экономики показывают, что повторение приводит к узнаваемости, а то, что мы знаем, мы склонны считать правдой: как пишет Даниель Канеман, «отличить истину от чего-то знакомого нелегко».
#чнс_словарь
«Snack news» называют особую форму подачи новостей в интернете. Часто она подразумевает только заголовок, короткий тизер, картинку и сигналы социальной поддержки (лайки, шеры, комментарии) — без подробностей.
Люди часто заполняют соцсетями паузы между активными занятиями, а снэк-новости удовлетворяют их потребность в быстром «информационном перекусе»: его легко и приятно потреблять, он не требует практически никаких ментальных усилий для переработки и усвоения. Снэк-новости помогают ознакомиться с тем, что происходит, но не разобраться в сути происходящего.
Засилие снэк-новостей в социальных сетях, на стартовых страницах браузеров и в новостных приложениях привело к тому, что такие «новостные перекусы» стали основной формой потребления новостей. Вероятность того, что пользователь пройдет по ссылке и прочитает новость целиком, крайне мала: в 2015 году пользователи Facebook открывали только 7% новостных ссылок. Выходит, информационная диета многих пользователей состоит из бесконечных перекусов без основных блюд.
Загвоздка в том, что такой способ потребления новостей создает иллюзию знаний, даже если объективно пользователь ничего не узнает.
Исследование 2019 года показало, что люди, которые несколько раз встретили снэк-новость в ленте, но не прошли по ссылке и не прочитали новость целиком, высказывают более однозначные суждения по теме новости и большую готовность ее обсуждать, чем люди, прочитавшие новость целиком на сайте. Более того, те, кто несколько раз встретил снэк-новости в ленте, чувствуют, что разбираются в предмете лучше, чем прочитавшие новость целиком.
Из-за того, что алгоритмы соцсетей настроены так, чтобы показывать вам похожие новости, одна и та же новость появляется для вас в постах разных изданий и пользователей. Исследования поведенческой экономики показывают, что повторение приводит к узнаваемости, а то, что мы знаем, мы склонны считать правдой: как пишет Даниель Канеман, «отличить истину от чего-то знакомого нелегко».
#чнс_словарь
Экономический кризис сильнее ударит по женщинам
Изучаю прогнозы последствий пандемии для экономики в целом и для людей в частности. Из всех отчетов следует: «НЕРАВЕНСТВО» — как ни крути, куда ни смотри, оно будет только радикально увеличиваться. Нет никаких аспектов, в которых пандемия как-то сгладила бы эту проблему, или дала надежду на ее решение в будущем.
Возьмем для примера женщин.
По оценке Международной организации труда, на долю женщин придется две трети работ, потерянных во время пандемии, но не восстановившихся после нее.
А у тех женщин, кто не лишились работы из-за пандемии, тоже не все в порядке: каждая четвертая женщина готова отказаться от развития карьеры, выяснил опрос McKinsey.
Одна из главных причин – выгорание и истощение. Вместе с локдауном позакрывались школы с садами, аутсорс уборки и готовки также стал невозможным – и эти обязанности опять обвалились преимущественно на женщин.
Матери в три раза чаще отцов отвечают за большую часть работы по дому и уходу за детьми и в полтора раза чаще отцов тратят на это больше трех часов в день. Причем мужчины часто не понимают этого и отрицают, что большая часть домашних обязанностей выполняют их жены: с утверждением «я поровну разделяю обязанности по дому с моим партнером» согласны 72% отцов и только 44% матерей.
Ну и так далее.
А для контраста одна простая цифра: за время пандемии в Китае появилось 257 новых миллиардеров. Будьте уверены, что большинство из них – мужчины.
Изучаю прогнозы последствий пандемии для экономики в целом и для людей в частности. Из всех отчетов следует: «НЕРАВЕНСТВО» — как ни крути, куда ни смотри, оно будет только радикально увеличиваться. Нет никаких аспектов, в которых пандемия как-то сгладила бы эту проблему, или дала надежду на ее решение в будущем.
Возьмем для примера женщин.
По оценке Международной организации труда, на долю женщин придется две трети работ, потерянных во время пандемии, но не восстановившихся после нее.
А у тех женщин, кто не лишились работы из-за пандемии, тоже не все в порядке: каждая четвертая женщина готова отказаться от развития карьеры, выяснил опрос McKinsey.
Одна из главных причин – выгорание и истощение. Вместе с локдауном позакрывались школы с садами, аутсорс уборки и готовки также стал невозможным – и эти обязанности опять обвалились преимущественно на женщин.
Матери в три раза чаще отцов отвечают за большую часть работы по дому и уходу за детьми и в полтора раза чаще отцов тратят на это больше трех часов в день. Причем мужчины часто не понимают этого и отрицают, что большая часть домашних обязанностей выполняют их жены: с утверждением «я поровну разделяю обязанности по дому с моим партнером» согласны 72% отцов и только 44% матерей.
Ну и так далее.
А для контраста одна простая цифра: за время пандемии в Китае появилось 257 новых миллиардеров. Будьте уверены, что большинство из них – мужчины.
Британские ученые предлагают каждые несколько месяцев устраивать «превентивные локдауны» длиной в две недели. Это поможет сдерживать скорость распространения инфекции и контролировать количество госпитализаций и смертей, а также минимизирует ущерб для психики людей.
В отличие от большинства моих знакомых, я не эксперт в вопросах медицины и вирусологии, поэтому не берусь судить об эффективности таких мер с точки зрения эпидемиологии. Но с точки зрения экономики, такие локдауны по расписанию могут задать стабильный бит, под который будет умирать старый экономический строй и в полную силу развернется четвертая промышленная революция. Это в каком-то смысле гуманнее, чем стихийные локдауны на неопределенные сроки.
Вообще, мое понимание пандемии и локдаунов задал Билл Гейтс в своем апрельском эссе для журнала The Economist. Он писал:
«В конце Второй мировой войны лидеры стран создали международные организации вроде ООН для предотвращения дальнейших конфликтов. После covid-19 они подготовят учреждения для предотвращения следующих пандемий.
Это будет смесь национальных, региональных и глобальных организаций. Я рассчитываю, что они будут регулярно принимать участие в «микробных играх» так же, как сейчас военные участвуют в военных играх, чтобы мы были готовы к следующему разу, когда неизвестный нам вирус перепрыгнет от летучих мышей и птиц на людей. Еще это подготовит нас к сценарию, в котором злоумышленники создают инфекционное заболевание в домашних лабораториях и пытаются использовать его как оружие. Готовясь к пандемиям, мир также будет защищать себя от актов биотерроризма».
Как и в период мировых войн, роль правительств в жизни граждан многократно возрастает: нормальными считаются такие вмешательство в жизнь общества и меры контроля, которые в мирное время просто невозможны. Народ не только не препятствует — но и приветствует их, хотя людям это дорого обходится.
Это бескровный по военным меркам способ перезапустить мировую систему.
Пока большинство людей озабочено вопросом выживания и угрозой со стороны вируса, правительства стран решают системные вопросы: роботизация и удаленная работа, нормализация слежки, биополитика.
Сovid-19, по прогнозу Гейтса, уйдет во второй половине 2021, но технологии контроля и управления останутся: плановые локдауны, цифровая слежка, интернет вещей и виртуальные офисы – все это теперь уже навсегда.
Заканчивается эссе Гейтса очень понятным объяснением того, на какой фазе трансформации мирового порядка мы находимся: «Это не конец. Это даже не начало конца. Но, возможно, это конец начала».
В отличие от большинства моих знакомых, я не эксперт в вопросах медицины и вирусологии, поэтому не берусь судить об эффективности таких мер с точки зрения эпидемиологии. Но с точки зрения экономики, такие локдауны по расписанию могут задать стабильный бит, под который будет умирать старый экономический строй и в полную силу развернется четвертая промышленная революция. Это в каком-то смысле гуманнее, чем стихийные локдауны на неопределенные сроки.
Вообще, мое понимание пандемии и локдаунов задал Билл Гейтс в своем апрельском эссе для журнала The Economist. Он писал:
«В конце Второй мировой войны лидеры стран создали международные организации вроде ООН для предотвращения дальнейших конфликтов. После covid-19 они подготовят учреждения для предотвращения следующих пандемий.
Это будет смесь национальных, региональных и глобальных организаций. Я рассчитываю, что они будут регулярно принимать участие в «микробных играх» так же, как сейчас военные участвуют в военных играх, чтобы мы были готовы к следующему разу, когда неизвестный нам вирус перепрыгнет от летучих мышей и птиц на людей. Еще это подготовит нас к сценарию, в котором злоумышленники создают инфекционное заболевание в домашних лабораториях и пытаются использовать его как оружие. Готовясь к пандемиям, мир также будет защищать себя от актов биотерроризма».
Как и в период мировых войн, роль правительств в жизни граждан многократно возрастает: нормальными считаются такие вмешательство в жизнь общества и меры контроля, которые в мирное время просто невозможны. Народ не только не препятствует — но и приветствует их, хотя людям это дорого обходится.
Это бескровный по военным меркам способ перезапустить мировую систему.
Пока большинство людей озабочено вопросом выживания и угрозой со стороны вируса, правительства стран решают системные вопросы: роботизация и удаленная работа, нормализация слежки, биополитика.
Сovid-19, по прогнозу Гейтса, уйдет во второй половине 2021, но технологии контроля и управления останутся: плановые локдауны, цифровая слежка, интернет вещей и виртуальные офисы – все это теперь уже навсегда.
Заканчивается эссе Гейтса очень понятным объяснением того, на какой фазе трансформации мирового порядка мы находимся: «Это не конец. Это даже не начало конца. Но, возможно, это конец начала».
Политический микротаргетинг и яд в системе
Чтобы предвыборный микротаргетинг работал, нужно соединить несколько вещей: данные об избирателе, подходящее ему послание и средство его доставки. Один из самых крупных сборщиков данных об избирателях – Facebook. Он же – самое популярное средство доставки посланий. А составлением самого месседжа занимаются избирательные штабы кандидатов.
Есть мега-послания, например «Yes, we can» Обамы или «Make America Great Again» Трампа, рассчитанные на максимально широкую аудиторию. Но для микротаргетинга в соцсетях послания утончаются и подстраиваются под максимально узкие категории избирателей. Поэтому избирательные штабы создают сотни тысяч разных видов рекламы, чтобы попасть в конкретных людей.
Например, какому-то республиканцу плевать на рабочие места и нефтяную индустрию, зато его заботит сохранение права на владение оружием. Микротаргетинг позволяет определить, в каком виде ему лучше донести, что Трамп поддерживает его право иметь дома автомат: на баннере с нарисованной винтовкой, с лицом Трампа или с карикатурным грабителем в маске, которого нечем будет пристрелить, если к власти придут демократы.
Чтобы попадать нужной рекламой в нужного избирателя, необходимо иметь максимально точный психографический профиль человека: знать его психологические особенности, привычки, симпатии и антипатии, страхи и так далее. На выборах в Америке в ходу профили с несколькими сотнями «точек» данных по каждому человеку: от имени и номера телефона до любимых сайтов и проблем с алкоголем. Все эти данные есть у Facebook и еще нескольких крупных надзорных капиталистов – сбором и анализом таких данных они зарабатывают себе на хлеб.
Исследователи из New York University недавно создали специальный плагин, с помощью которого 6500 добровольцев получили возможность посмотреть на себя глазами Facebook (и политиков) и узнать, какие их характеристики помогли старгетировать определенную рекламу именно на них. Это вызвало недетское возмущение у компании Цукерберга, которая требует заблокировать плагин и прекратить незаконный сбор «фейсбук-информации людей», хахаха.
Ad Observer (так называется плагин исследователей из NYU) показал, что и республиканцы, и демократы активно пользуются микротаргетингом на основе данных из фейсбука. Но еще интереснее, что обе партии используют не только собранные соцсетью данные, но и пользуются какими-то сторонними источниками, которые позволяют им узнать поименно, кто их целевая аудитория. Так что в фейсбуке они таргетируют свою рекламу на аккаунты конкретных пользователей! Это уже не просто категория “все американцы от 18 до 65, которым нравятся оружие и госпелы”, — это именно “Джо Данн и Кейти Бинн”.
Вообще, соцсети и микротаргетинг выводят идею демократии на новый уровень: политики годами изучают свой электорат, знают каждого поименно и знают, чего этот каждый хочет. Это вроде как даже реальный шанс, что твой голос услышат и прислушаются конкретно к тебе, а не усредненному избирателю.
Так всё могло бы работать. Но на деле — работает не так.
На деле такое четкое понимание избирателей почему-то приводит политиков к решению радикализироваться в своих заявлениях. Как следствие, люди все больше приветствуют насилие. Сторонники разных партий все сильнее ненавидят друг друга и не хотят слушать оппонентов.
Я опять прихожу к мысли, что Facebook не особо виноват в том, какие люди в целом и политики в частности населяют Землю.
Микротаргетинг и сеть Цукербрега можно использовать для помощи и поддержки. Но почему-то вместо этого она транслирует яд.
Стоит ли казнить посланника, или дело в послании?
Чтобы предвыборный микротаргетинг работал, нужно соединить несколько вещей: данные об избирателе, подходящее ему послание и средство его доставки. Один из самых крупных сборщиков данных об избирателях – Facebook. Он же – самое популярное средство доставки посланий. А составлением самого месседжа занимаются избирательные штабы кандидатов.
Есть мега-послания, например «Yes, we can» Обамы или «Make America Great Again» Трампа, рассчитанные на максимально широкую аудиторию. Но для микротаргетинга в соцсетях послания утончаются и подстраиваются под максимально узкие категории избирателей. Поэтому избирательные штабы создают сотни тысяч разных видов рекламы, чтобы попасть в конкретных людей.
Например, какому-то республиканцу плевать на рабочие места и нефтяную индустрию, зато его заботит сохранение права на владение оружием. Микротаргетинг позволяет определить, в каком виде ему лучше донести, что Трамп поддерживает его право иметь дома автомат: на баннере с нарисованной винтовкой, с лицом Трампа или с карикатурным грабителем в маске, которого нечем будет пристрелить, если к власти придут демократы.
Чтобы попадать нужной рекламой в нужного избирателя, необходимо иметь максимально точный психографический профиль человека: знать его психологические особенности, привычки, симпатии и антипатии, страхи и так далее. На выборах в Америке в ходу профили с несколькими сотнями «точек» данных по каждому человеку: от имени и номера телефона до любимых сайтов и проблем с алкоголем. Все эти данные есть у Facebook и еще нескольких крупных надзорных капиталистов – сбором и анализом таких данных они зарабатывают себе на хлеб.
Исследователи из New York University недавно создали специальный плагин, с помощью которого 6500 добровольцев получили возможность посмотреть на себя глазами Facebook (и политиков) и узнать, какие их характеристики помогли старгетировать определенную рекламу именно на них. Это вызвало недетское возмущение у компании Цукерберга, которая требует заблокировать плагин и прекратить незаконный сбор «фейсбук-информации людей», хахаха.
Ad Observer (так называется плагин исследователей из NYU) показал, что и республиканцы, и демократы активно пользуются микротаргетингом на основе данных из фейсбука. Но еще интереснее, что обе партии используют не только собранные соцсетью данные, но и пользуются какими-то сторонними источниками, которые позволяют им узнать поименно, кто их целевая аудитория. Так что в фейсбуке они таргетируют свою рекламу на аккаунты конкретных пользователей! Это уже не просто категория “все американцы от 18 до 65, которым нравятся оружие и госпелы”, — это именно “Джо Данн и Кейти Бинн”.
Вообще, соцсети и микротаргетинг выводят идею демократии на новый уровень: политики годами изучают свой электорат, знают каждого поименно и знают, чего этот каждый хочет. Это вроде как даже реальный шанс, что твой голос услышат и прислушаются конкретно к тебе, а не усредненному избирателю.
Так всё могло бы работать. Но на деле — работает не так.
На деле такое четкое понимание избирателей почему-то приводит политиков к решению радикализироваться в своих заявлениях. Как следствие, люди все больше приветствуют насилие. Сторонники разных партий все сильнее ненавидят друг друга и не хотят слушать оппонентов.
Я опять прихожу к мысли, что Facebook не особо виноват в том, какие люди в целом и политики в частности населяют Землю.
Микротаргетинг и сеть Цукербрега можно использовать для помощи и поддержки. Но почему-то вместо этого она транслирует яд.
Стоит ли казнить посланника, или дело в послании?
Словарь цифровой осознанности: спираль молчания
Спиралью молчания называют теорию, согласно которой люди склонны выражать идеи, созвучные с мнением большинства, а отличные от доминирующих мнений — замалчивать.
Мониторя соцсети, медиа и других пользователей, мы бессознательно усваиваем доминирующие в текущий момент мнения по множеству аспектов жизни общества. Если наше личное мнение совпадает с доминирующим, мы склонны высказывать его: писать посты и комментарии, ставить отметки социального одобрения (лайки). Если же отличается – то мы замалчиваем его. Так в обществе устанавливается доминирующие идеи, а непопулярные мнения оказываются на конце этой спирали молчания и постепенно исчезают из социального пространства.
В основе спиралей молчания лежит страх социальной изоляции индивида. Нам кажется, что если мы будем высказывать мнение, отличное от общепринятого, то большинство членов общества отвергнут нас.
Спирали молчания работают в условиях демократии, в которой общественное «доминирующее» мнение заменяет собой цензуру власти: страх быть отвергнутым большинством заставляет людей практиковать самоцензуру и умалчивать свою реальную точку зрения.
К реакциям умалчивания относятся не только воздержание от высказывания, когда человек не постит непопулярное мнение у себя на страничке и не пытается спорить с доминирующей точкой зрения. Человек не ставит лайки и не пишет комментарии поддержки, если встречает в ленте то, с чем он согласен, но что отлично от общепринятого.
Более того, когда в обществе меняет консенсус по какой-то проблеме, люди могут редактировать или стирать старые посты, в которых они высказывали что-то, что теперь не прилично высказывать, цензурируя свои прошлые взгляды в угоду текущему мнению большинства.
В контексте спиралей молчания критерием истинности мнения становится не его обоснованность и рациональность, а популярность (или иллюзия популярности). Это особо опасно, если учесть, что год за годом растет активность социальных ботов, которые повторяют одни мнения и нападают на другие. Наводняя соцсеть однотипными высказываниями, они создают ложное ощущение массовости какого-то мнения, хотя все их сообщения восходят к одному заинтересованному лицу.
Спирали молчания тесно связаны с «эхо-камерами» (повторением одних и тех же мнений, с которыми пользователь согласен) и «пузырями фильтров» (алгоритмическим отсечением всех мнений, с которыми пользователь не согласен).
Из-за этих механизмов мы попадаем в соцсетевые информационные гетто: нас окружают люди с идентичными взглядами, в обществе которых мы нападем на любые отличные от наших мнения.
#чнс_словарь
Спиралью молчания называют теорию, согласно которой люди склонны выражать идеи, созвучные с мнением большинства, а отличные от доминирующих мнений — замалчивать.
Мониторя соцсети, медиа и других пользователей, мы бессознательно усваиваем доминирующие в текущий момент мнения по множеству аспектов жизни общества. Если наше личное мнение совпадает с доминирующим, мы склонны высказывать его: писать посты и комментарии, ставить отметки социального одобрения (лайки). Если же отличается – то мы замалчиваем его. Так в обществе устанавливается доминирующие идеи, а непопулярные мнения оказываются на конце этой спирали молчания и постепенно исчезают из социального пространства.
В основе спиралей молчания лежит страх социальной изоляции индивида. Нам кажется, что если мы будем высказывать мнение, отличное от общепринятого, то большинство членов общества отвергнут нас.
Спирали молчания работают в условиях демократии, в которой общественное «доминирующее» мнение заменяет собой цензуру власти: страх быть отвергнутым большинством заставляет людей практиковать самоцензуру и умалчивать свою реальную точку зрения.
К реакциям умалчивания относятся не только воздержание от высказывания, когда человек не постит непопулярное мнение у себя на страничке и не пытается спорить с доминирующей точкой зрения. Человек не ставит лайки и не пишет комментарии поддержки, если встречает в ленте то, с чем он согласен, но что отлично от общепринятого.
Более того, когда в обществе меняет консенсус по какой-то проблеме, люди могут редактировать или стирать старые посты, в которых они высказывали что-то, что теперь не прилично высказывать, цензурируя свои прошлые взгляды в угоду текущему мнению большинства.
В контексте спиралей молчания критерием истинности мнения становится не его обоснованность и рациональность, а популярность (или иллюзия популярности). Это особо опасно, если учесть, что год за годом растет активность социальных ботов, которые повторяют одни мнения и нападают на другие. Наводняя соцсеть однотипными высказываниями, они создают ложное ощущение массовости какого-то мнения, хотя все их сообщения восходят к одному заинтересованному лицу.
Спирали молчания тесно связаны с «эхо-камерами» (повторением одних и тех же мнений, с которыми пользователь согласен) и «пузырями фильтров» (алгоритмическим отсечением всех мнений, с которыми пользователь не согласен).
Из-за этих механизмов мы попадаем в соцсетевые информационные гетто: нас окружают люди с идентичными взглядами, в обществе которых мы нападем на любые отличные от наших мнения.
#чнс_словарь
